Сергей Ковалев, председатель российского общества "Мемориал":
— Для судей и прокурора. По Конституции все граждане имеют допуск в зал суда, если заседания не признаны закрытыми. В 60-80-х годах все суды были открытыми, но на них приводили специально отобранных представителей пролетариата и общества. А мест свидетелям не хватало. На моем процессе зал был полон, а Сахарова не пустили. Я слышал, как он за дверью говорил: "Я академик Андрей Сахаров. Судят моего друга, я хочу дать свидетельские показания". Жаль, что журналистов не особо пускают, но есть адвокаты, и надо подробно их расспрашивать.Лариса Мове, адвокат:
— Это нормальный процесс советского судопроизводства. Раньше часто были показательные процессы в больших залах. Но их забивали сотрудниками КГБ под видом рабочих и крестьян, и даже родственникам места не оставалось. Если процесс вызывает общественный интерес и резонанс, надо дать людям возможность там присутствовать. Есть большие залы, и даже выездные заседания делают, когда власти это надо.Елена Мизулина, профессор, руководитель рабочей группы по разработке УПК:
— Для всех тех. И этот суд нельзя признать закрытым, не было решения о закрытости процесса. Другое дело, что не всем достаются места в зале, но если одна из сторон считает, что зал суда мал, она должна была обратиться с просьбой к суду о переносе места слушаний. Но не в дом культуры, как это было с процессом по делу о взрыве на Котляковском кладбище, это порочная практика, а в другой суд. А иначе непонятно, почему одно дело можно рассматривать в ДК, а другое нет.
Григорий Пасько, военный журналист, осужденный за шпионаж в пользу Японии:
— Это закрытый суд со всеми признаками политического процесса. Суд заинтересован быть закрытым, чтобы меньше были видны их огрехи, недостатки и общество не смогло обсуждать вердикт суда. Зал суда — это маленькая кабинка, куда невозможно впихнуться. Мой процесс был от начала до конца закрытым, открытым было только оглашение приговора, но и на него пустили не более 60 журналистов.
Станислав Вавилов, председатель комитета Совета федерации по правовым и судебным вопросам:
— Конечно, зал для открытых судов должен быть вместительным. Я и сам бы сходил, если бы было время и уверенность, что пустят. А сейчас одна надежда — на широкое освещение процесса в СМИ.
Александр Раппопорт, управляющий партнер адвокатской конторы "Раппопорт и партнеры":
— На таких процессах всегда непросто соблюсти баланс между открытостью и невозможностью вместить всех желающих. Но сведения о процессе Ходорковского настораживают. Думаю, власть должна выполнить обещание и сделать этот процесс действительно открытым, а сейчас он таковым не является.
Борис Немцов, председатель совета директоров концерна "Нефтяной", член политсовета СПС:
— А я и не воспринял слова Путина об открытом процессе как реальное обещание власти сделать процесс открытым. Ходорковский, как политзаключенный, должен быть посажен, и власть понимает, что дело неправедное, поэтому всячески его замалчивает. Здесь закон не имеет никакого смысла, поэтому никакого открытого процесса над Ходорковским не будет.