«У нас очень много горячих тем для диалога»
Представитель МИД Катара поделилась с “Ъ” видением ближневосточной политики и места в ней России
Катар выступил в качестве страны-гостя завершившегося на днях Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ). Доха — один из главных инвесторов в экономику России, но не самый простой партнер Москвы в том, что касается ближневосточных проблем, прежде всего Сирии. Где сходятся и где расходятся интересы Москвы и Дохи, а также как Катар видит свою роль в разрешении многочисленных конфликтов на Ближнем Востоке — “Ъ” рассказала официальный представитель катарского МИДа и помощник министра иностранных дел этой страны Лулва аль-Хатыр, первая в Катаре женщина на этом посту.
Официальный представитель катарского МИДа Лулва аль-Хатыр
Фото: МИД Катара
— Планируется ли в ближайшем будущем визит в Россию Его Высочества эмира Катара шейха Тамима бен Хамада Аль Тани? Его приезда ждали во время ПМЭФ, однако было принято решение, что его участие в пленарном заседании с президентом России будет в онлайн-формате.
— Как вы знаете, Его Высочество эмир ранее посещал Россию с историческим визитом. Это был очень успешный визит — в контексте и политического, и экономического, и даже военного сотрудничества. Нет причин, чтобы подобный визит не повторился в будущем. Но когда точно это произойдет, я сказать не могу.
— Во время визита главы МИД России Сергея Лаврова в страны Персидского залива этой весной у меня сложилось впечатление, что Доха — единственный партнер России в регионе, с которым у нее большие разногласия по Сирии. В частности, Катар не поддерживает возвращение Сирии в Лигу арабских государств (ЛАГ). Есть ли шанс на изменение этой позиции?
— Прежде всего визит российского министра был очень продуктивным. Как вы знаете, в ходе него состоялась трехсторонняя встреча глав МИД Турции, России и Катара. Было достигнуто несколько договоренностей. Самая важная из них — гуманитарная помощь Сирии. Я не думаю, что у нас есть разногласия по этому поводу. И мы готовы работать над тем, чтобы помочь хоть немного облегчить гуманитарную ситуацию в Сирии вместе с теми государствами, которые хотят присоединиться к решению сирийских проблем. Вы упомянули об особой позиции Катара по Сирии среди стран Залива. Я не думаю, что это верно. Насколько я знаю, никто из наших соседей не делал публичных заявлений насчет возвращения Сирии в ЛАГ.
— ОАЭ заявляли…
— Ну, возможно Эмираты…
— И у Саудовской Аравии были колебания на этот счет.
— Нужно немного подождать и посмотреть, как будет развиваться ситуация. Что касается нашей позиции по Сирии, то мы верим, что там должен произойти справедливый переход власти. Миллионы сирийцев остаются в статусе беженцев. И необходимо гарантировать им право на возвращение. Речь прежде всего идет о безопасности. Но с этим связано слишком много вопросов: как это будет реализовано, столкнутся ли они с судебным преследованием по возвращении. Ситуация очень сложная — восстание в Сирии переросло в гражданскую войну. Чтобы разрешить ситуацию, нужно время. Еще один большой вопрос, связанный с Сирией,— это гуманитарная помощь и восстановление страны. И я полагаю, что это также большой вопрос и для России,— она пока не начала процесс восстановления Сирии по самым разным причинам, как мы думаем. У международного сообщества свои веские причины. Оно хочет убедиться, что помощь пойдет по правильным каналам и будет эффективно расходоваться.
— Как раз Россия призывала все страны направлять средства на восстановление Сирии, но большинство отказывается выделять деньги, пока у власти в этой стране остается президент Башар Асад. Для Катара это тоже препятствие?
— Для нас это не вопрос личности. Как я уже сказала, нам важна прозрачность и четкость процесса. У Катара очень высокие стандарты распределения помощи, мы не просто перечисляем деньги, а выделяем финансирование под конкретные проекты. Нам важна уверенность, что помощь дойдет до адресата. И, кстати, я не слышала, но разве Россия уже выделила средства на восстановление Сирии?
