|
Никогда не говори "всегда" |
 |
| Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, "Ъ" |
| Андрей Скворцов признает, что молодость порой мешает в работе, но уверен, что это пройдет |
Быть молодым
Вы когда-нибудь видели финансового директора за работой? Он ведь не гайки завинчивает, не с парашютом прыгает, не покоряет вершину и не пикирует за штурвалом самолета... Никакого экшена, казалось бы.
Оказалось: и гайки завинчивает, и покоряет, и прыгает, а в ближайшее время даже собирается спикировать. Но только в свободное от работы время. Хотя и сама по себе работа финансового директора далеко не так уж рутинна. Особенно в страховом бизнесе, который во многом состоит из игры.
— В студенческие годы меня привлекал преферанс,— признается господин Скворцов.— Эта игра требует высочайшей интеллектуальной отдачи. Страховой бизнес тоже в каком-то смысле игра, основанная на интуиции, на предположениях и ощущениях. Есть десятки способов оценки рисков, предполагаемых доходов и убытков, но в конкретной ситуации лишь интуиция помогает выбрать самый верный. У нас в компании есть несколько настоящих страховых интеллектуалов, которые относятся к страхованию, как к искусству.
Андрей Скворцов пришел в РОСНО выпускником экономического факультета МГУ в 1995 году. Его первым шагом в карьере стала должность главного специалиста фондового отдела. Дальнейшие шаги следовали с интервалом в два года, пока в 2000-м его не назначили финансовым директором. А месяц назад он стал членом правления.
Столь быстрый карьерный рост соответствует динамике самой компании. Старожилы бизнеса рассказывают, что РОСНО начиналась в 1991 году с маленькой страховой фирмы, располагавшейся в комнатке с персоналом из нескольких человек. Сейчас это один из крупнейших страховых холдингов России с оборотом в сотни миллионов долларов в год. Ну и что удивительного в том, что сегодня всеми этими финансами управляет тридцатилетний молодой человек в неброском сером костюме, который сам, кстати, не считает себя ни великим финансистом, ни великим менеджером? "Я знаю людей, которые намного сильнее меня в финансах",— говорит он.
— Может, на этой должности важнее быть сильным менеджером, нежели специалистом? — спрашиваю.
— У нас принято подтрунивать: "Ты плохой менеджер — слишком много работаешь". Я пока лишь на пути к понятию "хороший менеджер". А вообще, надо быть и специалистом, и менеджером, но важнее сохранить свои принципы,— отвечает он.
Принципы — это не делать из работы культа, не ломать людей и вообще не воспринимать себя слишком всерьез как "большого босса". Один знакомый психолог поставил ему диагноз: "дефицит агрессии". То есть ему интереснее побеждать себя, чем других.
— А трудно быть молодым?
Да, признает он, молодость иногда мешает в работе, но ведь молодость, как известно, со временем проходит. В компании работают специалисты всех возрастов, и у многих из них Андрею есть чему поучиться.
— А не бывает ощущения, что ты не на своем месте занимаешься не своим делом?
— Нет, работа приносит настоящий драйв,— отвечает он.— Драйв от удачно выполненной задачи и от того, что ты постоянно вынужден выстраивать стратегию собственного развития, через призму которого ты развиваешь и свое поле деятельности. Для меня вообще во всем важна стратегия, это дает понимание, куда ты движешься. Я не могу бессмысленно нестись неведомо куда.
— И ты всегда движешься согласно стратегии?
Перефразируя Джеймса Бонда, Андрей из тех людей, которые никогда не говорят "всегда". Это по рабочему телефону нужно всегда отвечать хорошо поставленным голосом четко и коротко, не оставляя собеседнику поводов для сомнений. А наедине с самим собой можно и посомневаться.
Ирония в том, что он однажды потерял драйв, будучи на пике карьеры. Два года назад на посту финансового директора Андрей вдруг почувствовал, будто уперся в глухую стену. Это тяжелый психологический стресс, когда внешне вроде бы все прекрасно, но нет никакого продвижения вперед: закопался в рутине. Рутина заслонила стратегию.
Представьте ситуацию: приходит к генеральному директору молодой финансовый директор, тогда еще двадцати восьми лет, и говорит: все, ухожу. Мол, перестал приносить пользу компании, нахожусь в тупике.
— Не страшно было потерять место?
— Не это страшно. Просто когда нет движения, я чувствую ужасный дискомфорт.
Наверное, это как у акулы, которая может дышать лишь когда она на скорости рассекает воду. Страшно потерять работу, но еще страшнее остановиться и перестать "дышать".
В результате Андрей поехал на два года в Германию.
 |
| Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, "Ъ" |
| Чтобы семья жила на природе, пришлось купить домик на Киевском шоссе |
— И как, помогло? — спрашиваю.
