В рамках прошедшего в мае ПМЮФ-2021 ИД «Коммерсантъ» провел деловой завтрак «Юзабилити. Новый интерфейс права». Его участники ратовали за понятный язык нормотворчества, но и им порой было не обойтись без сложных заимствованных терминов, требующих «перевода».
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
Представители бизнеса обсудили за круглым столом (а виртуально — из разных мест, в том числе из аэропорта), что не так с формулировками российских законов, почему непросто внедрять машиночитаемое право, что мотивирует пользователей интернет-ресурсов давать согласие на обработку персональных данных, какое место отведено юристам в современной «пищевой цепочке» и почему для правовой системы usability не желательно, а обязательно.
«Мы живем в новой реальности, где человека загнали в “цифру”,— объяснила тему дискуссии основатель и управляющий партнер Legit Анна Костыра.— Коммерческие организации ушли в онлайн, госуслуги реализуются в онлайне. Мы все воспринимаем с экрана. И в этой новой реальности правовая норма должна быть не просто понятно сформулирована, но и понятно донесена до пользователя. Потому что право — это про человека. И юзабилити — это то, что должно быть, это must».
Форма имеет значение
По словам Анны Костыры, сегодня российские законы становятся уродливыми и чрезмерно сложными: «Даже мне, практикующему юристу с более чем двадцатилетним опытом, приходится часто перечитывать формулировки — и в 50% случаев непонятно с первого прочтения, что же написано в той или иной норме».
В качестве объективного доказательства она привела исследование, в котором эксперты Института государственного и муниципального управления НИУ ВШЭ анализируют российские законы с точки зрения лингвистики. Их общий вывод очевиден для тех, кто когда-нибудь пытался читать: законы год от года становятся сложнее для восприятия из-за длины предложений, обилия причастных оборотов, недостатка глаголов и других особенностей текста. Выведенный специалистами «индекс синтаксической сложности нормативно-правовых актов» (ИСЗ) самого простого закона составляет 16, самого сложного — 65. Усредненный индекс (для шести с лишним сотен федеральных законов) в 2021 году составил 40,1, при этом 87 законов «обгоняют» по сложности «Критику чистого разума» Иммануила Канта (ИСЗ — 48).
«Удобоваримость» текстов — проблема не только российская: «Нью-Йорк Таймс» в похожем исследовании утверждает, что политика конфиденциальности Facebook имеет более высокий индекс сложности чтения, чем роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение».
Бегом — к недоверию
Насколько актуальна эта тема для бизнеса, рассказал Юрий Строфилов, владелец сервиса онлайн-тренировок S10.run, медиаресурса Saint-Petersburg.ru, PR-агентства SPbnews, который также «переводит» книги со сложного научного языка на понятный человеческий.
«У нас платформа для любителей тренировок,— уточнил Юрий.— Мы “сводим” любителей бега и тренеров. Пока нас было немного, все было очень просто: мы друг другу доверяли. Но за этот год бизнес вырос в шесть раз, и я понял, что если мы и дальше будем так расти, то мы подложим под него мину: отсутствие соглашения о конфиденциальности и оферты может привести к гигантским проблемам. Я подумал: пойду на какой-нибудь сайт, скопирую у них этот кирпич текста и поставлю к себе. Не вышло: если я выложу у себя на сайте текст, который непонятен,— мне перестанут верить. А наш бизнес построен на доверии. Мы со специалистами Legit колдовали над формулировками соглашения о конфиденциальности два месяца и в результате сложной работы получили текст, в котором и мы, и наши пользователи понимаем каждое слово».
Не менее сложно было определить и сформулировать границы ответственности: за что отвечает платформа, за что — тренер, за что — ученик. Но и этот вопрос удалось решить. В первую очередь — для компании. А чтобы и пользователям было проще, кроме текстов Юрий выложил на сайт видеообращение, в котором объясняет все простыми и понятными словами.
Быть интерпретатором
«Формой мы не связаны,— поясняет ассоциированный партнер Legit Михаил Стеценко.— Это необязательно должен быть текст. Когда вы попадаете на какую-то интернет-платформу, вас в первую очередь интересуют простые понятные интерфейсы. И юрист современной цифровой среды — интерпретатор. У нас есть нормы закона, которые — так уж получилось — сформулированы достаточно сложно, и есть конкретный пользователь, который не должен в этом разбираться. Но при этом он должен понимать, на что дает согласие,— это требование прописано в законе. Человек хочет понимать, какие данные он предоставляет и что с этими данными будет сделано. Юрист нужен, чтобы минимизировать сложность коммуникации. Он должен уметь общаться на том языке, который понятен пользователю».
