Формула извлечения кино
Ксения Рождественская о ретроспективе главного иранского режиссера Аббаса Киаростами
30 июня в летнем кинотеатре Garage Screen стартует большая ретроспектива иранского классика Аббаса Киаростами, куда войдут все его полнометражные фильмы, а также редкие документальные и короткометражные работы. Ретроспектива откроется «Вкусом вишни» (1997) — первым иранским фильмом, получившим «Золотую пальмовую ветвь» в Канне
«Нас унесет ветер», 1999
Фото: MK2 Films
«Нас унесет ветер», 1999
Фото: MK2 Films
В мире существует несколько деревьев, названных в честь иранского режиссера Аббаса Киаростами. Это кажется важным — не для кинематографа, но для самой ткани реальности: деревья дают дышать. Киаростами часто фотографировал деревья — в зелени, голые, серые, черные на белом, в дожде, мертвые. Герои его фильмов бежали сквозь оливы, говорили о вкусе вишни, искали сухое дерево, рядом с которым должен был быть дом друга. Киаростами и себя сравнивал с деревом: говорил, что не сможет уехать из Ирана и снимать кино, потому что фруктовое дерево, пересаженное на чужую почву, не плодоносит. Потом, уже ближе к концу жизни, снимая кино вдалеке от Ирана, объяснял: если дерево достаточно старое, хорошо укорененное, можно уехать надолго и его не поливать. Корни дотянутся до воды.
Один из важнейших представителей иранской «новой волны», Аббас Киаростами дал зрителю иллюзию понимания жизни в послереволюционном Иране. Он показывал в своих фильмах страну окраин и «маленьких людей»: ворчащих стариков, серьезных детей, уставших женщин, страну, состоящую из дорог и фильмов, непрофессиональных актеров и профессиональных пейзажей, страну, в которой режиссер — это просто человек, который едет в своей машине сквозь дождь и спрашивает дорогу у встречных.
Киаростами родился в 1940 году в Тегеране. Окончил Школу изящных искусств — говорит, что учился дольше положенного, потому что «ум обгонял руку», но уже тогда «рассматривал детали, решительно неважные для других». Работал иллюстратором, графическим дизайнером, снимал рекламные ролики. Организовал киноотдел в Институте интеллектуального развития детей и подростков, созданном шахиней Фарах Пехлеви, снимал образовательно-дидактические фильмы для детей — например, о том, как чистить зубы, или о том, как не испугаться злой собаки в переулке («Хлеб и узкий переулок», 1970).
Фото: Janus Film
Фото: MK2 Films
Фото: MK2 Films
Фото: The Institute for the Intellectual Development of Children & Young Adults
Фото: MK2 Films
Фото: Janus Film
За свою долгую жизнь (умер он во Франции в 2016-м) Киаростами снял более 50 фильмов, игровых и документальных, хотя в его вселенной граница между фикшеном и документом не может и не хочет быть проведена. Получил десятки призов — в том числе «Золотую пальмовую ветвь» в Канне («Вкус вишни», 1997), Особый приз жюри Венеции («Нас унесет ветер», 1999), Золотую медаль ЮНЕСКО имени Феллини за вклад в кинематограф. Киаростами сравнивают с неореалистами и модернистами, с Витторио Де Сикой, Робером Брессоном, Сатьяджитом Раем и даже Жаком Тати. Сам он говорил о духовном родстве с фильмами Феллини, Ангелопулоса и Тарковского, которые приводят зрителя в «измененное состояние». Но его кинематограф невозможно объяснить при помощи имен и аллюзий.
Его фильмы называют «магическим реализмом без магии»: они построены на лакунах, на зиянии, на отсутствии однозначного сюжета. Герой, получив ответ от возлюбленной, бежит через оливы, но вы не знаете, бежит он в отчаянии или в эйфории («Сквозь оливы», 1994). Персонажи едва знакомы, но в тот же день оказываются мужем и женой — и вы не знаете, когда они искренни: это семейная пара решила вспомнить молодость и поиграть в незнакомцев, или незнакомцы решили притвориться влюбленными («Копия верна», 2009)? Самый радикальный способ показать, ничего не показав, Киаростами использовал в «Крупном плане» (1990), фильме, с которого началась его международная слава. Это докудрама о мошеннике, который выдавал себя за режиссера Мохсена Махмальбафа. В одной из главных сцен Киаростами, по сюжету снимающий этот фильм, убирает звук, делая вид, что у съемочной группы технические проблемы. Он делает это из этических соображений: один из героев действует по сценарию, реакции второго — естественны, кино превращается в жизнь, которую нечестно было бы подслушивать. Но это не просто этика, это философия ошибок, умолчаний, отсутствия, это главный принцип взаимодействия кино и реальности. Это ультраминимализм: Киаростами отказывается от всех элементов, которые можно убрать, а потом отказывается и от того, что убрать, казалось, нельзя.
