Прощание с фламенко

ФОТО: ZUMA PRESS
 У ног Антонио Гадеса была вся слабая половина человечества
       В мадридском госпитале на 68-м году жизни от рака умер мастер фламенко Антонио Гадес. Лет двадцать назад в этого сурового аскета с проникновенным взглядом были влюблены все женщины, в том числе и советские.

Гениальных танцовщиков фламенко в ХХ веке было пруд пруди. Еще Сергей Дягилев, гастролируя по Испании, выкопал одного такого и поставил для него балет. Но попытка сделать из самородка мировую знаменитость провалилась: танцовщик, не знавший ничего, кроме своих дробей, чувствовал себя клоуном и вдали от родины спился дешевым абсентом. С дягилевской легкой руки испанские гастролеры не переводились на мировых площадках, ими неизменно восхищались, но искусство фламенко оставалось специфически национальным продуктом — вроде шалей, коррид и хамона. Полноправной частью мировой культуры танец сделал только Антонио Гадес, только благодаря режиссеру Карлосу Сауре и только на десять лет.
       В 80-е Гадес стал в СССР настоящим кумиром. Еще бы — фильмы-балеты Карлоса Сауры можно было беспрепятственно смотреть в наших нещедрых на западное кино кинотеатрах. Саура слыл прогрессивным режиссером, Гадес, сын испанских коммунистов, боролся с режимом Франко и жил на Кубе, а само фламенко проходило по разряду достояния простых испанцев, ногами голосующих против засилья американской культуры.
       Но если бы "Кровавая свадьба" (1981), "Кармен" (1983) и "Колдовская любовь" (1985) были обычными (пусть и великолепно снятыми) танцевальными иллюстрациями к Мериме и Гарсиа Лорке или пособиями по изучению фламенко, едва ли они стали бы объектами повального обожания. В этих фильмах, снятых в репетиционных залах и вытаскивающих на всеобщее обозрение человеческую кухню лицедейского мира, наиболее интересным были танцовщики и танцовщицы, играющие себя. А самым интригующим среди них — сам Антонио Гадес, сухощавый, замкнутый, в одиночку сражающийся с творческими муками, шумной ордой артистов и собственными страстями.
       
Все балеты Антонио Гадеса — про Мужчину, даже те, где героини — женщины
Он слыл великим, таким его и преподносил Саура, человеческими слабостями его героев лишь подчеркивая масштаб личности. Гадесу уже не приходилось танцевать как в юности — "от голода". Так уверял всех Антонио Эстевэ (Гадес — его сценический псевдоним), которому повезло родиться в 1936 году в нищей семье ортодоксальных коммунистов и зарабатывать себе на жизнь с 11 лет: сначала рассыльным, потом — приплясывая в мадридском цирке.
       Там, когда ему было 14 лет, его заметила знаменитая Пилар Лопес — глава одной из лучших мадридских трупп фламенко. Как ни странно, в середине прошлого века древнейшее искусство еще продолжало бурлить и развиваться. Под вековые гортанные песни ("канте хондо") возникали все новые танцы, изощрялась техника, а профессионалы ссорились насмерть, споря, допустимо ли включать испанские кастаньеты в андалузское фламенко и можно ли женщинам танцевать мужскую сольную фарруку.
       Пилар Лопес посвятила юнца во все тайны древнего ремесла, дала ему сценическое имя, вывела в первые танцовщики и позволила почувствовать себя хореографом, сделав соавтором своего балета "Колдовская любовь". Спустя десять лет 24-летний танцовщик решил, что стал достаточно опытным, чтобы самому испытывать судьбу. Он собрал собственную труппу и начал ставить балеты.
ФОТО: AFP
Своей постоянной партнершей Антонио Гадес сделал Кристину Ойос, некрасивую женщину и непревзойденную танцовщицу фламенко
Судьба была к нему благосклонна. Труппа Гадеса исколесила весь мир. Первые же его постановки по произведениям Лорки получили всемирное признание, хореографа приглашали на постановку лучшие мировые театры (пример подал миланский "Ла Скала") и осыпали всевозможными призами. Танцовщик Гадес был своим в компании мировых звезд — в гала-концертах темпераментным испанцем разбавляли классический танец Алисии Алонсо и Рудольфа Нуреева. Он водил дружбу с Пабло Пикассо и Хуаном Миро, работал так же настойчиво и истово, но придерживался более романтического взгляда на искусство и главное — на жизнь. Он мог позволить себе расслабиться, на целые месяцы забросить сцену и погрузиться в рисование. Или уйти в море на собственной яхте, отмечая открытие Колумбом Америки и не отвечая на отчаянные мольбы импресарио.
       Таким заматеревшим гением и попал Гадес на наши экраны — вживую его тогда еще никто не видел. В кино танцовщику сильно за 40, возраст слегка подсушил его пластику и фигуру, но суховатые плечи и негибкая спина еще более сокрушительно воздействовали на женские сердца, подчеркивая выстраданную значительность его движений. Рядом с киношным Антонио Гадесом все живые асы фламенко, которых немало перебывало в СССР на гастролях, казались бутафорскими мужчинками, теряющими свою власть тотчас же, как переставали дробить сапатеадо или щеголять осиной талией в позах.
       