Наверное, каждому иногда бывает полезно уйти, считает Андрей. Сменить обстановку. Остановиться и оглядеться — где ты, кто ты? Освежает, знаете ли, расширяет кругозор.
"Я увидел другую жизнь, другой менталитет,— вспоминает Андрей.— Когда встречаешь новых людей с новыми идеями, это обогащает, есть что у них почерпнуть, сложить в свою копилку новые способы решения общих проблем".
Быть богатым
— А трудно быть богатым? — спросил я.
Оказывается, трудно. По крайней мере, Андрей Скворцов, по его представлениям, богатым так и не стал.
— Вы точно не ошиблись в моей персоне? — спросил он при первом знакомстве.— Я вообще-то человек не того социального круга, что обычно интересует журналистов, у меня нет миллионных счетов за границей, крупной недвижимости...
Вот, оказывается, как живут современные финансовые директора компаний: двухкомнатная квартирка в обычной высотке на Юго-Западе плюс купленный в кредит небольшой коттедж на 12 сотках в 15 минутах езды по Киевскому шоссе. "Хотелось сбежать из города, поэтому нашел демократичный поселок с уютным домиком. К концу года будет готов".
— И это все?
— Ну почему же. Думаю, это не последний мой дом. Когда-нибудь куплю участок побольше. Ну и квартиру хочется иметь где-нибудь в старой Москве — люблю Чистые пруды, Кропоткинскую.
— А как планируешь увеличить свое состояние? Найти более высокооплачиваемую работу или организовать собственный бизнес?
— Деньги не главное. Они дают определенную свободу, и их пока хватает. На данном этапе важнее движение. А в качестве предпринимателя я себя вообще не вижу — не мое это.
По поводу денег Андрей вспоминает эпизод кризисных времен. В тот момент, когда все находились в состоянии шока и все рушилось на глазах, Андрею пришлось везти вексель на очень крупную сумму. Он мог погасить его и исчезнуть.
"Я помню, как вез этот вексель и мысленно его тратил,— вспоминает он.— Но дело даже не в моральных обязательствах, просто решил, что длинный путь будет интереснее. Как говорят американцы: если ты к своим 30 годам не заработал свой первый миллион, значит, миллиардером уже не будешь".
— И все-таки, есть ощущение успеха в жизни?
Андрей считает понятие "успех" условным. Несколько лет назад он прошел тренинговый курс под названием "Тайм-менеджмент. Навыки личной эффективности", где познакомился с эволюцией понятия "успех" в современном мире. Если в XIX веке американская пуританская мораль учила, что к успеху ведут тяжелая работа, самоограничения и благочинное поведение, то сегодняшние либеральные нравы утверждают, что успех — это всего лишь то, как вы выглядите в глазах окружающих. Недаром в наше время одна из самых успешных профессий — имиджмейкер. Важно держаться и выглядеть так, будто вы важная птица и у вас на счету куча денег, вы просто по недоразумению не захватили их с собой. Иными словами, нужно быть морально готовым к успеху и большим деньгам. И тогда они вас сами найдут.
Быть победителем
О своем движении к успеху Андрей говорит так: "Может, я старомоден, но стараюсь жить по рыцарскому принципу: делай что должно, и будь что будет. Жизнь — это такой длинный марафон, на котором я ставлю промежуточные, пусть даже маленькие цели и стремлюсь их достигнуть любой ценой. Будучи человеком немного ленивым и откладывающим все 'на потом', я порой терял стратегию. Мне очень помог рецепт моего друга из Германии. Теперь я пишу себе на бумаге личные и бизнес-цели к значимым датам: к дню рождения, Новому году и Пасхе".
— И что дают эти свершения?
— Это такая небольшая, но яркая вспышка в жизни, которая тут же гаснет и уступает очередь для следующей цели.
Теория малых побед на практике дает пищу для размышлений о жизни. Вот однажды решил Андрей побить одну из малых целей — прыгнуть с парашютом. Приехал с утра на аэродром, прошел инструктаж, а перед самым вылетом всех высадили и отдали самолет без очереди заслуженным вэдэвэшникам. Из восьмерки двое разбились на глазах. Ровно через год он все-таки заставил себя прыгнуть.
В прошлом году, перед самым отъездом из Германии, решил "побить" Цугшпитце — самую высокую гору Германии. Тренировался каждый день в течение четырех месяцев. Высота хоть и невелика, всего 2996 метров, но несмотря на жаркое лето, наверху его ждали минус 10 градусов Цельсия и метель. К тому же одолеть расстояние надо было без ночевки. Дошел, снял рюкзак, достал бутерброд и посмотрел сверху вниз на горы.
— В чем кайф? — спрашиваю.
— Свобода,— отвечает он.
