Французский парадокс русской водки

Активным началом разработанного учеными из Приморья антидота, который они добавляли в водку, чтобы потом от нее не было похмелья, были полифенолы, содержавшиеся в винограде. Те самые биологически активные полифенолы, которые десять лет спустя заново открыли французские и американские ученые и которыми они объяснили «французский парадокс».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

По льду до Самарканда

Научным руководителем и идеологом работы по созданию водки без похмельного синдрома был профессор Израиль Ицкович Брехман, один из основателей отечественной науки об адаптогенах — природных и синтетических веществах, повышающих иммунитет человека. Заниматься ими он начал еще будучи курсантом Военно-морской медицинской академии (ВММА).

Постановлением Государственного комитета обороны от 2 августа 1941 года все военно-морские училища Ленинграда должны были отправиться в эвакуацию в Горький, Саратов и Астрахань. Но в конце августа железнодорожное сообщение с Ленинградом прервалось, а в начале августа прервалась и сухопутная связь. Эвакуация 11 тыс. курсантов военно-морских училищ затянулась до января 1942 года. В декабре 1941 года блокадный Ленинград пешком по льду Ладожского озера покинули курсанты ВММА, и в конечном итоге они попали не в Астрахань, как планировал ГКО, а в Самарканд, откуда ВММА вернулась в Ленинград только в 1944 году.

Здесь, в Самарканде, решением ГКО в состав ВММА были включены эвакуированные сюда медицинские институты и в ноябре 1942 года был создан Центр подготовки военно-медицинской службы. Его начальником был назначен вице-президент Академии наук СССР, генерал медицинской службы Леон Абгарович Орбели, тоже выпускник ВММА 1904 года. Правда, он был номинальным руководителем центра, поскольку имел массу других обязанностей. Но главное — в академии возобновилась научная работа, к которой привлекали желавших поучаствовать в ней курсантов.

Курсант третьего курса Брехман под руководством профессора Лазарева, начальника отдела фармакологии академии, участвовал в создании препарата прозамина из амфетаминового ряда.

Таблетка бодрости курсанта Брехмана

Амфетамин, стимулирующий выброс адреналина, норадреналина и дофамина, еще до войны продавался в американских аптеках под торговым названием «бензедрин» как таблетки от сонливости и депрессии. Во время войны амфетамин в армиях союзников стали давать личному составу как таблетки от усталости. В немецкой армии давали производное амфетамина — метамфетамин (торговое название «Первитин»), обладавший более сильным действием (и заодно свойством формировать зависимость от него).

В нашей стране метамфетамин тоже синтезировали в 1942 году, за что профессор Осип Магидсон получил Сталинскую премию I степени, но наладили его промышленное производство только в 1946 году. В Красной армии применялись амфетаминовые «таблетки бодрости» под названием «фенамин», правда, в намного более ограниченных количествах и только в последний год войны.

В апреле 1944 года в главной военной газете страны «Красная Звезда» о «применении препарата “фенамин” в боевой обстановке» рассказал главный гигиенист Красной армии генерал Кротков: «Уже несколько лет наши ученые работают над проблемой борьбы с утомляемостью. Им удалось синтезировать препарат “фенамин”, который отлично противодействует усталости. С начала Отечественной войны по заданию Главного военно-санитарного управления Красной Армии группа сотрудников и учеников академика Л. А. Орбели проводит массовые исследования по применению фенамина в условиях боевой обстановки».

«Препарат этот уже был испытан в авиации, артиллерии в бронетанковых войсках, в пехоте. Во всех случаях результаты были получены положительные,— продолжал генерал.— Известны случаи, когда принятие одной-двух таблеток фенамина обеспечивало работо- и боеспособность в продолжение 24–36 часов. Бойцы, получившие фенамин в окопах перед рассветом, когда особенно хочется заснуть, отмечали появление чувства бодрости и свежести. Установлено, что под влиянием фенамина движения становятся более координированными, что имеет большое значение как при стрельбе, так и в управлении машинами. Однако следует помнить, что злоупотреблять этим замечательным средством ни в коем случае нельзя».

В то самое время, когда генерал Кротков с газетной страницы рассказывал бойцам и командирам о фенамине, на легком крейсере «Красный Крым» (дореволюционное его имя «Светлана»), который стоял на плановом ремонте в Батуми, шли, как сказали бы сейчас, клинические испытания одной из новых разновидностей фенамина — прозамина, разработанного в Самарканде в отделе фармакологии ВММА. 800 матросов и старшин под наблюдением корабельного врача по его команде принимали прозамин, который состоял из фенамина и ингибитора холинэстеразы метилсульфата неостигмина («прозерина») в пропорции 10:1. Прозамин, в создании которого участвовал курсант Брехман, и сейчас продается в аптеках и входит в список жизненно необходимых препаратов.