По мнению госпожи Костыры, «цифра» — очень благодатная инфраструктура, поскольку позволяет доносить нормы права максимально разными способами. «Когда мы жили “в бумаге”, мы были ограничены в способах коммуникации, сегодня мы их расширяем, приближаясь к конституционной норме, согласно которой все равны перед законом,— уверена она.— Ведь есть люди, которые не очень хорошо понимают письменный язык, люди с дислексией, в конце концов, у нас многонациональная страна — и мы не можем требовать от всех равного уровня образования. Сейчас у нас есть возможность стать гуманными юристами и доносить до граждан нормы права, используя все преимущества “цифры”».
Кто будет читать?
«Текст становится не единственным способом коммуникации с партнером,— соглашается Артем Подшибякин, руководитель юридического департамента, службы Сompliance и GR группы компаний Inditex в России, Белоруссии и Казахстане.— В этом смысле показательны соцсети: там далеко не все про текст, который надо читать,— но все очень удобно и доходчиво».
В том, что будущее коммуникаций — не за текстом (или не только за текстом), уверен и господин Строфилов: «Мой ребенок не пользуется клавиатурой: он задает вопрос голосом и получает ответ в виде картинки или видоса. Мы уже общаемся с помощью видео, подкастов и других вещей, не связанных с текстом. Лет через десять способ получения информации изменится кардинально: чем дальше, тем меньше будет людей, способных читать текст».
По мнению господина Стеценко, «высокий юридический слог» не утратил своей актуальности, но нужно понимать, где он уместен, а где — нет: «В суде он вам совершенно не помешает. Но когда мы общаемся с клиентом медицинского центра, который должен подписать информированное согласие, а у него зуб болит — в лучшем случае он просто подписывает не читая. У него и так стрессовая ситуация, зачем ему дополнительный дискомфорт, сложности и непонятности?»
Обманывать — не круто
Может быть, на самом деле бизнесу выгодно иметь сложные пользовательские соглашения, чтобы потребитель очень быстро принимал решение, не разбираясь в нормах?
«Обманывать — это не круто,— уверен Артем Подшибякин.— Никто такой цели не ставит. Понятное право прежде всего снижает транзакционные издержки бизнеса, потому что бизнес точно знает, что от него требуется, в какой момент и в какой форме,— и он это выполняет».
Руководитель юридического департамента и службы Compliance и GR рассказал, что в Inditex, розничная сеть которой насчитывает 500 магазинов, для сотрудников внедрили чат-бот по вопросам защиты прав потребителей. «Это подсказки, ответы на самые актуальные насущные правовые вопросы,— пояснил господин Подшибякин.— Они помогают сотрудникам качественно и быстро ответить на вопросы потребителей. И ответы сформулированы коротко и удобно: “если ситуация такая, то нужно сделать так-то потому-то”, а не “в соответствии с параграфом”. Чат-бот отлично работает. Это самый свежий тренд — право без юристов, автоматизированная платформа: юрист нужен, чтобы создать такую систему, а потом ею пользуются уже автоматически. Это быстрее, удобнее, понятнее, дешевле, и не в ущерб качеству».
Однако чат-боты, онлайн-конструкторы и прочие цифровые инструменты не возникают ниоткуда, подчеркнул господин Стеценко: «Документ должен быть понятен человеку — только тогда он может быть автоматизирован».
Вовлекать бизнес
Сложность современного правового языка — лишь одна из проблем. Отдельный вопрос, как заметила Анна Костыра,— почему принимается так много законов. Впрочем, она сама же и ответила: потому что каждый следующий восполняет недостаток предыдущего, новые законы становятся дополнениями, разъяснениями и исправлениями к уже принятым. И это — мировая тенденция. Качество нормативных актов зависит от процедуры их подготовки. Чтобы качество было другим, надо изменить эту процедуру.