Итоги десятилетней войны в Сирии
— Россия направляет гуманитарную помощь в Сирию, есть также компании, которые выполняют работу по восстановлению, но Россия считает, что она не должна делать это одна. Позиция Москвы заключается в том, что нужно направлять деньги не на финансирование лагерей беженцев, а в саму Сирию.
— Катар также совсем не бездействует. Например, Катарское Общество Красного Полумесяца работает там.
— На какой территории?
— Мы работаем там, где для нас нет риска столкнуться с какой-либо угрозой.
— Может быть Россия могла бы выступить гарантом того, что помощь дойдет до адресата и будет потрачена на конкретные проекты?
— Обычно мы работаем с ООН, и она выступает гарантом. Посмотрите на нашу помощь Палестине — она идет через ООН, Йемену — через ООН. Катарское Общество Красного Полумесяца работает с Международным комитетом Красного Креста. И мы работаем над тем, чтобы как можно больше международных структур стали частью этого процесса.
— Признает ли Катар результаты выборов в Сирии?
— Есть слишком много вопросов, связанных с организацией выборов, в том числе могли ли все сирийцы принять в них участие. И речь не идет о признании выборов Катаром. Вопрос в том, признают ли результаты выборов сами сирийцы. Из материалов СМИ мы наблюдаем раскол внутри сирийского общества.
Важно, чтобы сирийцы сами пришли к согласию друг с другом. И мы никогда не пойдем против их воли.
— Вы уже упоминали трехсторонний консультативный механизм, созданный Катаром, Турцией и Россией. Были ли другие мероприятия после мартовской встречи в Дохе? И какие ближайшие планы работы?
— Существует команда, члены которой постоянно находятся на связи. Это не на министерском, а на более низком уровне. Решения о второй встречи министров пока нет, но координация продолжается. И это касается не только Сирии. Например, обсуждалась также тема Афганистана. И Россия, и Турция поддерживают мирный процесс в Афганистане. Как вы знаете, недавно должна была состояться встреча по Афганистану в Турции, но этого не случилось, так как движение «Талибан» (запрещено в РФ.— “Ъ”) в последний момент изменило свое мнение. Россия также принимала у себя афганцев. Мы поддерживали и то и другое, и сами работаем со всеми сторонами, помогаем межафганскому диалогу. Да процесс не движется так, как хотелось бы, из-за сложности ситуации в Афганистане. Но мы должны быть оптимистами и работать со всеми, несмотря на существующие препятствия.
— По каким еще горячим темам в регионе вы хотели бы построить более тесный диалог с Россией?
— Хороший вопрос. У России длинная история связей с арабскими странами. Мы думаем, что есть много вопросов, над которыми стоит работать вместе. Например, Ливия, Ирак, Йемен. У нас очень много горячих тем для диалога. И одна из них, которая интересна и нам, и России,— это Иран. Мы пытались выступить в качестве посредника между Ираном и США. И в какой-то момент была дискуссия об Иране и Совете сотрудничества арабских государств Персидского залива. И мы всегда готовы способствовать этому процессу.
— То есть вы уже выступали в качестве посредника между США и Ираном?
— Это происходит время от времени. Особенно это было в конце 2019—начале 2020 года. Если помните, тогда было нападение на посольство США в Багдаде, а потом убийство генерала Касема Сулеймани. В это время регион был на грани войны. Катар упорно работал с обеими сторонами, чтобы снизить напряженность, и было еще несколько стран с похожими интересами. В том числе Ирак, который оказался посередине между двумя силами. Оман также пытался облегчить ситуацию, а также некоторые другие страны. Но в основном Катар работал над этим файлом, и, слава богу, мы смогли избежать войны. После этого были другие дискуссии то тут, то там. И после прихода новой администрации США мы выразили готовность оказать поддержку (переговорам по «ядерной сделке» или возвращению Ирана и США в Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД).— “Ъ”). И они сами работают над этим, но большой вопрос между ними: кто сделает первый шаг?