Легализация женьшеня

Как уже сказано, в 1944 году академия вернулась в Ленинград, а в 1945 году ее выпускник лейтенант Брехман отправился для прохождения службы на Дальний Восток, где был назначен начальником лаборатории токсикологии и радиологии главного военно-морского госпиталя Тихоокеанского флота. Помимо выполнения обычных служебных обязанностей он не терял связи с научным руководителем профессором Лазаревым и продолжил испытания прозамина на кораблях и подводных лодках ТОФ. В 1948 году он защитил диссертацию «Действие некоторых стимуляторов на человека и их практическое применение в ВМФ».

В дальнейшем он на общественных началах руководил лабораторией фармакологии при президиуме ДВФ СО АН СССР, созданной для изучения женьшеня. В 1956 году подполковник медицинской службы Брехман защитил докторскую диссертацию «Материалы по фармакологии корня женьшеня (экспериментальное исследование)». Как явствует из ее темы, научные интересы у него с курсантских времен не изменились, потом он сформулирует их как науку об адаптогенах. Только теперь он сосредоточился на «природных комплексах биологически активных веществ», в первую очередь на женьшене.

Во многом благодаря его исследованиям женьшень в 1951 году стал официальным лекарственным средством и был включен в Государственную фармакопею СССР. А когда стало ясно, что бескрайних женьшеневых плантаций на Дальнем Востоке в обозримом будущем не предвидится (хотя попытка была: по ходатайству президиума ДВФ СО СССР в Приморском крае организован совхоз «Женьшень»), профессор Брехман переключился на элеутерококк, запасы которого в Приморье были большими. Но всему этому предшествовала его демобилизация.

Наука без погон

Распрощался он с погонами в 1957 году. Так уж получилось, что взлет его военно-медицинской карьеры — звания доктора наук и подполковника в 36 лет — совпал по времени с пиком хрущевского сокращения армии в 1955–1959 годах вдвое, офицеров отправляли в запас ежегодно десятками тысяч. В отличие от большинства из них доктор медицинских наук Брехман был востребован в гражданской жизни.

Он возглавил лабораторию фармакологии в отделе физиологии и биохимии растений при президиуме ДВФ СО АН СССР, в дальнейшем работал совместно с сотрудниками сразу нескольких институтов ДВО АН СССР. Проще говоря, он несильно потерял в деньгах и сильно выиграл в свободе выбора направлений научных исследований.

Почти за 40 лет гражданской службы он стал автором и соавтором более 300 научных статей, 14 монографий, двух дюжин авторских свидетельств и патентов, в том числе на несколько адаптогенов на основе элеутерококка, вытяжки из рогов северного оленя (рантарин) и сайги (сайнтарин). В конце 1980-х он даже сформулировал постулаты новой науки — валеологии (науки о здоровье).

Сейчас, правда, эта наука благодаря ее искренним, но не очень умным энтузиастам балансирует на грани лженауки. А БАДы (которыми, собственно, и были брехмановские адаптогены) во время их бума в 1990-е годы довольно сильно скомпрометировали себя нечистоплотностью некоторых их производителей и коррупцией госрегулятора, дававшего на них разрешения. В истории остался и самый грандиозный эксперимент профессора Брехмана по созданию водки без похмельного синдрома.

Противоядие от похмелья

Очередная волна борьбы за трезвость накатила на страну в 1979 году после очередного постановления ЦК КПСС, и тогда же в отделе профессора Брехмана возникла идея отрегулировать биологический процесс потребления гражданами водки сверх меры. Сначала попробовали то, что уже было хорошо изучено и находилось под рукой,— элеутерококк. Забегая вперед, надо сказать, что горькую настойку 35% этилового спирта на экстракте корней элеутерококка колючего государственные спиртоводочные предприятия в итоге стали разливать в бутылки, клеить на них этикетки «Золотой Рог» (так называется залив во Владивостоке) и продавать гражданам по 6 руб. за пол-литра.

Первые опыты на крысах были обнадеживающими. Экстракт корней элеутерококка увеличивал смертельную дозу спирта вдвое, а крысы с повышенной тягой к алкоголю становились трезвенниками. Понизили градус оптимизма клинические испытания в местной наркологической клинике: у людей-алкоголиков элеутерококк не вызвал столь же явной реакции, как у алкоголиков-грызунов. Далее логика дальневосточных ученых была, вероятно, такая же, какую годы спустя продемонстрировали западные ученые, сначала открывшие, а потом попытавшиеся объяснить так называемый французский парадокс — сравнительно низкий процент сердечно-сосудистых заболеваний у французов при их высококалорийной пище с обилием жиров.

Антидотом холестерина в этом случае, предположили французские и американские ученые, было красное вино, которое французы пьют много. А точнее, содержащиеся в винограде полифенолы, в частности ресвератрол. Но все это было, как уже сказано, спустя десять лет после того, как в отделе профессора Брехмана обратили внимание на «грузинский парадокс» — пьют там вина много, а местные вытрезвители в лучшем случае заполняются на треть. Понятно, что это могло быть связано не только с культурой потребления алкоголя на Кавказе, но и с традициями местной милиции, но, как бы там ни было, акцент в поисках водочного адаптогена переместился из Приморья в Кахетию.