Поиск ответа на вопрос «как сделать хороший закон» объединил Центр перспективных управленческих решений (ЦПУР), «Сколково», Центр стратегических разработок (ЦСР) и множество разных экспертов. «Мы предложили концепцию, основанную на изучении существующих проблем и опыта их решения в других странах,— рассказывает руководитель проектного направления «Цифровое право» ЦПУР Ольга Шепелева.— Один из основных тезисов концепции — чтобы сделать право лучше, нужно обеспечить больший уровень участия граждан в процессе создания правовых норм. Коллеги говорили, что очень важно доверие, а доверие формируется в том числе тогда, когда люди участвуют в создании правил. Есть исследования, согласно которым привлечение людей бизнеса к формулированию правил, связанных с налогообложением, приводит к тому, что они охотнее платят налоги. Если государство хочет, чтобы его законы лучше исполнялись, ему имеет смысл вовлекать бизнес в создание новых правовых норм».
Расширить и поменять
Не менее важно использовать возможности доказательного подхода к регулированию. Оценить, нужен ли закон, помогают исследования и анализ, моделирование последствий применения закона. Сейчас это можно делать эффективнее при помощи данных и инструментария, которые появляются с развитием цифровых технологий. В командах, занимающихся подготовкой регулирования, нужны люди, владеющие современными методами исследований и способные понимать и использовать исследовательские результаты. В цикле нормотворчества обязательно нужно место для моделирования регуляторного эффекта, для проведения правовых экспериментов, для мониторинга и оценки результатов уже принятых правовых требований.
Кроме того, по мнению экспертов, в процессе нормотворчества должны участвовать не только юристы, но и другие специалисты: умеющие писать коды, делать дизайн, переводить с юридического языка на понятный человеческий, изучать пользовательский опыт.
«Фактически нам нужно расширить число участников и поменять процедуры,— говорит госпожа Шепелева.— Эта работа уже ведется: создана платформа для общественного обсуждения проектов нормативных актов (regulation.gov.ru), есть институт оценки регуляторного воздействия и мониторинг правоприменения. Однако не все новые элементы нормотворческого процесса сейчас работают успешно. Но что не менее важно, отдельные проекты и инициативы не увязаны между собой. В целом процесс подготовки нормативных актов во многом остается формально-бюрократическим. Нужен реинжиниринг нормотворческого процесса. Совместно с Legal Academy мы создали курс (legalacademy.ru/cpur), где можно не только послушать мнения экспертов, но и высказать свои идеи и соображения о том, как может выглядеть нормотворческий процесс в России».
Завтра будет поздно
Для самих юристов при этом одним из самых актуальных остается вопрос «быть или не быть». «Чтобы начинать учить машину, надо давать ей понятные формулировки,— подводит итог Анна Костыра.— Если мы не сможем внедрять машиночитаемое право, то у нас не будет быстрого онлайн-правосудия. Если юридическая профессия останется без этих технологий — мы будем на обочине цивилизации. Если мы не изменимся — мы будем динозаврами».
«Динозавром быть хорошо, но это ненадолго,— шутит Михаил Стеценко.— История показывает, что надо эволюционировать — и здесь то же самое. Если у нас реально такая ситуация, когда мы нуждаемся в быстрых, понятных и эффективных решениях, то юристу придется это делать. Задача юриста — в том, чтобы снижать риски и транзакционную нагрузку. Это реальный запрос бизнеса и государства».
«Еще не так давно были стада бухгалтеров,— вспоминает Юрий Строфилов,— но пришла “1С” — и эти стада пошли на биржу труда. Тенденция такая: либо мы адаптируемся, либо огромные стада юристов пойдут на рынок труда, а их места займут юристы, которые умеют погонять роботов».
«Сущность права — создавать правила,— отмечает Артем Подшибякин.— Потребность в том, чтобы правила были классными и все их соблюдали, сохранится еще очень долго. И в этом смысле юристы никуда не денутся. Другое дело, что они должны быть более квалифицированными и технологически грамотными — чтобы создавать цифровые платформы и системы. А должностей с небольшой прибавочной стоимостью явно будет меньше, но это вопрос не только про юристов, а вообще про общество».
Новый интерфейс права должен быть user friendly, согласились участники дискуссии. И попытались найти в русском языке аналоги заимствованным выражениям. Получилось «право с человеческим лицом».