А в декабре решил заняться бегом. До этого больше трех километров никогда не бегал. Тренировался не вообще, а для конкретной цели: 4 апреля должен был стартовать традиционный марафон в Париже. Андрей решил пробежать полмарафона. В свидетели взял любимую жену Ольгу и семилетнюю дочку Катю. В Париже к ним присоединился друг, с которым вместе работали в Мюнхене. "Мы стояли на набережной Сены и боялись вклиниться в эту 50-тысячную толпу. Было страшно, что не добежим. Мы все-таки нырнули в эту толпу и выбежали из двух часов".
Следующая точка на пути Андрея Скворцова — 29 июля, его день рождения. Он называет это "мое маленькое ГТО на тридцатилетие": на рабочем столе прикреплена бумажка с заявленными результатами, которых он должен достичь, тренируясь в фитнес-клубе. ГТО будет сдавать тоже с другом — это и веселее, и будет кому зафиксировать результат.
Что будет дальше, ему уже известно: воздух. Страсть к самолетам передалась ему от деда, генерал-майора авиации. Цель — получить права пилота и летать.
— А это зачем?
— Свобода.
Быть свободным
— А летать будешь в Мячково?
— Тьфу! Ну, зачем ты это сказал? Все, мне уже расхотелось.
Выяснилось, что самое ненавистное для Андрея Скворцова — это механически идти туда же, куда идут все. "Если летать, значит только в Мячково?" — возмущается он.
 |
| Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, "Ъ" |
| С машиной как с человеком — либо есть контакт, либо нет |
По той же причине у него завелся маленький пунктик — каждый раз возвращаться домой разной дорогой. Причем жажда новых ощущений от банального возвращения домой превращается в довольно замысловатую игру: надо не просто не повторять вчерашний путь, но и периодически ломать свое "неповторение", повторяясь время от времени.
Не исключено, что навязчивое желание отыскивать свой собственный, оригинальный путь тоже связано с поиском свободы. Свободы выбора.
Я спросил:
— Кем бы ты хотел видел свою дочь — менеджером, юристом, экономистом?
— Нелепо,— ответил он,— когда вся страна превращается в экономистов. Я хочу дать ей свободу выбора. Хочу дать ей возможность поучиться и поездить за границей. С одной стороны, это своего рода хеджирование сиюминутных рисков внутри страны, а с другой — нужно попробовать мир на ощупь и вкус, и затем искать в нем свое место.
В юности он и сам желал быть гражданином мира. Похоже, нынешние тридцатилетние не знают, что еще недавно за одно такое желание могли выгнать из партии, лишить карьеры и сделать гражданином задрипанного городка на Севере с диагнозом "безродный космополитизм".
— А самому не хотелось уехать за границу насовсем?
Глупый вопрос, как выяснилось. Чего искать за границей человеку, уже сделавшему карьеру в крупной компании? Но Андрею, по его словам, интересно работать в своей стране.
— А не боишься, что..?
— Регулярно. Разочарования бывают на каждом шагу. В таких случаях надо выспаться, поотжиматься, побегать и работать дальше. Страна движется по синусоиде, но в более или менее понятном направлении.
— И какой ты ее видишь, скажем, лет через двадцать?
— Я хотел бы видеть ее с ясными правилами игры, свободой личности, частной собственностью, в том числе на землю, с работающей правовой системой, сильной диверсифицированной экономикой и стабильной политикой. Конечно, останется "азиатский" след — сильный президент, "кому-то можно — кому-то нельзя". Но государство не бывает хорошим.
— А каким себя видишь через двадцать лет?
— Хотелось бы иметь большую семью, полный дом друзей. Годам к 45-50 надо уйти с работы, заботиться о близких, путешествовать... В политике себя не вижу. Хочу жить своей жизнью — развлекаться с друзьями, слушать хорошую музыку, читать, восстанавливать старые машины...
— Свобода,— вздыхаю я.
Быть реалистом
— А нынешние тридцатилетние все такие?
— Где-то я читал об отличиях людей моего поколения от сорока- и пятидесятилетних. Там говорится, что те, кто достиг успеха 10-15 лет назад, циничнее и жестче, легче шагали по людям. Больше алчности, меньше принципов. Может, в этом есть доля правды.
— А вы, значит, романтики-идеалисты? А не приходило в голову, что те, кто был в бизнесе 10 лет назад, поднимали целину и оттого такие грязные, закопченные, как шахтеры?
— И тут приходим мы, в белых рубашках и галстуках, с ноутбуками и новенькими представлениями об этике? Может, и так. Но если говорить об этике, нам всем не хватает единого морального стержня. На Западе есть развитая общественная этика, есть религия, которая оказывает сильное влияние на поведение людей, в том числе в бизнесе.
— А ты религиозен?
