На Зальцбургском фестивале прошла премьера спектакля Карин Хенкель «Ричард, ребенок и король». Адаптацию шекспировских исторических хроник оценивает Алексей Мокроусов.
Самая захватывающая линия спектакля — превращение Ричарда III (Лина Бекман, справа) из несчастного подростка в тирана
Фото: Monika Rittershaus / SF
Самая захватывающая линия спектакля — превращение Ричарда III (Лина Бекман, справа) из несчастного подростка в тирана
Фото: Monika Rittershaus / SF
Спектакль Карин Хенкель «Ричард, ребенок и король», объединивший две пьесы, трехчастного «Генриха VI» и «Ричарда III»,— не столько о хрониках войн Алой и Белой розы, сколько о жизненном пути самого жестокого их участника, сначала герцога Глостера, затем короля Ричарда III. Там все, конечно, были хороши, идеи итальянского гуманизма еще не проникли в головы английских политиков, кровь лилась рекой. Но даже на этом фоне Ричард, каким его рисовала официальная историография тюдоровских времен, выглядит чудовищем из чудовищ, ему что брата родного убить, что малое дитя извести — безделица, лишь бы никто не стоял на пути к трону.
На бывшей солеварне на острове Пернер история преступлений рассказывается в скупых декорациях Катрин Брак. Огромный черный круг украшен большими и маленькими белыми шарами-звездами, порой они светятся, опускаются и поднимаются. Реквизита в черном, бессолнечном мире немного — лошадка-качели, которую маленькому Генриху выносит суровая мама, машинка, на которой он ездит; затем игрушки взрослеют и превращаются в пистолеты.
Хроники войн Алой и Белой розы кажутся довольно герметичной историей для тех, кто не занимается английским прошлым всерьез и надолго, так что в программке к спектаклю введен специальный раздел «Who's who». К счастью, сами тексты пьес обладают антистрессовой устойчивостью к адаптациям. В постановке Карин Хенкель использованы новые переводы фламандского писателя Тома Лануа, которые он начал делать еще в 90-е по заказу Люка Персеваля: тот как раз в Зальцбурге ставил 12-часовой марафон «Убивать!» по хроникам Шекспира — режиссеру потребовались новые акценты, связанные с насилием и жестокостью. В результате перемонтажа знаменитый монолог Ричарда «Окончилась зима тревоги нашей» оказался разделен на несколько фрагментов, «всплывающих» по ходу спектакля, финальной битвы с Ричмондом нет, а фраза о коне отсылает к детской лошадке-качалке, появляющейся в прологе: ее вспоминает Ричард перед смертью — и ему ее выносят на прощание.
Фото: Monika Rittershaus / SF
Фото: Monika Rittershaus / SF
Фото: Monika Rittershaus / SF
Фото: Monika Rittershaus / SF
Фото: Monika Rittershaus / SF
Анонсы обещали, что во второй части спектакля режиссер разберется с тем, как окружение порождает тирана или, по крайней мере, не мешает ему стать тираном. Откровений об окружении не случилось, и, в общем, свита большей частью осталась в роли массовки, разве что герцог Бекингем (Пауль Хервиг), самый близкий к Ричарду человек, не затерялся на фоне толпы. Короля играет свита, но тут свиту сыграл король, и это фантастическая работа Лины Бекман (с ней Хенкель работала в Зальцбурге в «Розе Бернд» Гауптмана). Из неуклюжего застенчивого подростка, страдающего от строгости и холодности матери, он(а) неуловимо и неумолимо вырастает в чудовище, равного которому вроде бы и нет — а если присмотреться, так ведь похоже на многих персонажей политического Олимпа сразу, и прошлого, и настоящего. В очередной раз шекспировские тексты оказываются с точки зрения наших дней актуальнее, содержательнее и уместнее, чем иная политологическая болтовня.
Все роли распределены между девятью актерами и полудюжиной статистов. Выделяется среди них, помимо Бекман, бельгийский актер Кристоф ван Бовен: он играет четыре роли, причем две из них женские. Начинает он как Генрих, выходящий на сцену с пластиковыми пакетами, набитыми винными бутылками,— впрочем, поскольку перед нами не алкоголик, а король, благородный фужер из недр пакетов извлекается сразу. Но при первом же его диалоге с женой, неаполитанской принцессой Маргаритой, он перевоплощается в женский образ и с тех пор из него не выходит, меняются только наряды и имя.
На фестивале ван Бовену досталась еще одна роль. Вместе с Мави Хёрбигер, которая этим летом играет Черта в зальцбургском «Имяреке» Гофмансталя, он зачитывал политические манифесты последних 180 лет, те, что оказали влияние на жизнь мира в целом и фестиваля в частности. От Великой французской революции и «Манифеста Коммунистической партии» Маркса-Энгельса до декрета Ленина, речей Рузвельта и современных манифестов о ядерном оружии и мирном атоме, мигрантах и климате — диапазон тем для обсуждения отразился в последующей дискуссии. В ней участвовали звезды из числа интеллектуалов, включая легендарного участника французских бунтов 1968 года Даниэля Кон-Бендита; театр принял форму актуального диспута, публичные мыслители, эти родные братья актеров, перешли с одной сцены на другую. Так политическое — а в программе Зальцбурга-2021 ведь есть и протестная «Нетерпимость» Луиджи Ноно — оказывается еще одним участником юбилейного процесса. Из-за коронавируса столетие фестиваля не удалось толком отметить в 2020-м, и празднества растянулись на второй год. Но больше уступок пандемии не планируется.