       Антонио Гадес во плоти сокрушил девичьи грезы: когда на рубеже 90-х я, замирая, отправилась к нему брать интервью, кумир оказался деловит и хмур. Труппа Антонио Гадеса давала в Кремлевском дворце съездов "Кармен", и фанатичный руководитель гонял артистов до самого начала спектакля, заставив меня прождать за кулисами битых три часа. После выступления муштра продолжилась — теперь уже репетировали "Кровавую свадьбу". Вклинившись в паузу, я задала дурацкий вопрос: "Чем для вас является фламенко?" Не пожалев неопытного корреспондента, Гадес ответил грубостью: "Вы что, не смотрели спектакль?" — и больше не проронил ни слова.
       Спектакль я смотрела, но говорить о нем не хотелось. На мой вкус, фильму он явно проигрывал. "Кармен", превращенная в балет уже после выхода картины, потеряла все крупные планы, ничего не приобретя взамен. Ушла хмельная атмосфера закулисья, исчез весь роман хореографа с актрисой (заодно с блистательно пластичной постельной сценой). За кадром оказались почти интимные эпизоды публичных репетиций и творческие муки героя. К тому же красотку Дель Соль, страсть к которой еще может оправдать ревнивая зрительница, заменила далеко не молодая и совсем не соблазнительная Кристина Ойос — та, что в фильме играла ассистентку балетмейстера. Страшная, как судьба, танцовщица была великолепна. Но спектакль приобретал совершенно другой смысл.
       Единственным его героем оказался Хосе. Одинокий, как герой вестерна или руководитель труппы, он вступал в бой с неуправляемой толпой, как с природной стихией. В его монологах не было и намека на эротичность, ни грана мужского кокетства — самодостаточный и погруженный в себя, этот Хосе мучительно искал способа выстоять перед судьбой-Кармен. В зеркалах дробилась его сухонькая фигурка, патетически вздымались руки, напряженные переходы из позы в позу показывали скорее неудачника, чем героя. Миф о "дуэнде" — сверхчеловеке, одержимом духами, рассыпался на глазах.
       К тому же режиссером Антонио Гадес оказался неважным: сохранив все сильные танцевальные фрагменты фильма, он так и не сумел соединить их столь же мощными мизансценами. Убийство Кармен он разыграл с помощью пантомимы — плоско, как в провинциальном драмтеатре. Неудивительно: стихией Гадеса был танец, а лучшим исполнителем — он сам.
       Перфекционист, он мучился сам и мучил свою труппу, делая вид, что ищет преемника, и не признаваясь даже самому себе, что никогда не потерпит рядом молодого конкурента. Хореограф Гадес был слишком артист, чтобы подарить сопернику выстраданную роль. В 62 года, уже больной раком, он из последних сил все танцевал и танцевал своего Хосе.
       
ФОТО: AFP
   За полтора месяца до смерти Антонио Гадес подтвердил свою репутацию революционера, приняв из рук Фиделя Кастро орден Хосе Марти
       
Сценический образ мачо Антонио Гадес изо всех сил поддерживал и в жизни, курсируя на паруснике между Кубой и Испанией. Романтичный искуситель судьбы и хобби подобрал себе романтичное. Последние годы со смертью он играл всерьез: рак печени, почек, прямой кишки, пять операций. За полгода до кончины он сбежал с больничной койки, чтобы опять уплыть на Кубу, и позволил сопровождать себя лишь личному врачу и двум матросам.
       Похоже, Антонио Гадес понимал, как ему повезло стать героем трилогии Сауры, но не хотел себе в этом признаваться. С режиссером они разошлись по дурацкому поводу — кто будет играть главную женскую роль в фильме. С тех пор Гадес все пытался сделать вид, что главным в его взлете было не кино, а фламенко. Он верил в свою избранность и нес себя как символ этого искусства. С его смертью стало ясно, что дело было, конечно, в его личной харизме, но гораздо больше — в везении. Гадес угодил именно в то время, когда все вокруг, от Америки до СССР, хотели видеть во фламенко нечто большее, чем экзотический танец. Теперь мода изменилась, и фламенко снова стало лишь развлечением. Только куда более попсовым, чем в те времена, когда Гадес забавлял им публику в цирке.
ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА

       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...