В девяностые Киаростами становится одним из важнейших мировых режиссеров. Херцог, посмотрев «Крупный план», сказал, что мы живем в век Киаростами, просто еще не знаем этого. После выхода «Жизнь продолжается» (1992) Годар заявил, что кино начинается с Гриффита и заканчивается Киаростами. Махмальбаф, один из героев «Крупного плана», считал, что Киаростами смягчил и очеловечил мир кино. Еще до появления в Канне шедевра «Вкус вишни» журнал Cahiers du cinema вышел с выносом «Киаростами великолепный», на обложке был портрет режиссера и кадр из фильма «Сквозь оливы».
Постоянные, вечные темы Киаростами — движение (в сущности, все его фильмы — роуд-муви, правда, в некоторых путешествие застопорилось, но оно обязательно продолжится), взаимоотношение иллюзии и реальности, копии и оригинала, кинематографа и жизни, жизни и смерти. Это фильмы нетерпения и фильмы ожидания, режиссер сворачивает сюжет в ленту Мёбиуса, как в «Копия верна», где непонятно, какая часть картины игра, а какая — реальность, или превращает фильм в повод и отправную точку для нового фильма, а тот делает основой следующего (Кокерская трилогия); или вычитает персонажей из фильма, не показывает кого-то из них («Нас унесет ветер», 1999). А то вообще делегирует свои полномочия актерам и цифровым камерам, как в «Десяти» (2002), фильме о месте женщины в Иране, снятом внутри автомобиля — порой даже без присутствия режиссера. Но это ни в коем случае не игры с формой, это отношение к иллюзии и к реальности как к соавторам и актерам — то талантливым, то бездарным. «Мы не можем приблизиться к правде иначе, чем при помощи лжи»,— утверждал Киаростами.
Актеров он тоже считал соавторами, часто снимал непрофессионалов и говорил, что в конечном счете актеры делают кино, а режиссеры — вроде футбольных тренеров: когда игра началась, им уже делать нечего. Киаростами говорил, что такое отношение к актерам идет от его ранних работ, в которых он снимал прежде всего детей: ими невозможно управлять, их невозможно заставить быть естественными.
Такие же требования он предъявлял еще к одному своему соавтору — зрителю. Киаростами всегда считал, что красота искусства заключается в реакции на него, и что произведения искусства не существует вне его восприятия. На этом основан его эксперимент «Ширин» (2005), где на экране — лица женщин, смотрящих фильм по классической поэме Низами Гянджеви. Полтора часа лиц, ничего больше. Женщины плачут, радуются, волнуются — и это один из самых лукавых фильмов о кино, потому что на самом деле они смотрят вовсе не «Ширин», они смотрят на белый лист. Режиссер просил каждую женщину думать об истории любви, и лишь после съемок решил, какой именно фильм он «покажет» героиням.
И это один из секретов кинематографа Киаростами: он смотрит на мир и на кинематограф не как режиссер, но как зритель, человек, который до самого конца фильма не знает, что будет дальше. Снимает ли он сирот в Уганде («Африка в алфавитном порядке», 2001), водоемы («Пять», 2004) или случайных пассажиров авто («Десять», 2002), его интересует «незаконченное кино»: это кино, которое умалчивает о чем-то важном, так что зритель вынужден становиться соавтором, со-творцом фильма.
В Иране многие фильмы Киаростами были запрещены к показу и существовали лишь на пиратских носителях. Цензура даже пыталась запретить «Вкус вишни» (1997) из-за сюжета — герой собирается покончить с собой, что в исламе непростительный грех. После революции 1979 года Киаростами принял решение не заниматься политикой, потому что революции всегда «эмоциональны и иррациональны», и заявил, что никогда не снимет «политическое кино» — его не интересуют фильмы, которые заставляют людей действовать. Но при этом Киаростами был уверен, что истинно политическое кино — то, которое пытается «запечатлеть ежедневную правду». И в этом смысле его кино, безусловно, можно назвать политическим. Режиссер был уверен, что правительство «просто не понимает» его фильмы. Однако, когда Мохсен Махмальбаф с семьей покинул страну, а чуть позже Джафар Панахи, ученик Киаростами, оказался в тюрьме, сам Киаростами начал работать за границей.
Тоскана («Копия верна», 2010), Токио («Как влюбленный», 2012) стали его новыми пейзажами, но темы остались прежними, и герои тоже не изменились. Последний фильм Киаростами был закончен его сыном Ахмадом. «24 кадра» — компьютерная инсталляция, в которой Киаростами — признанный фотограф — «продлевает» брейгелевских «Охотников на снегу» и собственные фотографии. Каждая фотография становится четырехминутным фильмом — медитативным, страшным или нежным, полным «решительно неважных деталей». Последний эпизод — молодая женщина спит перед экраном ноута, где идет финальная сцена «Лучших годов нашей жизни» Уильяма Уайлера (1946), вплоть до надписи The End. За окном качаются деревья. Этот последний кадр последнего фильма Аббаса Киаростами суммировал все темы режиссера, все его игры с реальностью: с грезами и смертью, с иллюзией и жизнью, с движением и статикой, с копией и оригиналом. «Незаконченное кино» завершилось.
Летний кинотеатр Garage Screen, с 30 июня до 8 сентября