«Нас ожидает существенное сокращение юридического рынка»

Объединение адвокатского сообщества необходимо сегодня для защиты гражданского общества от разрушения, убежден Егор Носков, управляющий партнер независимой юридической фирмы «Дювернуа Лигал».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Насколько важную роль в экономике и социальной жизни современной России играет, по вашему мнению, юридическое сообщество в целом и его адвокатская составляющая в частности?

— К сожалению, сегодня юридические услуги, делающие кассу большинству российских юридических фирм, можно сравнить с ритуальными услугами похоронных бюро. Работа юристов зачастую сводится к тому, чтобы помогать клиентам не развивать, а закрывать их бизнесы, сопровождать их ликвидации и банкротства. Дополнительным — в кавычках — бонусом является бесконечное количество уголовных дел в отношении собственников и менеджмента клиентов, их привлечения к субсидиарной ответственности в случаях несостоятельности и банкротств. В то же время, в отличие от клиентов похоронных бюро, число клиентов как самостоятельных хозяйственных субъектов бесконечно сокращается и не возобновляется. Это можно увидеть на примере частных петербургских банков. За последние семь лет в Петербурге из крупных частных банков, по сути, на рынке остался только банк «Санкт-Петербург». Между тем каждая из ликвидированных банковских структур имела значительное количество внебанковских бизнес-проектов. Разумеется, банк, лишаясь лицензии и попадая впоследствии (как правило) в процедуру банкротства, обеспечивает юридические фирмы, и особенно юридические фирмы, аккредитованные Агентством по страхованию вкладов (АСВ), работой. Однако если активный бизнес обеспечивает юристов работой на протяжении многих лет, то банкротство — процесс конечный.

Очевидно, что даже на депрессивном в целом юридическом рынке есть ниши, которые активно развиваются. Например, растет количество работы в секторе IP/IT в сфере защиты интеллектуальных прав: несмотря на общую стагнацию в экономике, в России продолжают успешно работать и развиваться ряд крупных высокотехнологичных компаний мирового масштаба, таких, например, как «Яндекс». По-прежнему заключаются масштабные сделки на рынке коммерческой недвижимости, но это скорее исключение из правил.

Тем не менее, по моему мнению, в обозримом будущем нас ожидает существенное сокращение юридического рынка. Последние несколько лет наблюдается тенденция, когда фирмы, которые вообще не занимались уголовным правом (в том числе и наша), создают уголовные практики, и для многих они уже стали основным источником доходов. Но на этот бизнес активно «наступает» государство через всевозможные антилиберальные законопроекты. К ним можно отнести, например, последнюю инициативу о запрете адвокатам приносить мобильные телефоны в места лишения свободы и следственные изоляторы. Как и для практически любого современного человека, телефон для адвоката — главный рабочий инструмент. Походы на свидание с клиентами в СИЗО и места заключения из-за очередей и в целом не самого оптимально организованного процесса могут занимать весь день.

Таким образом, направляясь в СИЗО, адвокат лишается возможности работать и быть на связи со своими клиентами. Это по-человечески унизительно, во-первых, неэффективно, во-вторых, а в-третьих, является очередным примером того, что стороны обвинения и защиты в России неравноправны. Потому что сотрудников органов следствия права пользоваться их рабочими инструментами никто не лишает.

Яркий и шокирующий адвокатское сообщество пример двойных стандартов — уголовное дело в отношении адвоката Ивана Павлова. Фактически Павлов обвиняется в том, что распространил в прессе основополагающий следственный документ, который не должен являться секретным по определению,— это постановление о привлечении в качестве обвиняемого в отношении своего клиента. Однако следствие может по своему желанию распространять любые сведения в отношении обвиняемых в любом, самом невыгодном для них, свете. Например, в наручниках, в клетке в зале суда, демонстрировать видеосъемку жилища, личных вещей подозреваемого, еще не признанного судом виновным, без каких бы то ни было санкций и ограничений.

Стоит добавить, что процент оправдательных приговоров в России (менее 0,5% от общего количества приговоров) давно уже стал притчей во языцех. По сути, это означает, что роль адвокатов в большинстве процессов и так уже многие годы сводится к глубоко второстепенной. Закономерно, что, когда от адвоката ничего не зависит, у клиента нет мотивации оплачивать его услуги.