Первые же анализы показали, что максимальная концентрация полифенолов наблюдается в кожуре виноградной ягоды и в так называемых гребнях — кистях винограда без ягод, то есть как раз в отходах виноделия. Экстракт из них, как показали опыты на лабораторных крысах, действовал на животных точно так же, как экстракт из корня элеутерококка. А химический анализ показывал, что виноградный экстракт заметно притормаживал окисление спирта до уксусного альдегида и одновременно ускорял окисление последнего. Иными словами, теоретически такая биохимия должна была снимать похмельный синдром.

Но и это было не все. Сам по себе экстракт из виноградных отходов (без добавки алкоголя) снижал чувствительность крыс к экстремальной жаре и холоду и их утомляемость при тяжелой мышечной работе.

Как бы таблетка бодрости для краснофлотцев с крейсера «Красный Крым». 22 июля 1982 года профессор Брехман с группой коллег из Приморья и Кахетии получил авторское свидетельство на «способ получения из гребней винограда экстракта, обладающего антиалкогольным действием». Препарат назвали «каприм» — «Кахетия + Приморье». Оставалось провести его клинические испытания.

Колымская «шерсть»

Про эти испытания написано много, это действительно был уникальный случай не только в отечественной, но и в мировой фармакологии, со временем он оброс таким количеством апокрифов и легенд, что сейчас трудно отделить реальность от выдумки. Точно можно сказать только следующее. Судьба эксперимента решалась на уровне Политбюро ЦК КПСС, под него выделили Северо-Эвенский район Магаданской области, куда летом 1984 года завезли водку с добавлением каприма и с этикеткой «Золотое руно. Крепкий напиток. Крепость 40%. Цена 5 руб. 20 коп.». При этом весь остаток водки с прошлогоднего северного завоза из района вывезли.

Водка была изготовлена в Грузии. Как вспоминал соавтор Брехмана по каприму Александр Буланов, непосредственно отвечавший за эксперимент, для нее республике дали дополнительную квоту на производство спирта, но из груш, которых тогда в Грузии было много и еще больше было их падалицы. Вкус у водки из груш был специфический. По словам Александра Буланова, «ругани было много. Водку сразу прозвали “шерстью”. Где-то кто-то умер в пьяном состоянии, так сразу письмо в инстанции, жалобы: мол, от вашей гадости люди умирают. Приходилось отписываться».

«Тем не менее статистика была в нашу пользу,— вспоминает Буланов.— МВД объединилось с медиками. И все алкогольные преступления фиксировались в рамках наших общих мировоззрений. За десять месяцев мы улучшили ситуацию в этом районе. Население района было небольшое — 12 тыс. человек. Наблюдение шло легко. Главное, там жили эвены. Вот на них обращали отдельное пристальное внимание. От “Золотого руна” метаболизм у эвенов становился как у европеоидов. Оказалось, напитком можно влиять на генотип!»

Иными словами, коренные народы Севера дурели от «Золотого руна» с той же скоростью, что русские, тут и популяционным генетикам было чему удивляться. Но эксперимент, рассчитанный на два года, был прерван через десять месяцев новым, еще более грандиозным антиалкогольным экспериментом, о котором объявил новый генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев в мае 1985 года.

Ученые, пытаясь спасти свой эксперимент, дошли до кремлевских небожителей: Горбачева, Лигачева и Рыжкова, но получили отказ. Возможно, это и к лучшему. Ведь начнись эксперимент на Колыме на год раньше и будь отчет об эффективности каприма благоприятным, не исключено, что в 1985 году эти люди заставили бы страну пить не самогон, а «шерсть» из грушевого спирта, и наша история пошла бы по другому пути.

Но история историей, а водочная эпопея профессора Брехмана и его соратников не оборвалась с досрочным окончанием колымского эксперимента, она живет и в наши дни. Только сейчас водку и антидот от похмелья принимают не вместе, в одном стакане, а порознь. Вот, например, всего лишь два недавних патента на такие средства. В первом случае за полчаса до употребления водки человек выпивает стакан воды с БАДом «Ягель» в концентрации 0,7–1,3 мл/л, то есть, называя вещи своими именами, сначала надо закусить лишайником и только потом пить водку.

Во втором случае, сначала пьют водку без ограничений, а потом в постинтоксикационном состоянии, возникающем после алкогольного эксцесса, именуемым в народе похмельем, когда дрожат руки, мучают головная боль, потливость, жажда, чувствуется слабость, апатия, пугают сердцебиение и другие менее определенные страхи, надо принять клофелин. Под наблюдением врача, конечно, а не самостоятельно. Он уменьшает страхи, повышает настроение, снимает головную боль, потливость, тремор, нарушения сна, пробуждает аппетит.

В общем, добавлять клофелин в водку нельзя, наши ученые доказали, что пить его надо потом и отдельно от водки. А что касается «французского парадокса», то ученые, в этом случае западные, доказали: нет его, это только одна видимость, не выдерживающая серьезной научной критики.

Ася Петухова