Вы говорите с Ираном — они хотят, чтобы США сделали первый шаг, говорите с США — они ждут того же от Ирана.
Европейские страны—участники СВПД просили о нашей поддержке перед переговорами в Вене. И мы со своей стороны старались убедить иранцев отправиться в Вену. Проблема была в том, что иранцы не хотели видеть США за столом переговоров, так как американцы вышли из СВПД. Так что все это потребовало немного работы, но мы надеемся, что результат будет продуктивным.
— Вы надеетесь на удачное завершение переговоров в Вене?
— Такое стремление есть. Мы советовали американской стороне успеть (завершить переговоры.— “Ъ”) до выборов президента в Иране. Но так уже не получится. Выборы будут вот-вот, и я думаю, что теперь нам нужно подождать немного после выборов, чтобы понять новую позицию. Мы надеемся, что она будет такой же открытой (к переговорам.— “Ъ”), как мы видели до этого.
— Еще одна горячая точка — сектор Газа. В этой связи все время упоминается о посреднической роли Египта. Какую роль в разрешении конфликта между палестинским движением «Хамас» и Израилем сыграл Катар?
— Катар активно выступал за созыв встречи министров иностранных дел Лиги арабских государств 11 мая. После этой встречи мы предложили создать дипломатическую миссию, в которую кроме нас вошли бы Египет, Иордания и Тунис — как непостоянный член Совбеза ООН. И это было сделано. Мы начали координировать наши усилия друг с другом, а также с США, чтобы добиться деэскалации и прекращения огня. И это произошло. Да, Египет сыграл огромную роль в этом процессе. Они также открыли границу с Газой, и это очень помогло облегчить гуманитарную ситуацию. И мы надеемся, что они продолжат открывать границу, так как часть страданий населения Газы связана именно с закрытой границей. Египет также любезно предложил (финансовую.— “Ъ”) помощь. Со своей стороны Катар пообещал полмиллиарда долларов США на реконструкцию Газы. Сейчас наша команда на месте занимается оценкой нужд. Надеемся, что эта работа будет завершена в течение пары недель. Кроме того, у нас хорошие отношения не только с «Хамасом», но и с палестинскими властями. И президент Палестины (Махмуд Аббас.— “Ъ”), и представители «Хамаса» приезжали в Доху. И мы готовы продолжать контактировать с ними, и мы также постоянно на связи с США.
— Заметили ли в Дохе какие-либо изменения в позиции США по отношению к «Хамасу»?
— Это очень интересный вопрос. Мне трудно говорить за США. Но судя по их публичным заявлениям, есть некие изменения. Например, они поддерживают усилия по восстановлению Газы и призывают Израиль позволить это осуществить. Мы не видели такого раньше, по крайней мере при прошлой администрации. Так что есть разница.
— Но США при этом обещали, что сделают все возможное, чтобы деньги на восстановление Газы не попали в руки «Хамаса». Как же тогда отправлять помощь в Газу, если там практически везде присутствует «Хамас»?
— Это довольно распространенное заблуждение. В Газе около 2 млн людей. И безусловно, не все они — «Хамас».
— Я имела в виду «практически везде на руководящих позициях».
— И да, и нет. Например, поставки электричества в Газу контролирует палестинская администрация, а не «Хамас». Кроме того, около 12 тыс. временных рабочих мест созданы в сотрудничестве с Ближневосточным агентством ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ. И это совсем не «Хамас». Мы работаем в Газе с 2014 года и согласовали механизм помощи с ООН. Это оплата поставок уже упомянутой электроэнергии, а также прямая помощь примерно 100 тыс. семьям, каждая из которых получает ежемесячно небольшую сумму. Эти семьи зарегистрированы палестинскими властями, а также ООН и, кстати, Израилем.
Израильтяне прекрасно знают, где и что находится в Газе, как мы видели недавно, когда во время последней войны прежде, чем атаковать конкретное здание, израильские военные звонили его хозяевам и давали жильцам минуту или пять, чтобы покинуть объект.
