Segezha Group в апреле провела первое IPO в лесной отрасли РФ и привлекла 30 млрд руб. О том, почему котировки компании немного снизились после размещения, сроках увеличения капитализации до 300 млрд руб. и потенциальных покупках “Ъ” рассказал гендиректор компании Михаил Шамолин.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
— Segezha Group провела IPO, получив 30 млрд руб., но потом котировки начали колебаться. Вы ожидаете их роста в ближайшее время?
— Котировки могут упасть сразу после размещения, если книга заявок была искусственно раздута, чтобы получить более высокую цену. В нашем случае такого нет: около половины выставленных на продажу акций купили иностранные стратегические инвесторы, которые обычно заходят в актив на несколько лет. То, что наши акции после размещения немного пошли вниз, объясняется общей негативной конъюнктурой на бирже на фоне новостей об угрозе отключения России от платежной системы SWIFT и т. д. Такие колебания не имеют никакого значения, надо смотреть на котировки на протяжении как минимум полугода, чтобы увидеть устойчивые тренды. Акции будут торговаться в пределах рынка, пока не будет каких-то новостей о нас — запуска завода, ежеквартального отчета или заметного изменения цен на нашу продукцию. И то, что мы не видим резких колебаний после размещения, говорит о том, что компания разместилась по хорошему мультипликатору.
— В процессе размещения вы снижали ценовой диапазон. В чем причина?
— Мы намеренно изначально поставили широкий диапазон размещения, чтобы проверить аппетит инвесторов. Продав акции по нижней границе, мы ничего не потеряли. Теоретически мы могли бы разместить бумаги дороже, но тогда пул инвесторов был бы нестабильный и котировки потом, скорее всего, упали бы. Лучше мы привлечем немного меньше, но затем вместе с нашими инвесторами получим upside, то есть рост цены.
При этом мы смогли провести IPO с мультипликатором 9,4 капитализации к EBITDA 2020 года, в то время как у похожих компаний в РФ этот показатель находится на уровне 5–6. Если брать банковские прогнозы нашей EBITDA на 2021 год примерно в 23 млрд руб., то к консенсусу этого года применялся мультипликатор 7, что все равно выше российских производителей и соразмерно с международными компаниями. Например, у нашего прямого конкурента — Mondi — средний мультипликатор в последние десять лет — 7,2. Исключением стал 2020 год, когда EBITDA всех компаний в целлюлозной отрасли упала, а капитализация — нет, так что мультипликаторы выросли до 9,5.
— Вы сами участвовали в IPO и намерены ли расширять пакет в компании?
— Да, участвовал, и да, безусловно, собираюсь. Если акционеры довольны моей работой, я надеюсь остаться в компании. Для меня это такое дело жизни, и мне нравится то, что я делаю. Я вижу перспективы развития Segezha Group.
— В рамках IPO компанию оценили в 125 млрд руб. Какую капитализацию вы считаете справедливой для Segezha Group?
— Эта сумма — стоимость акционерного капитала. Сверх этого у нас еще 57 млрд руб. чистого долга. Причем эти деньги были вложены в конкретные проекты, которые еще не достроены и не дают прибыль. Когда мы перестанем инвестировать, то через пару лет закроем весь свой долг. При этом в наших планах за ближайшие пять лет попытаться по меньшей мере удвоить EBITDA. Если рассуждать гипотетически, то с мультипликатором 7 и долгом около 50 млрд руб. наша биржевая стоимость должна быть около 300 млрд руб. К этому уровню мы будем стремиться, а как будет по факту — покажет рынок.
Мы хотим переходить в более сложные продукты с большей маржинальностью. Сделать, например, Россию глобальным центром по производству мебели невозможно из-за конкуренции с Китаем, но в секторе клееной балки или CLT (многослойные клееные панели.— “Ъ”) это вполне реально. Такая продукция является универсальной и торгуется по всему миру. Для сравнения: мы продаем кубометр древесины ориентировочно по $280, а CLT или клееную балку — примерно по €500. А для того, чтобы быть эффективным на глобальном рынке, необходимо иметь эффект масштаба и самые последние технологии, которые не стоят на месте. За счет них и полного использования древесины в некоторых случаях наша себестоимость в два раза ниже, чем у конкурентов.
— Вы провели размещение довольно оперативно. Текущий момент вам показался наиболее оптимальным или IPO состоялось бы при любой конъюнктуре?
— Мы выбрали этот момент специально, потому что, во-первых, видим «денежный навес», который ищет выхода. Во время пандемии было напечатано много дополнительных денег для выдачи населению, большая их часть перешла инвесторам, которые теперь ищут, куда их можно вложить. А во-вторых, в дальнейшем конъюнктура может ухудшиться. Лучше синица в руках, чем журавль, который может и не прилететь.
— Перед IPO вы пообещали инвесторам выплачивать 3–5 млрд руб. дивидендов в год до 2023 года, но по итогам 2020 года получили убыток. Как вы намерены платить?
— Отрицательная прибыль — это чисто бухгалтерское понятие, и значение имеет только денежный поток. В прошлом году мы получили убыток из-за переоценки валютной составляющей нашего долга. В этом году рубль не слабеет, так что мы планируем получить 7–10 млрд руб. прибыли. Так что мы можем зафиксировать прибыль за первое полугодие и выплатить дивиденды или направить на них нераспределенную прибыль прошлых лет. Это не такая большая сумма. Потом мы перейдем на выплаты из свободного денежного потока, но сейчас нам нужно максимально вкладывать в развитие производства.
