К столу зовите Русь!

       На прошлой неделе Совет федерации одобрил закон о митингах, про который "Власть" уже рассказывала (см. #17, 18). В связи с этим Евгений Понасенков зовет граждан не к топору, а к столу.

В России есть масса поводов для митингов: и с правами человека туго, и армейская реформа эволюционировала от идеи создания контрактной армии к решению призывать детей со школьной скамьи; кто-то хочет, чтобы памятники реставрировали без помощи пожаров, а кто-то — чтобы летом не отключали воду. А 7 июня, например, в знаменитом Музее кино отключили свет и потребовали выметаться: Союз кинематографистов продал свои акции казино "Арлекино". Казино музеи ни к чему, и это понятно. Союзу кинематографистов теперь тоже. Забавно, что одним из катализаторов знаменитых студенческих митингов мая 1968 года в Париже (за которыми последовала отставка Шарля де Голля) было увольнение создателя синематеки Анри Ланглуа и ее временное закрытие. Но новый закон "О митингах" сильно ограничивает коллективную активность российских граждан. Они вряд ли смогут обратить внимание властей на то, что может произойти очередная катастрофа: уникальные фонды Музея кино будут просто выброшены на помойку или сожжены.
       В Большом энциклопедическом словаре 1979 года слова "митинг" нет. Вполне естественно, что из употребления со временем выходят анахронизмы, ведь в СССР после митинга, к примеру, против оккупации Праги сажали надолго. Ни один жесткий идеологический режим вообще не терпит неконтролируемых сборищ. Но приходит время, и наглухо закрытый паровой котел взрывается. Так было в Кровавое воскресенье (9 января 1905 года), когда расстрел мирной демонстрации стал началом первой русской революции. Так было и во Франции в 1848 году.
       Слово "банкет" (от французского banquet) вполне мирное и означает торжественный званый ужин или обед. Тем не менее в 1848 году во Франции произошла именно "банкетная революция". Французы изобрели элегантный метод обойти закон, запрещающий митинги и манифестации. Не удаляясь на маевки в леса, как большевики, и не идя под пули, как это делают в Латинской Америке и Африке, они протестовали против короля Луи Филиппа и его правительства перед носом у полиции. Получилось это так.
       Две республиканские группировки, именовавшиеся по названию своих газет — "Насиональ" и "Реформ",— в 1847 году решили усилить свою пропагандистскую деятельность, публично протестуя против правительства Гизо, направления его реформ и отсутствия политических свобод. 9 июля 1847 года в Париже в Шато-Руж состоялся первый банкет, организованный Одилоном Барро. На таких банкетах собирались члены этих группировок, прохожие, пресса и даже зашедшие перекусить члены правительства. Все было обставлено, как на митинге, тосты на деле были лозунгами, а на меню были написаны требования. Некоторые банкеты просто поражали своим масштабом: так, 7 ноября 1847 года на банкете в Лилле в городском саду собралось 1100 участников. Один из лидеров банкета-митинга Александр Огюст Ледрю-Роллен произнес слова, надолго ставшие символом движения: "Народ не только достоин представлять себя, он может быть представлен достойно лишь собой".
       На банкеты в Дижоне прибывали делегаты из Швейцарии, рурские рабочие (однажды приехали сразу 400 угольщиков). Отличительной особенностью подобных митингов была массовость. Вся политическая жизнь Франции переместилась в кафе и рестораны. Когда же в конце февраля 1848 года в Париже начались мелкие стычки с полицией, все эти тысячи "тостующих" просто встали и пошли на дворец: вот так запросто и практически без жертв совершилась знаменитая революция 1848 года, приведшая к созданию республики.
       Вероятно, наученные и этим горьким опытом, российские монархи ставили любое выражение политической воли со стороны населения вне закона. Во второй половине XIX века проводить любые "публичные лекции, чтения, выставки и съезды" можно было только с дозволения МВД (под съездами подразумевались и собрания, скажем, обществ филателистов и любителей орхидей). А 14 августа 1881 года Александр III подписал "Распоряжения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия". Генерал-губернаторы и градоначальники получили, помимо прочего, право: заключить любого жителя в тюрьму на срок до трех месяцев; запретить все публичные и частные сборища; отдать "неблагонадежных" в руки полиции.
       Прославленный американский журналист Джордж Кеннан в конце 1880-х писал о России: "Чтобы основать газету, вы должны спросить разрешения у МВД, чтобы устроить концерт — у ближайшего представителя МВД; если вы хотите пойти в библиотеку, чтобы справиться с 'Принципами геологии' Лиеля, вы обнаружите, что без специального разрешения вы не сможете взглянуть на столь опасные книги".
       В такой ситуации российской либеральной интеллигенции не оставалось ничего другого, как пойти по французскому пути. В ноябре 1904 года во многих городах России "Союз освобождения" (многие его члены вошли в партию кадетов) устроил "банкетную кампанию". На банкетах, приуроченных к сорокалетию судебной реформы, возбуждались ходатайства о политических реформах, о нарушениях прав граждан и т. п. Каждый тост был лозунгом. Иностранная пресса сообщала об этих собраниях в сводках новостей, а власти были вынуждены смотреть на это сквозь пальцы. Правда, российская "банкетная кампания" длилась меньше французской. Уже через два месяца грянула революция.
       Сегодня, как мне кажется, есть все возможности воспользоваться этим опытом. Вдумайтесь: рестораны и кафе есть и около Генпрокуратуры, и на Красной площади, и у мэрии Москвы, а около Музея кино их аж восемь — выбирай любые.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...