21 мая в Германии на 93-м году жизни от воспаления легких скончался один из самых именитых советских художников Таир Салахов. По словам его дочери Айдан Салаховой, он будет похоронен на родине, в Баку.
Одна из самых знаменитых работ Таира Салахова «Тебе, человечество!» (1961) занимала почетное место на выставке художника в 2009 году
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
Трехтомный каталог-резоне, изданный «Айдан галереей» к 80-летию Таира Салахова, открывается фотографией, на которой примерно сорокалетний юбиляр в роскошных темных очках снят с поднятой на руках дочерью Айдан. Этот советский снимок из тех, что рассказывают не об отделенной от всего мира шестой части суши, а о стране, которая в некоторые моменты своей истории визуально, а иногда и идеологически была близка к своим западным соседям. Таким временем стали послевоенные годы и, конечно, оттепель. Принесенный с войны воздух свободы, трофейные вещи, общая для большей части Европы неустроенность — все это на короткое время уравняло нас в правах на неореализм, черные очки, голливудские улыбки и эйфорию от конца войны.
Таир Салахов оказался в эпицентре этого вихря, который, хоть и быстро закончился, но оставил свой отпечаток на всю жизнь.
Его биография могла бы быть чистым образцом жанра биографии советского академика живописи, если бы не 1937 год. Таир Теймур оглы Салахов родился в 1928-м в семье партработника в Баку. Когда ему было девять лет, отца, первого секретаря Лачинского района, забрали. Как оказалось — навсегда. Его расстреляли через десять месяцев, но семья доподлинно узнала об этом только после ХХ съезда КПСС, в 1956-м, когда речь зашла о реабилитации. Сам Салахов в многочисленных своих интервью и воспоминаниях всегда настаивал на том, что никогда не сомневался в невиновности отца: «Мы не верили, что наш отец что-то совершил, мы хотели возродить доброе имя отца и матери». Он говорил, что это чувство справедливости двигало им не раз. Будучи лауреатом всех возможных советских и постсоветских государственных премий, орденоносец, академик и классик — он настаивал на принятии в Академию художеств деятелей более чем альтернативного своему искусства, включая, например, Олега Кулика.
Профессиональный путь Салахова даже при звании «сына врага народа» оказался совершенно прямым. Вроде бы он не смог поступить в Институт Репина в Ленинграде. Но путь в Мухинское училище и Суриковский институт ему заказан не был. С 1955 года он постоянно участвует в республиканских выставках, и какое-то время родовая связь с «национальной республикой» его хранит. Однако довольно быстро он выходит на всесоюзный уровень, и его имя мелькает на всех важных сборных экспозициях года начиная с 1957-го. В это время Салахов начинает работать в том стиле, который позднее назовут «суровым»: фигуры на его холстах сделаны жестко, тени резкие, все подчеркнуто линейно, много статики. Не очень понятно, видел ли он живопись ар-деко, но многое к ней отсылает довольно прямо. Так, одна из самых знаменитых, но ставшая таковой лишь в последние десятилетия жизни автора шестиметровая горизонтальная композиция «Тебе, человечество!» (1961) не без причин сравнивается с полузабытой работой одного из гитлеровских любимцев, Цобербера, «Приливы и отливы» (1939).
Недаром с этой картиной Салахова произошла знаменательная история: работа была на выставке в Манеже, на которой Хрущев устроил показательную порку «пидарасам-абстракционистам».
Но у Салахова хватило интуиции и хитрости накануне приезда начальства в Манеж снять свой холст и увезти с глаз подальше (обнаженные люди, космос, Гагарина нет — явное идеологическое faux pas). Конечно, отсылки к ар-деко или ар-нуво — это чисто пластическое сходство, ведь для каждого настоящего советского художника содержание было куда важнее формы. Однако европейскость живописи Салахова бросается в глаза.
Примерно десяток его картин — в списке главных работ советского времени. Тут и производственная тематика («С вахты», 1957; «Ремонтники», 1960; «Нефтяник», 1959), и портреты лучших людей страны (прежде всего портрет композитора Кары Караева, 1960), и лирические вещи (портрет матери на фоне агавы, 1980; растиражированная миллионами репродукций, включая почтовые марки, девочка на лошадке — «Айдан», 1967). Без него «суровый стиль» не был бы большим стилем. Но есть еще дела, за которые мы должны быть ему благодарны. Да, он наивно верил, что демократизировать художественное сообщество можно «сверху», но обостренное чувство справедливости не раз заставляло его защищать «неправильных» художников всеми способами, прежде всего после «Бульдозерной выставки» 1974 года. И именно благодаря его посту и связям как первого секретаря Союза художников СССР в конце 1980-х открытие дверей для актуального искусства были столь триумфальным: во многом с его подачи за три года, с 1988-го по 1991-й, в Москве были показаны ретроспективы восьми крупных западных актуальных и, что немаловажно, живущих и активно работающих художников, среди которых были Гюнтер Юккер, Фрэнсис Бэкон, Роберт Раушенберг, Жан Тэнгли, Гилберт и Джордж, Джеймс Розенквист, Яннис Кунеллис. Широко улыбаясь, позируя фотографам, произнося торжественную речь, этот советский академик открыл ящик Пандоры. О чем ни разу не пожалел.