— Недавно вы купили проблемный Новоенисейский ЛХК. Как планируете его развивать?
— С Новоенисейским ЛХК тот случай, когда «не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Сделка еще не закрыта, пока мы работаем над этим, но никаких гарантий покупки еще нет. У компании есть типичные проблемы актива, который находился долгое время на грани банкротства и корпоративного конфликта. Там много всяких рисков, вплоть до того, что даже составить документацию по приобретению — это очень непростая задача.
— Вы смотрите какие-то другие готовые активы? Например, Краснокамский ЦБК, который может выставить на продажу банк «Открытие».
— Мы постоянно что-то смотрим, но M&A не наш путь развития. Segezha Group предпочитает строить новые производства, потому что, как правило, уже существующие и доступные к покупке мощности технически довольно устаревшие и неоптимально построены. Вариант развития через объединение и укрупнение мелких активов мне кажется не очень реалистичным. Сейчас строятся очень большие заводы в Латинской Америке, работающие на эвкалипте, который вырастает за 10–15 лет до товарного состояния. За счет этого у них крайне низкая себестоимость, сравнимая с российской, а может, даже и ниже, так что конкурировать с ними неспособны никакие устаревшие и небольшие заводы.
На ЦБК «Кама» банк «Открытие» запустил производство беленой хвойной термомеханической массы. Эта технология отличается от традиционной варки целлюлозы. Она более дешевая с точки зрения инвестиций, но конечная продукция, хотя и хорошая, обладает рядом особенностей. При этом под нее есть свой рынок. Если дойдет до продажи, то мы на этот ЦБК, безусловно, посмотрим, но окончательное решение об участии в торгах будет приниматься в тот момент. Это всегда очень подробный вопрос изучения завода. Не буду приводить примеры, но некоторые инвесторы строили целлюлозные заводы и потом не могли их по два года запустить, из-за чего теряли кучу денег.
— В ваш проект «Галичлес» вошел Альфа-банк. Вы собираетесь применять такую схему на других объектах?
— Это классическое проектное финансирование. Мы сделали совместное предприятие, которое не консолидируем в нашей отчетности и которым мы управляем на равных с банком. Когда завод будет готов и начнет давать EBITDA, у нас будет опцион на консолидацию. В будущих проектах, где такая же логика будет иметь экономическую выгоду, мы точно так же будем ее применять. По такой схеме, к примеру, мы будем строить проект «Segezha-Запад». Это будет отдельная компания, чтобы не консолидировать долг на Segezha Group с учетом стоимости проекта около 100 млрд руб. Когда завод будет запущен, мы его консолидируем обратно в группу.
— Правительство ужесточает меры по экспорту стройматериалов. Также, насколько мне известно, обсуждается вариант изъятия сверхдоходов с лесной отрасли по аналогии с металлургической. Вас это коснется?
— У нас нет никаких сверхдоходов. Более того, нам не хватает денег на инвестиции в рамках государственного курса на углубление переработки. Если посмотреть на размер Segezha Group, то в России эта компания одна из самых крупных, но по сравнению с международными лидерами мы просто крошечные. Мы можем существенно нарастить долю на глобальном рынке с учетом запасов леса в стране, но для этого необходимо строить производства, а не повышать фискальную нагрузку.
Что касается рынка стройматериалов, то никакого кризиса там не было. Цены выросли на сырье — прежде всего речь идет о сырой доске. Мы такой продукцией не занимаемся. Segezha Group является лидером в России по производству сухих пиломатериалов, которые высушиваются в специальных комплексах, что требует дополнительных существенных инвестиций, но и повышает стоимость продукции в два раза. Мы делаем 1,2 млн кубометров сухих пиломатериалов, которые исторически не продавались в России, где большая часть рынка представлена сырыми пиломатериалами. Поэтому баланс российского рынка от сухих пиломатериалов практически не зависит. Можно наложить пошлину на сухие пиломатериалы, но тогда мы будем просто меньше зарабатывать и у нас будет меньше денег на развитие, на инвестиции.
Для решения проблемы рынка стройматериалов в РФ, безусловно, надо регулировать пошлины на сырые материалы, которые стали вывозить и досушивать в Китае, потому что цена на доску поднялась настолько, что это стало выгодно. Дорожать стройматериалы начали во многом из-за усиления контроля со стороны государства в отрасли. От малого и среднего бизнеса, зачастую работающего всерую, стали требовать сквозную документацию, электронные документооборот и учет, так что неучтенный лес стало продавать гораздо сложнее. И когда компании начали платить налоги и вкладывать деньги в производство, их продукция логично начала дорожать. Крупные компании могли бы занять эту нишу, но, чтобы выпускать сырые пиломатериалы, нам нужны дополнительная лесосека и дополнительные мощности.
Российская лесная отрасль исторически очень разрозненна, здесь много мелких игроков, которые не выдерживают глобальной конкуренции, при этом процесс консолидации у нас только начинается. Фактически лесопромышленный сектор в России нужно отстраивать практически заново, но с учетом нашего запаса леса и высокой конкурентоспособности конечной продукции, в первую очередь благодаря ее качеству, у него есть огромный потенциал. Сейчас мы производим около 3% мирового объема товарной целлюлозы, а можем с учетом российского потенциала занимать вплоть до 20% рынка.