Под сенью денежек в цвету

В Париже в Fondation Cartier с сегодняшнего дня показывают проект Дэмиена Хёрста «Cherry Blossom» — три десятка полотен, на которых изображены цветущие вишни. Это первая выставка знаменитого британского художника во французских музеях, до этого его показывали здесь только в галереях. Насвистывая «Время цветения вишен» Жан-Батиста Клемана, корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов решил выступить в роли дрозда-пересмешника.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Автору масштабных проектов вроде памятных, стоивших миллионы «Сокровищ корабля "Невероятный"», с одной стороны, можно даже посочувствовать. Если ты концептуалист, ты права не имеешь написать пейзаж просто так, а уж с цветущими вишнями особенно. Одиночная картина невозможна, если только не задумать ее специально, с немыслимой наглостью, предъявив в качестве итога двух-трехлетней работы крошечный этюд, а потом наслаждаться замешательством критиков.

Дэмиен Хёрст — один из немногих художников-колоссов, который мог бы себе такое позволить. Он третий или четвертый в списке самых дорогих современных мастеров. Но вместо этого он предпочел, как обычно, выпустить не единичное произведение, а серию с единым замыслом, написав поточным методом сто с лишним многометровых полотен, изображающих деревья в цвету. Отчасти, как он говорит, изживая этим страх вируса и тоску карантина, недаром для него «цветущие вишни — это про красоту, жизнь и смерть».

Страх им еще не пережит — на вернисаж в Париже к нему были допущены для интервью только несколько в буквальном смысле слова проверенных товарищей. Их вызвали за час до встречи, обязав кровь из носу сдать на месте тест на коронавирус. Остальные лишь посмотрели из-за огромных стекол, как автор с голубыми волосами и в розовом костюме гуляет в сопровождении съемочной группы по своему вишневому саду.

С другой стороны, сочувствовать не стоит, потому что все тут же заговорили о счастливом возвращении бунтаря к живописи, как будто бы у Хёрста раньше не было ни «Spin Paintings», ни «Visual Candy», а одни акулы в формалине. Новая серия «Cherry Blossom» уже пользуется успехом как среди клиентов-покупателей, так и у жадных до новостей музейщиков. «Как только я увидел новые работы Хёрста, я решил, что мы должны их выставить»,— рассказывает нам директор Fondation Cartier Эрве Шандес. Он со всех ног бросился в Британию и встретился с художником в огромной лондонской мастерской, сплошь заставленной ведрами с вишневой краской разных цветов.

В подготовленном к выставке фильме нам показывают, как Дэмиен Хёрст работал над своими панно. На удивление просто, как оформитель в военной части. Сначала голубое мирное небо фоном, потом коричневые ветки деревьев открытым цветом, зелеными — листья, а сверху — пятна из разных ведер до тех пор, пока ветви почти не скроются под многоцветными лепестками. Все это жирно, пастозно и напоминает пуантилизм циклопа, съевшего Одиссея и решившего заняться живописью.

Неужели время безмятежного фигуратива пришло и для предводителя Young British Artists на 56-м году его мятежной жизни? «Когда в садах настанет время вишен, / Веселый соловей и пересмешник-дрозд / Зальются трелью звонкой»,— писал Жан-Батист Клеман, имея в виду актуальную художественную критику. Конечно, нет. «Cherry Blossom» не просто живопись, а очередной пример того, как у Дэмиена Хёрста размер одиночного произведения и его повторяемость становятся мерилом художественного качества.

Историю про художника, который заперся от чумы в творческой лаборатории, он пересказал на свой манер. Это было трудно — в смысле физически: он работал над живописью, расположенной вертикально, и по целым дням не слезал со стремянки. Автор потратил три года на этот проект, и тут уж точно нужна была невероятная сила воли, чтобы года через полтора бесконечного повторения не задуматься: «А что же я такое делаю».

Теперь можно провести линию от его цветных точек, тысяч вариантов spot paintings, как будто бы воспроизведенных машиной, к точкам-лепесткам «Cherry Blossom», жирно расставленным рукой мастера, превратившего себя в машину по производству розовых цветов. В Fondation Cartier выставлено 30 из 107 произведенных на сегодняшний день «вишенок». Это может напомнить традицию классических художественных панорам. Хёрст сделал на свой манер что-то вроде «Кувшинок» Моне в парижской «Оранжерее». Произведения на самом деле такого же странного, медитативного, чтобы не сказать скучного. Но в Париже снова спасает архитектура. Дом, построенный Жаном Нувелем,— стеклянная клетка, со всех сторон окруженная садом. Зелень и солнце с разных сторон проникают внутрь, образуя ощущение сада внутри леса. Оставленное в центре залов пространство наполнено воздухом, а многометровая высота окон, превосходящая высоту холстов, заставляют отнестись к живописи с куда большей снисходительностью.

Насколько по-разному в зависимости от окружения воспринимаются вещи, можно судить по нижнему, закрытому со всех сторон залу, аккуратно увешанному одинаковыми в два человеческих роста прямоугольниками «Cherry Blossom». Возможно, это столкновение двух пространств — вдохновенного и нарочито скучного, точно могила сада,— должно подчеркнуть красоту ударных экспонатов. На месте команды Fondation Cartier я нижний зал попросту бы закрыл, написав на нем «и так далее и тому подобное». Но понимаю, что это невозможно, поскольку там, как в необъятных трюмах корабля «Невероятный», лежит коммерческая составляющая проекта, которого явно хватит на всех желающих.