С точки зрения обывателя, не вовлеченного в политическую жизнь, выносятся очень странные приговоры: крайне жесткие для любых участников протестных движений, но порой чрезвычайно мягкие для преступников, совершивших чудовищные преступления против личности или коррупционные преступления. Если бы позиция российской судебной системы состояла в том, что она чрезвычайно сурова по отношению ко всем нарушителям буквы закона, то в этом была бы некая жесткая, но понятная логика. Но фактически судебная система стоит именно на защите государственных интересов и на защите существующего положения вещей в политике, а не гражданского общества в целом.

Таким образом, с одной стороны, стагнация в экономике и бесконечное уменьшение активных бизнесов лишают крупные российские юридические фирмы их основных доходов — практики коммерческого права. А неравноправие сторон защиты и обвинения в уголовном процессе обусловливает сокращение практики высокопрофессиональных адвокатов по уголовным делам.

— Получается, что российские законодатели никак не заинтересованы в развитии юридической сферы? Почему?

— Законодатели, полагаю, в последнюю очередь думают о проблемах юридического бизнеса. Это слишком маленькая (в масштабах национальной экономики) отрасль как по объему рынка в денежном выражении, так и по числу занятых в ней людей. Но эта небольшая отрасль чрезвычайно важна для здоровья государства. Подобно тому, как врачи обеспечивают жизнедеятельность и здоровье организма человека, юристы защищают человеческое достоинство и защиту прав собственности. К сожалению, инициативы, которые мы сейчас наблюдаем, ведут к еще большему сведению роли адвокатского сообщества от второстепенной к просто декоративной.

— Глобализация становится все более выраженным трендом современного мира, в том числе через унификацию законодательства отдельных стран. Характерно ли это для нашего государства?

— Глобализация в юридическом мире, безусловно, существует. Нередки случаи, к примеру, когда решения английского суда исполняются в государствах, не подписавших соответствующую конвенцию. Просто в силу уважения к судебной системе и сложившегося обычая. Современная Европа и такие страны, как США, Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, не находятся в единой государственной правовой системе, но руководствуются едиными принципами справедливости, защиты прав и свобод. В России, мне кажется, в настоящее время судебная система в значительной степени ориентирована на самоизоляцию, защиту интересов государства и особого пути, по которому движется страна. Внесение в Конституцию изменений о приоритете российского законодательства над международным — очевидно, шаг в противоположную сторону от глобализации.

— Видите ли вы факторы, которые могут изменить эту ситуацию?

— В отечественной истории со времен объединения русских земель московскими великими князьями был только один очень короткий период, с 1864 по 1917 год, когда правосудие было в буквальном смысле независимым, руководствовалось принципами морали и справедливости и не зависело от государевой власти. И то при определенных исключениях, когда после задавленной революции 1905 года по всей России действовали столыпинские военно-полевые суды.

Своим появлением в 1864 году суд присяжных обязан исключительно политической воле и, как сейчас говорят, визионерству Александра II. Уверен, что император отдавал себе отчет в том, что присяжные не будут выносить исключительно «удобные» ему решения. Ряд приговоров по политическим делам, в частности, по делу Веры Засулич, никак не мог понравиться ни царю, ни его приближенным, ни правящему классу в целом. Девушку, стрелявшую в градоначальника Санкт-Петербурга, признали невиновной. Но в этом и смысл правосудия, когда решения судебной власти исходят из принципа справедливости, из лучшего, что есть в человеческой цивилизации, из нравственности. Величие реформы 1864 года заключается в том, что она произошла не от давления народных масс снизу, а от политической воли авторитарного правителя, который понимал, что без независимого правосудия невозможно развитие государства.

— Как повлияли на юридическую сферу обстоятельства последнего года, связанные с локдауном, нарушением стандартного порядка ведения дел?

— Юристов ограничения практически не коснулись. Суды в России продолжали работать, хоть и в онлайн-режиме. Конечно, в денежном выражении отрасль пострадала. Но если сравнивать с другими отраслями, которые фактически обанкротились, юристы пережили локдаун сравнительно неплохо.

— Что, по вашему мнению, необходимо сегодня обсуждать внутри профессионального сообщества?

— Сейчас для адвокатского сообщества России наступает момент истины. Как я сказал ранее, его состояние из второстепенного может окончательно перейти в разряд декоративных. Но осознав угрозу своей роли в здоровом гражданском обществе, адвокатское сообщество, состоящее из десятков тысяч образованных людей, через единую и публичную позицию может стать тем существенным элементом, который удержит гражданское общество от дальнейшего разрушения.

Беседовала Татьяна Крамарева