Так что все, что происходит в Газе,— очень-очень контролируемый процесс. И высказывания про «Хамас» типа того, что вы упомянули, делаются израильскими официальными политиками по сугубо внутриполитическим причинам, например, из-за выборов. Так недавно один израильский политик, который выступал в качестве конкурента действующего премьер-министра, заявил о необходимости пересмотра механизма восстановления Газы. А ведь он сам был частью этого процесса и знает его очень хорошо. Для него эти высказывания были способом политической борьбы. Со своей стороны мы не хотим быть вовлечены в вопросы внутренней политики другой страны. Повторю: процесс помощи Газе прозрачен, утвержден ООН, работает уже много лет, и никто не выступал против, включая Израиль и США.
— Как вы можете охарактеризовать отношения между Израилем и Катаром? С одной стороны, вы не признаете процесс нормализации, который происходит между Израилем и рядом арабских стран, но с другой стороны, недавно ушедший в отставку глава израильской разведки «Моссад» Йоси Коэн был очень частым гостем в Дохе. Может, официальное объявление о нормализации — всего лишь формальность?
— Нет. Это не так. Есть разница между взаимодействием ради решения конкретных, очень узких вопросов — в данном случае это помощь палестинцам, которые находятся в очень сложных условиях, и нормализацией, когда речь идет об установлении дипломатических отношений, контактах на самых разных уровнях — и по вопросам экономики, и по вопросам культуры. Лично мы не готовы сейчас участвовать в процессе нормализации, не видим в этом смысла, а за других говорить мы не можем.
Мы считаем, что процесс нормализации не ведет к миру, а лишь дает Израилю возможность утвердиться в своей позиции, что можно и не предоставлять никаких прав палестинцам.
Они говорят: зачем, если у нас и так нормальные отношения со всеми? Еще в 2002 году была озвучена арабская мирная инициатива, и арабские страны были готовы на мир с Израилем, если он выполнит свои обязательства в соответствии с резолюциями Совбеза ООН. Но с тех пор ни один премьер-министр Израиля не ответил ни да ни нет на арабскую инициативу. Просто нет ответа. Так что нет — это недостаточно просто сказать, что давайте пойдем на нормализацию.
— Вы занимаете пост исполнительного директора Дохийского форума — площадки, где могли встречаться люди с самыми разными взглядами, в том числе иранцы и американцы. Но пандемия коронавируса изменила многие планы. Когда может состояться новое заседание форума?
— Во время пандемии мы не останавливали нашу работу, вели ее в онлайн-формате. Проводили разные сессии, в том числе посвященные вопросу нормализации. Запустили новый подкаст, и в нем уже принял участие Джон Керри (спецпредставитель президента США по вопросам изменения климата.— “Ъ”). И мы также будем рады привлечь к подкастам представителей России. Что касается очного формата, то мы планируем, что форум состоится, если пожелает Аллах, в марте 2022 года.
— Не могу не задать личный вопрос. Вы первая женщина, которая стала официальным представителем Министерства иностранных дел Катара. С какими вызовами вы сталкиваетесь на этом пути? Много ли сейчас в Катаре женщин-дипломатов и женщин на руководящих должностях?
— С теми же вызовами, что и женщины в других странах. Я поняла это в ходе своих бесед и встреч. У нас одни и те же проблемы, например, стеклянный потолок. Отвечая на ваш вопрос про Катар, наша самая известная женщина-дипломат (Алия Аль Тани.— “Ъ”) занимает пост постпреда при ООН. Она проложила эту дорогу. Сейчас у нас есть множество потрясающих женщин-дипломатов. Я думаю, что женщины занимают около 35% должностей в МИД Катара. Это неплохой результат, но мы надеемся, что цифра будет расти. У нас есть женщины-министры, и процент женщин среди выпускников вузов гораздо больше, чем мужчин, около 60%, и среди рабочей силы женщин также больше — 52%. И это прекрасно. Я думаю, что мы достигли такого результата благодаря инвестициям Катара в систему образования.