— В смысле веры во Всевышнего — скорее, да. В смысле соблюдения всех традиций и ритуалов, то тут еще есть куда развиваться.
— А это характерно для тридцатилетних?
— Наверное... нет.
Но что, безусловно, объединяет успешных тридцатилетних — более позитивный взгляд на мир. В том числе на самих себя. Андрей Скворцов не курит и, как мы уже заметили, занимается спортом. Он уверен, что здоровый внешний вид и образ жизни — это прагматично и уважительно по отношению к себе и окружающим. Свое мнение он не стесняется пропагандировать среди друзей и коллег по работе. И уж тем более доволен, наблюдая за семилетней дочерью, когда она в шлеме несется с горы на лыжах наравне со взрослыми.
— Что еще, кроме спорта и развлечений, приносит радость?
— Семья, конечно. Ночные клубы не люблю. Поесть люблю, но любимого ресторана в Москве, пожалуй, нет. Театр очень люблю, но времени не хватает. Счастлив, когда оказываюсь в консерватории...
И это говорит человек, ненавидящий музыку с детства. Выросший в семье скрипачей, он много детских сил положил, чтобы никогда не брать в руки скрипку. Сейчас подумывает, не начать ли брать уроки фортепиано. В кабинете рядом с музыкальным центром — полное собрание Горовица. Любимая музыка — классическая скрипичная, этноджаз, русский романс.
Живя в Мюнхене, он любил посещать частный замок в 70 километрах за городом — Schloss Elmau. В этом заповеднике немецкой старины с интерьером из скрипучего дуба был зал для мазурки, где устраивались небольшие концерты и даже джаз-фестивали, собиравшие узкий круг настоящих ценителей. Однажды он присутствовал на выступлении Юрия Башмета — музыкант играл для аудитории из 40 человек.
В подмосковном доме Андрея Скворцова не найдется места под зал для мазурки. Будет каминный зал для друзей, где все будет устроено по его вкусу: простота, добротность, натуральные материалы — камень, дерево. То, что любят в знакомой и понятной ему Германии. Он разделяет немецкое уважение к старине.
— Как-то с женой купили в Тарусе старинный тульский самовар,— рассказывает Андрей.— Очистили его, отмыли. Дотрагиваясь до такой вещи, чувствуешь ее историю.
Любовь к старинной добротности странным образом отразилась и на автомобилях. В компании РОСНО корпоративным стандартом были новые автомобили Peugeot. Андрей же попросил машину 1995 года рождения — Mercedes-Benz W124 с дизельным двигателем. Начальство поморщилось, но согласилось.
Андрей считает, что кузова этой серии — "правильные мерседесы", в отличие от современных электронных игрушек. По той же причине он купил "для души" Mercedes-Benz W126 500 SEC — двухдверную "сигару-купе" 1991 года, последнюю, по его мнению, "правильную" машину S-серии. Андрея по-детски радует старый дизайн, разные "умные прибамбасики": например, открываешь дверцу, а машина услужливо подает тебе ремень безопасности (Андрей принципиально пристегивается, не ездит на красный свет и не любит всяких с "мигалками"). "Дури" тоже хватает: я и не почувствовал, как на пустом участке одного из подмосковных "автобанов" пятилитровый движок легко разогнал нас до 160 км/ч.
— С машиной как с человеком: либо есть контакт, либо нет,— говорит Андрей.— Берешься за руль и понимаешь: это мое.
"Это свое" стоит месяцами в гараже, аккуратно упакованное и зашнурованное в полиэтиленовый кокон, ежедневная честь возить хозяина принадлежит дизельному 124-му. Но Андрей уже понял, что сделал ошибку со 124-м и подумывает заменить на какую-нибудь машину попроще: "Нельзя вступать в близкий душевный контакт со служебной машиной — изматывает".
Такое же равнодушие к моде характерно и в одежде. Андрей любит красивые галстуки и костюмы, но на работе его устраивает Hugo Boss, а в выходные — Patagonia. Хочет купить "спокойные" швейцарские часы в стиле 60-х годов, но не дороже $3 тыс. Зато неравнодушен к качественной классической обуви Church, EdMeier, Tod`s. Когда-нибудь купит сразу 10-15 пар с большим набором для ухода за обувью.
— Ну, и каков твой диагноз: циник я или идеалист? — спрашивает Андрей.
На это я вспомнил его рассказ, как на курсах тайм-менеджмента им предлагали простейший психологический тест: взгляд вверх — оптимист, взгляд вниз — пессимист, взгляд прямо — реалист-прагматик. Я тогда его спросил:
— Ну и как, помог тайм-менеджмент?
— А Библия помогает? — вздохнул он.— Лишь подсказывает, как перестроить себя. Но это как раз сложнее всего.