Счастливого Рождества, мистер Карвай!
Алексей Васильев о фильме «2046» и его авторе
В летнем кинотеатре Garage Screen показом фильма «2046» завершается ретроспектива Вонга Карвая. Фантастическая мелодрама 2004 года, герои которой живут в прошлом и грезят о будущем, оказалась лучшим портретом нулевых — времени, которое было навсегда, пока не закончилось
Фото: arte France Cinema
В канун Рождества 1966 года Нат Кинг Коул пел про каштаны, что жарятся на мангале, и в гонконгском отеле Чоу встретил женщину — танцовщицу, которую знал когда-то в Сингапуре. Она сделала вид, что его не узнала, а наутро ее окровавленный труп нашли в номере 2046 — ее зарезал любовник, ударник музыкальной группы, игравшей в гостиничном ресторане.
В канун Рождества 1967 года Нат Кинг Коул пел про каштаны, что жарятся на мангале, и Чоу встречал праздник с женщиной из номера 2046 — содержанкой, слишком влюбившейся в своего любовника и прогнавшего его за измены. Они с Чоу сильно напились, и он уснул в такси, головой на ее коленях.
В канун Рождества 1968 года Нат Кинг Коул пел про каштаны, что жарятся на мангале, и Чоу встречал праздник с женщиной — дочкой хозяина отеля, которая любила японца, а отец был против. Когда они хорошенько набрались, он отвел ее в свою редакцию, чтоб она позвонила по межгороду в Японию и сказала японцу, что приедет к нему навсегда. В ту ночь Чоу чувствовал себя рождественским дедом.
В канун Рождества 1969 года его не было в Гонконге, но Нат Кинг Коул наверняка пел про каштаны, когда той, второй, из Рождества 1967-го, его настолько не хватало, что она пошла искать его в отель, где он снимал номер 2047. Позже она призналась ему в этом. «Мы любили выпивать вместе,— пожал плечами он.— Неудивительно, что тебе меня не хватало».
Хроника плейбоя, терявшего хватку, и хроника 1960-х, делавших вавилоны на головах женщин от Рождества к Рождеству все замысловатее,— таков сюжет фильма Вонга Карвая «2046». Именно так: убранство роскошных див восточного кино и эстрады, окружающих в этом фильме Тони Люна, постоянного актера Вонга Карвая, волнует и стимулирует зрительский интерес не меньше, чем интрига — отчего любовь, как проклятая карта в покере, не идет в руки опытному игроку-плейбою? Совершенно понятно, почему в начале 2000-х, когда в России в помине не было не только никакого азиатского бума, но и кинопрокат еще толком не отстроился, Карвай сразу же был принят как родной: «В бананово-лимонном Сингапуре, в бури» — это же у нас под кожей, наша культурная традиция. И именно такой небывалый Гонконг Вертинского Вонг Карвай, казалось, и воссоздавал в своих фильмах: из тропических ливней, латиноамериканских мелодий, под аккомпанемент которых так жарко и уютно поглощать за вращающимися столиками наваристые азиатские супы, лапшу и утку в хороводе стаканов виски, занимающих в композициях кадра такое же центровое место, как и щеголеватые усики плейбоя и вавилоны его дам. И всё — в сигаретном дыму.
Эти столицы Южных морей 1960-х — плод прихотливой фантазии режиссера. Он был ребенком тогда, в 1960-х. Оттого многие образы смазаны, пропущены и искажены сквозь стеклянные призмы, телефонные разговоры подслушаны — неспроста повторяющиеся кадры с персонажами в будке, даром что разговоры эти всегда интимны, идут в непременном сопровождении фигурок, пробегающих по лестнице, суетящихся за их спинами беллбоев и прочих обитателей гостиниц. Это мир 1960-х, каким его схватывало воображение ребенка, которого родители тащили за руку мимо всех этих разнаряженных и, верно, подающих не лучший пример детям дядь и теть (а их посиделки над ароматными столами он мог видеть из-за кулис, из кухни, навещая отца на работе,— тот был менеджером в ночном клубе).
Мальчик рано увлекся книжками и фильмами, и те украденные впечатления детства в его воспоминаниях оказываются пропущены еще и через призму киновпечатлений из совсем другой культуры, европейских новых волн с их горечью и неотягощенностью жеста, когда объятья во французских и немецких фильмах то и дело размыкались, уступая невыносимой легкости бытия. Но и они, эти фильмы, в свою очередь были эдаким невозможным, неснятым американским кино, где любовно-криминальные страсти взяты напрокат из 1940-х, а прически, ритмы и нравы — уже шестидесятнические.
