«У меня на девяносто одну страницу дерьма получается одна страница шедевра»
Эрнест Хемингуэй о том, как стать писателем
2 июля исполняется 60 лет со дня смерти Эрнеста Хемингуэя — одного из самых влиятельных американских литераторов XX века, определившего стиль не одного поколения писателей. Кто-то тайком пытался копировать его стиль, кто-то прямо просил советов — и Хемингуэй всегда их давал. Анастасия Ларина перечитала письма Хемингуэя и составила небольшое руководство по тому, как надо писать
Фото: Alamy/ТАСС
1
В «Старике и море» нет никакой символики. Море — это море. Старик — это старик. Мальчик — это мальчик. Акулы — это акулы, не больше и не меньше.
2
Символика, которую приписывают мне,— сплошная чепуха. Между строк можно прочесть только то, что знаешь сам. Писатель обязан знать очень многое.
3
Когда я впервые увидел картины, я попытался учиться по ним. Художники, как вам известно, много лучше писателей. Что тут поделаешь? Но это так. Правда, они продают содержимое своих мусорных корзин.
4
Пиши и не думай о том, что скажут, или о том, будет ли твоя вещь шедевром. У меня на девяносто одну страницу дерьма получается одна страница шедевра. Я стараюсь выбрасывать дерьмо в корзину для мусора.
5
У вас нет эталона, старого испытанного эталона. Есть только лист чистой бумаги, карандаш, необходимость сделать вымысел достовернее реальной жизни. Нужно превратить неосязаемое в осязаемое, и чтобы все казалось естественным.
6
Что иссушает писателя, так это неумение слушать. Именно это источник наших знаний — умение видеть и слушать. Видишь ты хорошо, а вот слушать перестал.
7
Однажды в Мадриде я написал пьесу. В то время она мне казалась хорошей, но, очевидно, это не так. Я тогда читал странную книжку какого-то англичанина, написанную необыкновенно плохим и в то же время эффектным языком, и, подобно жалкому хамелеону, я стал подражать ему. Вот что получается, когда читаешь романы до завтрака.
8
Обычно утром, до того как начать работать, я стараюсь ничего не читать, чтобы не заниматься бесполезным заимствованием, не попасть под чье-то влияние, никому не подражать и не позволять заглядывать себе через плечо.
9
Во всех своих рассказах я пытаюсь передать ощущение настоящей жизни — не просто описывать или критиковать жизнь, а перенести ее на бумагу. Так, чтобы, прочитав мой рассказ, вы действительно пережили все сами.
10
Когда получается хорошо, мне начинает казаться, что это я у кого-то украл, а потом я вспоминаю, что никто другой не мог этого знать и что на самом деле этого никогда не было, а значит, я должен был все придумать сам, и тогда я чувствую себя счастливым.
11
Оценивая лошадь, полк или хорошего писателя, я прежде всего стараюсь разглядеть их недостатки. То, что они хорошие,— это само собой разумеется, иначе вообще не стоит обращать на них внимания.
12
Дорогой Скотт, «Ночь нежна» и понравилась мне и нет. Она начинается великолепным описанием Сары и Джеральда... А потом ты стал дурачиться, придумывать им историю, превращать их в других людей, а этого делать не следует. Если ты берешь реально существующих людей и пишешь о них, то нельзя наделять их чужими родителями и заставлять делать то, что им несвойственно. Вымысел — замечательнейшая штука, но нельзя выдумывать то, что не может произойти на самом деле.
13
Скотт, хорошие писатели всегда возвращаются. Всегда. А ты сейчас в два раза лучше, чем в то время, когда ты мнил себя великолепным писателем. Знаешь, я никогда не считал «Гэтсби» шедевром. Теперь ты можешь писать в два раза лучше.
14
Я стараюсь писать как можно лучше и мало что знаю о наших предках и не пытаюсь романтизировать их, как это делает Фолкнер. Я точно помню, как мой дед рассказывал, что всякий раз, когда будили Гранта, он не стеснялся в выражениях.
15
Летом неохотно работается. Нет ощущения приближающейся смерти, как это бывает осенью — вот когда мы беремся за перо.
16
Я очень незадачливый писатель, и погода в моих книгах обычно такая же, как в данный момент на улице. Мне бы не хотелось навязывать читателю то пекло, какое стояло все это лето, и потому я работаю в комнате с кондиционером, а это так же неестественно, как если пытаться писать в герметизированной кабине самолета. Казалось бы, ты пишешь, но все получается фальшиво, словно ты работаешь в теплице.
17
Все мы обжигались поначалу, а ты в особенности, прежде чем начать писать что-то серьезное, должен испытать настоящую душевную боль. Но, пережив эту треклятую боль, выжимай из нее все, что можешь, не играй с нею.
18
Нужно забыть обо всем. Нельзя постоянно возвращаться к прошлому или «щекотать себе нервы», пытаясь увидеть вещи такими, какими они были когда-то.
19
Нужно не отступать, даже когда совсем скверно и не ладится. Единственное, что остается, если взялся за роман,— это во что бы то ни стало довести его, проклятого, до конца.
20
Пожалуйста, берегите здоровье и пишите книги. Стоит только начать, слово за слово, и все получится… Писатели-беллетристы всего лишь суперврали, которые, если, конечно, они много знают и достаточно дисциплинированны, пишут так, что вымысел становится достовернее правды.