«В 90-е мы все мечтали о собственности»

В июле 1991 года председатель Борис Ельцин подписал закон «О приватизации жилищного фонда Российской Федерации», установивший порядок бесплатной передачи жилых помещений в собственность россиян. “Ъ” спросил общественных деятелей и деятелей культуры об их опыте приватизации.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Светлана Журова, депутат Госдумы, олимпийская чемпионка по конькобежному спорту:

— Я принимала участие в приватизации родительской квартиры, в которой выросла. Также были приватизированы квартиры бабушек — все члены нашей семьи приняли участие в этом процессе: делили доли, оформляли документы и так далее. Потом, став более самостоятельной, я покупала квартиру себе, она уже была приватизирована.

Приватизация жилья была активным процессом. Но, мне кажется, люди не понимали до конца, что не будет больше как в Советском Союзе. И что с обретением права собственности возникают и многие новые обязательства, в том числе и касающиеся общего домового имущества. В этой суете кто-то ухитрился прихватить вещи, которые должны быть в общей собственности: нежилые помещения, чердаки и проч. И теперь все возмущаются магазинами, надстроенным мансардами…

Сергей Филатов, президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, бывший глава администрации президента Бориса Ельцина:

— Квартиру, в которой проживал, приватизировал, как и большинство других граждан, у кого тогда появилась возможность стать собственником жилья. У кого-то такого жилья не было, и они, возможно, были в менее выгодном положении. Но в том и состоял смысл данного закона: основной упор делался на создание рыночных отношений. Только в таких отношениях не имевшие жилья могут получить возможность покупать квартиры, в том числе взяв кредит, вступать в кооперативы запросто, а не по решению начальства. Для того, чтобы рынок состоялся, нужны были банки, а для того, чтобы состоялись банки, нужна была частная собственность.

Алла Довлатова, актриса, телерадиоведущая:

— Я на момент начала приватизации была подростком и жила с родителями в Санкт-Петербурге. Отлично помню, как папа с мамой обсуждали вопрос оформления права собственности на квартиры: сначала свою, потом бабушкину, перешедшую к ним по наследству, и папа сделал это одним из первых в городе.

Папа вообще в этом смысле педант, отлично разбирается в законах, у него порядок в документах, во всем. Он даже мне до сих пор помогает разобраться с закавыками в документах. Свою квартиру я купила у строительной компании с получением права собственности, а дачу приобрела у собственника.

Денис Драгунский, писатель, журналист:

— Мне досталось все, что было положено. И я не чувствую себя обиженным или обманутым. В начале 90-х годов я стал совладельцем квартиры, в которой я жил со своей первой женой Людмилой с 1974 года. Но это была не Денискина квартира. В той оставались жить мама и сестра, и они же ее приватизировали.

А у моей доли в приватизированной квартире, которая исторически принадлежала родителям моей жены, совершенно другая история. Моя жена Людмила получила квартиру при советской власти, поскольку была прописана вместе с родителями. К моменту приватизации и я уже много лет был в ней прописан, поэтому мы получили равные доли. По прошествии нескольких лет я подарил супруге свою долю, она продала всю квартиру, а на вырученные деньги мы построили загородный дом и жили в нем до развода. На этом же участке была старая дача, которая принадлежала мне. При разводе я оставил новую дачу жене, поскольку она была построена на средства от продажи квартиры ее родителей. Это было справедливо.

Анатолий Махсон, руководитель онкологического кластера сети клиник МЕДСИ:

— Раньше это была ведомственное жилье при больнице, а теперь эта квартира в моей собственности. Практически все жильцы дома работали в 62-й больнице, а муниципальными были не более 10% квартир. Но тогда все приватизировали, и я в том числе. Мы не знали, что и как будет дальше. До приватизации все коммунальные вопросы решались больницей, на территории которой находился наш дом.

Вячеслав Бобков, профессор, директор научного Центра экономики труда РЭУ им. Г. В. Плеханова:

— Мне досталась одна треть квартиры, в которой была прописана моя семья. Это было в первую волну приватизации, в начале 90-х. Сейчас я вместе с супругой и взрослым сыном по-прежнему владею совместной долевой собственностью. Сложности при оформлении если и были, то со временем стерлись из памяти. Сейчас, чтобы получить QR-код, мне пришлось провести в МФЦ несколько часов, чтобы только получить новый доступ на Госуслуги. И это только доступ, а данных по моим прививкам, которые сделаны, по-прежнему, нигде нет. Такое вот сравнение. Поэтому сама приватизация вспоминается без негатива.

В целом по стране ситуация другая. Приватизация жилья, которая продолжается по сей день, привела к усилению жилищного неравенства. Оно даже выше, чем дифференциация по доходам. Сегодня средний и высокий стандарт обеспеченности жильем по площади и благоустроенности (больше 23 квадратных метров, отдельная комната на человека, интернет) распространяется только на ,28% населения страны. Для 45% россиян размер по площади составляет меньше 16 квадратных метров на человека, а из четырех основных услуг благоустроенности (тепло, горячая и холодная вода, электричество, канализация) обязательно что-нибудь да отсутствует. Государство вроде передавало своим гражданам актив, но для большинства — очень плохого качества, он неликвиден. А теперь еще и собирает деньги на капремонт.

Гарегин Тосунян, президент Ассоциации российских банков, академик РАН:

— У нас с супругой и ребенком была квартира, и мы ее приватизировали. И у моих родителей тоже была квартира, которую они тоже приватизировали. Иметь собственность гораздо лучше, чем иметь жилье в найме, даже у государства нашего любимого. Тем более в 90-е годы мы все мечтали о собственности.

В СССР, если ты хотел что-то обменять на большую площадь, ты должен был добыть кучу бумажек, справок, разрешений. А если желал передать кому-то из близких, должен был доказывать, почему они имеют право на прописку на твоей площади, почему имеют право получить разрешение на часть этой площади и так далее. Сплошная морока.

Реформы изменили саму систему отношений, в том числе и на право собственности жилья. Мы считали величайшим благом — я считаю так и по сей день,— что жилье является неотъемлемым, важным элементом в обеспечении семьи, ее устойчивости и уверенности в том, что это твое. И что у твоих детей никто это не отнимет.

Юрий Каннер, президент Российского еврейского конгресса:

— Мне и моей семье достался двухэтажный дом. Тогда я жил в Сибири, в райцентре. Получил, приватизировал этот дом и, когда переезжал в Москву, продал его. Причем достаточно успешно, мне почти хватило денег купить квартиру в Москве. А если бы не приватизация, то я бы просто уехал в Москву, оставив дом. Да, бывает, что если квартира старая и ее нужно серьезно ремонтировать, то не стоит спешить с приватизацией, но это был не мой случай.

Инна Вяткина, эксперт городской недвижимости компании «Миэль»:

— Мы приватизировали квартиру, у нас была семья из четырех человек. Муж отказался от приватизации, ему отец оставил в наследство свою квартиру, и он понимал, что, если будет много долей, потом могут возникнуть сложности с продажей. А я с двумя детьми решила приватизировать нашу двушку в Москве. Мы боялись, что бесплатная приватизация когда-нибудь закончится.

Группа «Прямая речь»