Еще немного рябины в сахаре
Дмитрий Бутрин о романе Владимира Сорокина «Доктор Гарин»
В издательстве Corpus вышел новый роман Владимира Сорокина «Доктор Гарин». Есть много способов читать роман о скитаниях психиатра в постреволюционной пост-России, и мы предложим вам еще один, если вам недостаточно просто читать, как читались приключенческие романы в детстве. Тем более что впервые Владимир Сорокин прямо предлагает нам принять самих себя такими, какие мы, предположительно, есть, а это, напоминает Дмитрий Бутрин, идея очень страшная и не для детей.
Владимир Сорокин. Доктор Гарин. М.: АСТ, Corpus, 2021
Фото: Издательство Corpus
Одна из рабочих задач любого из написанных в последние годы романов Владимира Сорокина непременно предполагает разочарование какой-то большой группы его читателей. Так уж это устроено. И «Теллурия», и «Манарага» (и повесть «Метель», формальным продолжением действия которой является новый текст Сорокина, «Доктор Гарин») — довольно тщательно конструируемый большой мир, который начали строить в «Голубом сале», «Пире», «Дне опричника» и пьесах — от «Щей» до «Заноса». Сложно сказать, для чего именно автору, который, насколько мы можем судить, исключительно прагматично относится к результату, понадобился целый мир — с его историей, деталями, народонаселением, нравами и обычаями. Вроде бы достаточно масштабных декораций, как на «Мосфильме», какая разница, что там внутри, снаружи мавзолей и брусчатка, внутри полумрак и покойник: Красная площадь. Но так уж вышло, этот мир есть, и писатель работает в этом мире.
Поэтому какие-то детали этого мира неизбежно будут разочаровывать — то их мало, то много, то не такие.
Например, то, что «Доктор Гарин» — приключенческий роман. И даже от портрета этого самого доктора, присутствующего на обложке, веет истоками жанра на русской почве. Это поздние 1920-е, доктор и лицом-то весьма похож на Алексея Николаевича Толстого, и с гиперболоидом у него все в порядке, плюс схожесть заснеженного еще в «Метели» пространства романа с постреволюционной Россией. И когда во второй половине романа ты вдруг понимаешь, что читаешь уже не «Гиперболоид инженера Гарина», а «Доктора Живаго» Бориса Пастернака, это узнавание не может не злить и не разочаровывать. Сорокин опять привычно издевается над всем святым, мало того что все это уже было, так теперь и объект насмешек просто из хрестоматии: неужели он считает нас такими тупыми, что уличает нас в не закончившейся в свой срок пубертатной любви к роману Пастернака? И сиди теперь как дурак, жди, где в романе наконец мелькнет куст рябины с замерзшими ягодами: а нигде не мелькнет. Зато мелькнет жопа, которую все уж заждались, и сразу выяснится, что это Ангела Меркель,— в этом мире политики ее масштаба (таких восемь, не исключая японца Синдзо Абэ) являются огромными задницами буквально, а не иносказательно.
В общем, все ровно как в младшей школе. Позже в программе для девочек японские гейши, для мальчиков — белый самолет-истребитель из «Библиотеки приключений». Ну и для совсем маленьких — сказки народов Севера, глубоко доиндоевропейский ворон Кутх, исполняющий желания главного героя. Только детские книжки читать! А то повадились рассуждать о «Благоволительницах» Литтелла, а сами-то откуда родом, не из детства ли? Ну а раз вы такие взрослые — вот совсем балаганное, историософия (А. Н.Толстой страсть как любил): не Никита Сергеич Хрущев расстрелял Лаврентия Палыча Берию в 1953-м, а наоборот, тут и кончилась советская власть, а русский мир отчего-то нет, не кончился — ознакомьтесь.
Как-то несерьезно, право слово. Зачем нам приключенческий роман Владимира Сорокина, в котором автор неожиданно делает своего доктора совершенно живым, обычным, нормальным, как того самого Живаго — в только выглядящей ненормальной, даже лишенной имени, распавшейся на куски, но никуда не девшейся России отдаленного будущего? Неужели Сорокин — о боже! — повторяется, ударился в самоцитирование, в сиквелы и приквелы, в сериалы, во все вот это, что мы жрем ежедневно, уже и не замечая, но про себя думая: погоди, проклятое бытие, мы дождемся, мы дождемся нового романа Сорокина, и там будет не такое.
И дожидаемся, и открываем страницу, а там — такое же, как уже однажды было. За что он с нами так?
Да и более того: автор романа как бы колеблется в «Докторе Гарине» ежеминутно, издеваться ему над всем, что дорого современному русскому сердцу — айфон и Алтай, наркотики и зеленый лужок, ресентимент и колониальное мышление, любовь и, хм, отношения, Дональд Трамп и Владимир Путин, золото и анархия,— или же признать: нормально все это любить и ценить. У вас нет другого мира, человеческое — это вот это, а не Иммануил Кант с его «Критикой способности суждения».
И это еще один повод обидеться на Сорокина: мало того что считает нас обычными, так еще и пишет, что это хорошо весьма. Вот Пастернак нашелся. Гуманист. Нет, конечно, есть в «Гарине» привычная толика веселого макабра, есть чем быть шокированным, есть, как всегда, изысканная игра со всей классикой, не исключая и классических текстов Сорокина. Но ведь все-то который год ждут другого.
Мы привыкли к тому, что Сорокин — это всякий раз атомная бомба, теперь нам подавай термоядерную, а раз с обычной пришел — вот бог, а вот порог, если и похвалим, то с ленцой.
В прошлый раз вспышка слева была, пожалуй, поярче, поярче. А вот такого тонкого, как в «Гарине», ритмического рисунка текста — нет, не было еще никогда, кажется, за тем все и затевалось, теперь Сорокину интересна эта сторона языка.
Между тем есть у издателей маленький секрет. Вернитесь обратно в книжный. Там на полке, рядом с «Доктором Гариным», стоит еще одна книжка Сорокина, изданная тем же Corpus в 2020 году,— «Русские народные пословицы и поговорки». Это — еще одна форма лабораторного журнала профессионального исследователя языка Владимира Сорокина: в ней — несколько сот пословиц и поговорок, которые бытуют в мире «Доктора Гарина» и других частях мира, в котором, в отличие от нас, писатель существует,— он записывал их с 1980-х. Эту книжку даже необязательно читать так, как читают другие книги. Но если вы, раскрыв ее, не ударите себя по лбу и не побежите перечитывать «Доктора Гарина», обретя наконец ключ к тому, чем занят Владимир Сорокин и зачем он все это пишет годами,— из этого следует всего лишь то, что автор прав: вы ничего не поняли. Что же, у вас по крайней мере был просто роман: разве этого мало?