Дирижер Вацлав Лукс, ансамбль Pratum Integrum, хор Intrada и солисты во главе с Франческой Аспромонте и Богданом Волковым разыграли в зале «Зарядье» пастораль Генделя «Ацис и Галатея». К звучанию сборной московских и европейских музыкантов прислушивалась Юлия Бедерова.
Под управлением Вацлава Лукса пасторальный генделевский сюжет обрел живость и многомерность
Фото: пресс-служба МКЗ «Зарядье»
Под управлением Вацлава Лукса пасторальный генделевский сюжет обрел живость и многомерность
Фото: пресс-служба МКЗ «Зарядье»
К печальной истории из «Метаморфоз» Овидия — про нереиду Галатею, ее возлюбленного Акида-Ациса, сына Пана, и ужасного циклопа Полифема, из ревности грубо разгромившего всю аркадскую идиллию, любовь и счастье куском скалы,— Гендель обращался несколько раз, в том числе в итальянских вариантах 1708 и 1731 годов. Но в 1718 году (главные лондонские оперы еще не написаны, великие оратории тоже впереди) для Джеймса Бриджеса, будущего герцога Чандосского, Гендель пишет на этот сюжет сочинение на английском языке. Во главе команды либреттистов встал Джон Гей, тот, кто через 10 лет вместе с Иоганном Пепушем сочинит насмешливую «Оперу нищего», которая в свою очередь положит конец генделевской оперной карьере. Но пока до этого еще далеко, и Гендель вместе с Геем создают произведение, теперь условно называемое оперой, хотя оно объединяет черты маски, пасторали, светской оратории и кантаты, а в музыке смешиваются оттенки итальянского вокального стиля с французским инструментальным, сдобренные горстью английских хоровых цветов и красок (когда Intrada на все свои инструментально точные голоса весело распевает «Happy, happy, happy we», это особенно слышно). Все это разнотравье организовано с помощью хирургически аккуратной и решительной немецкой полифонии так, что фарфоровая интрига становится живой и многомерной.
В России «Ацис и Галатея» — раритет, несмотря на то что в 2013 году оперу исполняли те же оркестр и хор. Теперь зал был полон той полнотой, какой могли бы позавидовать докарантинные собрания, хотя концертов-конкурентов в этот вечер было хоть отбавляй. Но как было пропустить барочный дебют Богдана Волкова — в недавнем прошлом солиста Большого театра, замечательного Ленского, безупречного Юродивого, неотразимо несчастного Тома Рейкуэлла в «Похождениях повесы» Саймона Макберни, феноменального Гвидона в брюссельской «Сказке о царе Салтане» у Дмитрия Чернякова, а потом и звезды Зальцбургского фестиваля в суперответственной моцартовской партии Феррандо в «Cosi fan tutte» у Кристофа Лоя.
Моцартовский опыт Волкова превратил его Ациса в пастушка настолько искреннего, насколько это возможно. В первых ариях Ацису еще хотелось придать чуть большей ровности в регистрах и динамике, но ария «Love sounds th’alarm» перед гибелью и смерть в разгар удивительного трио с встроенным любовным дуэтом, одновременным убийством и прощальным речитативом вышли совершенно замечательно и по-генделевски печально. Когда в звучании просвечивали русские краски, незавидная судьба Ациса напоминала о похожих биографиях трепетных героев Чайковского (не чуждого ни пасторальности, ни Моцарту), и этот как будто посторонний стилистический отблеск придавал новому Ацису особую теплоту. Ведь у Генделя он трогательно человечен — тем, кажется, и смущает эфемерное аркадское население, вызывая любовь Галатеи и гнев Полифема.
Собственно, Полифем и стал здесь главной звездой. Изобретательная феерия его появления сперва разыгралась в оркестре и хоре «Wretched lovers» так точно, что мы ждали: зал сейчас содрогнется от великанской поступи. Потом на сцену легкой походкой шагнул элегантный человек скромного роста, и через несколько секунд звучание его бас-баритона со всеми нюансами от иронических до грозных подтвердило — перед нами не Андреас Вольф, востребованный европейский специалист по барочному репертуару, а именно циклоп и не кто иной. Прав был Дамон, приятель Ациса, в аккуратном вокальном изложении Морица Калленберга предупреждавший с убежденностью оперного предсказателя и интонацией Евангелиста, что хорошо все это не кончится и что Галатея будет плакать.
Для Франчески Аспромонте с ее округлым, красиво окрашенным, гибким голосом партия Галатеи словно родная. Она и нимфа, и пастушка, и одна из тех генделевских волшебниц, могущество которых замешано на поэтическом изяществе и горьком одиночестве. Тем грустнее была чуть приблизительная интонация, в начале сообщавшая Галатее больше декоративности, чем поэзии. Но в финале, с вокальной тонкостью оплакивая утрату, Аспромонте прекрасно ассистировала Генделю в его реальном волшебстве. Ведь он не только позволяет нимфе дать погибшему возлюбленному новую жизнь в облике ручья, но совершает форменное чудо, в мгновение ока превращая пастораль в трагедию в строгом вкусе с вольной фантазией — и кажется, запускает все прозрачные ручьи в будущей музыке классицизма и романтизма. В пылкой собранности хора и вокального ансамбля, в детализированной инструментальной ткани, в полифонических сменах пространственных и чувственных эффектов, выстроенных в соразмерную картину Вацлавом Луксом, одним из самых интересных молодых барочных дирижеров Европы, мы эти музыкальные ручьи хорошо слышим. Так что нежный, торжественный и легкий финальный хор «Вытри слезы, Галатея» и вправду звучит большим и светлым утешением. Тем большим, чем ближе новое выступление Лукса с «Интрадой» и «Пратумом» в июне.