У знаменитого «Ленфильма» появился свой site-specific спектакль, представленный в рамках фестиваля иммерсивного искусства «Точка доступа» лабораторией «Вокруг да около». Побродив пару часов по киностудии, Алла Шендерова узнала, кто на самом деле помогал превратить отснятую пленку в великое кино.
Фото: пресс-служба фестиваля «Точка доступа»
Театральная/художественная лаборатория «Вокруг да около» — Дарья Бреслер, Женя Л. Збань, Лейла Алиева, Влада Миловская и примкнувшие к ним Евгений Киуру, Артем Степанов и Андрей Муждаба — больше любят, когда их называют не лабораторией, а коллективом. До недавнего времени коллектив занимался формулированием новых идей в области политики знания, его перформативности и своих попыток самоорганизации. «Билет в кино», осуществленный «Вокруг да около» при помощи кинокритика Константина Шавловского, проще всего было бы назвать бродилкой по «Ленфильму». Ну да, бродилка: в самом начале вы заходите в парадные двери здания на Каменноостровском проспекте, получаете наушники и фонарик и бродите вместе с толпой таких же, как вы, ведомые девушками в синих рабочих халатах.
Помещения играют сами за себя: в огромном павильоне натянут хромакей и идут сьемки, в коридоре луч фонарика высвечивает запечатленные моменты съемок прошлого, в другом зале — стену с портретами: Григорий Козинцев, Надежда Кошеверова, Илья Авербах в темноте вызывают такую же мистическую дрожь, как портреты предков лорда Баскервиля в снятой на «Ленфильме» «Собаке Баскервилей».
Вряд ли авторы «Билета в кино» об этом думали, но названия фильмов Авербаха — «Монолог», «Голос», «Объяснение в любви» — довольно точно определяют то, что происходит в наушниках.
Там женские голоса рассказывают, что оставалось за кадром, раскрывают «магию невидимок», превращая, как сказано в буклете, history «Ленфильма» в herstory. Ну да, конечно, кроме актрис, все женщины кинематографа оставались в тени, их имена нечасто попадали в титры. Пока мы ходим по бесконечным коридорам, казематам и павильонам, голоса заслуженных сотрудниц студии рассказывают о том, что склеить пленку иногда значит проявить скрытый смысл — тот, который мужчины, снимавшие эту пленку, даже не заметили.
Мужчины правили на студии бал, выбирая все: от сценария и актеров до предмета ухаживания среди вновь поступивших сотрудниц. Женщины (особенно если их устраивали на работы мужья) всю жизнь именовались «жена такого-то». Ленфильмовский сквер, куда мы выходим, слушая эти рассказы, как нарочно, наводнен пыльными гусарами, среди них суетится женщина, поправляя кому грим, кому доломан и отклеившиеся усы. «Как спектакль?» — почему-то хором рявкают гусары, видя вереницу зрителей. Но мы уже идем дальше. В окнах пустующих, сталкеровского вида павильонов мелькают фигурки — оказывается, пока мы движемся, сопровождающие нас девушки в халатах умудряются где окна протереть, где «подправить» среду, придав ей достоверность, например написав любовное признание — водой на песчаной тропинке.
Толпа зрителей не обращает на это внимания — примерно так, как мы обычно воспринимаем труд безымянных работниц кино.
«Раньше на ''Ленфильме'' было свое болото, в смысле — среда,— говорит кто-то из старейших сотрудниц.— Теперь коллектив сократили более чем в десять раз. Библиотека осталась — читать некому. Яблони вырубили, сирень вырубили, каштаны тоже вырубили, потому что они падали на машины». Подняв голову, замечаешь каштаны — молодые, не очень высокие — видимо, выросли заново. За каштанами в утлом дворовом закутке на ветках висят детские башмачки и игрушки — похоже, закуток готовят к съемкам. В наушниках — рассказ про детей сотрудниц: они вырастали незаметно, пока мамы мотались по киноэкспедициям. Больше года в декрете сидеть было не принято. Если не с кем было оставить, ребенка брали на съемки, где (старый советский лайфхак) девочкам обязательно завязывали большой красный бант — чтобы видеть издали. Хочется спросить: «А что с мальчиками?», но некого. А вон там, вон в том дворе, монтажерки делали производственную гимнастику. А тут сидел Алексей Герман: «Влетаешь с опозданием, а он сидит…»; «Лифт работал, пока Герман был жив — он сам его оплачивал. А как он умер — лифт сразу сломался…»; «Я постеснялась ему сказать, чтобы мое имя вписали в титры ''Трудно быть богом'', и он потом говорит: ''Что же ты не напомнила?''».
К финалу хор голосов в наушниках дополняет большая карта на экране: зрители оказываются в просмотровом зале. Карта безымянных звезд кино испещрена линиями, соединяющими точки — у каждой есть имя и судьба.
Неожиданно зажигается свет, наушники просят сдать. Узнать имена девушек в синих халатах не успеваешь, как не успеваешь запомнить имена звезд на карте.
Коллектив «Вокруг да около» ставит спектакли так, как пишет тексты: ничего не сокращая, намеренно петляя вокруг одних и тех же мест, и это многословие дорастает до приема — в конце концов, мы привыкли редактировать, оставляя важное, магистральное: и в текстах, и в спектаклях, и в кино. Но чтение, как и просмотр кино, можно прервать, чтобы обдумать. А в театре все больше ценишь те моменты, когда действие замирает, давая зрителю подышать самостоятельно. Этим и занимается «Вокруг да около», водя зрителей вокруг судеб своих героинь, пока те не отождествят себя с ними.