В «2046» Вонг Карвай вводит музыку сразу из нескольких европейских фильмов. Например, из последней картины Франсуа Трюффо «Веселенькое воскресенье» (1983), в которой француз попросту снял неснятый фильм Хичкока, черно-белый детектив по американскому роману про любовь и убийства, только перенесенный во Францию. Для знатоков кино эти музыкальные темы служат в фильме и своего рода предчувствиями, и когда, например, в сценах с сингапурской танцовщицей начинает звучать тема из «Кереля» (1982) Фассбиндера — фильма-галлюцинации об образах романа Жана Жене,— мы уже можем предсказать брутальную кровавую развязку, ведь роман Жене и фильм о нем толкуют о дальних портах, моряках и поножовщине.
Эти 1960-е нафантазированы, пожалуй, даже в большей степени, чем оживающие на экране фрагменты футуристического эротического романа «2046», который пишет у Карвая герой Тони Люна. Там красные лампочки, только погружающие в еще большую тьму коридоры поезда, обслуживаемого безотказными проводницами-андроидами, ничем не отличаются от дизайна хотя бы московских ночных клубов, в которых мы прожигали свою жизнь в середине нулевых, в годы выхода картины Карвая. И именно сегодня фильм, холодновато воспринятый тогда, обретает силу документа: с нынешней временной дистанции его образы оказываются удивительно похожими не на 2046-й и уж тем более не на Гонконг-1966, а на Москву 2004 года, когда был завершен этот фильм. Мы — как и герой Тони Люна, тоже, кстати, журналисты — так же, как он, ежевечерне транжирили деньги за вращающимися столиками, уплетая утку по-пекински, потом дремали на коленях одетых во все дизайнерское спутниц в такси, чтобы окончательно потерять их под красными лампочками ведущих из VIP-зоны в VIP-зону катакомб ночных заведений. И, подобно тому, как за эти годы удалось разложить свою жизнь по полочкам, прояснился и фильм, который в ту пору, после нарядных и полных жарких кухонных и любовных ароматов, но таких односложных, простых и понятных карваевских «Счастливы вместе» (1997) и «Любовного настроения» (2000), показался чуть ли не видеоартом.
«2046» — центральная часть трилогии, образованной фильмами «Дикие дни» (1991) — «2046» (2004) — «Любовное настроение» (2000). В «Диких днях» Карвай впервые опробовал свою фантазийную ностальгическую оптику на 1960-х, описывая метания некоего плейбоя в 1960–1966 годах, который бросает одну любовницу за другой, одержимый единственной целью — обрести свою настоящую мать. Фильм заканчивается загадочным кадром: в нем впервые появляется новый герой, Чоу (уже и в «Диких днях» его играл Тони Люн), который собирается, наряжается и уходит из дому. Эта сцена должна была служить прологом ко второму фильму — про тех же женщин, но другого плейбоя — журналиста Чоу. То есть — к фильму «2046».
Но «Дикие дни» с таким свистом провалились в прокате, что к постановке «2046» Карвай смог приступить только в 1999-м, после того как отточил свою клиповую, фантазийную эстетику на более центрированных сюжетах про любовное полоумие — «Чунгкингский экспресс» (1994) и «Счастливы вместе» (1997). Успех этих картин позволил по-новому увидеть и протолкнуть на Запад «Дикие дни», что, в свою очередь, позволило Карваю вернуться к изначальному плану. «2046» открывается прологом в Сингапуре в 1963 году, где Чоу нечего ловить, и он уговаривает роскошную женщину Су (ее играет Гун Ли, актриса, с которой связан приход китайского кино на мировую фестивальную орбиту в конце 1980-х) уехать с ним в Гонконг. Та в ответ предлагает сыграть на это в карты, выигрывает и остается. В Гонконге Чоу встречает Лулу из Рождества 1965 года — одну из героинь «Диких дней». По мере того как в Гонконге Чоу из любовника превращается в рождественского деда, мы вслед за ним начинаем полагать, что все дело в Су, которую он не может забыть. В финале Чоу возвращается в воспоминаниях в Сингапур, как остался без гроша и встретил Су, которая помогла отыграть ему в карты свои долги и деньги на возвращение в Гонконг. Сцена прощания из пролога повторяется, но из нее выхвачены уже другие ситуации и фразы, в частности, Чоу говорит ей: «Когда разберешься со своим прошлым, найди меня». А закадровый голос Чоу произносит: «Тогда я не догадывался, что эту фразу я на самом деле должен был адресовать себе». Герой понимает, что, помимо благодарности за отыгрыш денег, он любил Су просто за ее имя — так же звали женщину, которую он знал в Гонконге в 1962 году и которая является единственной подлинной любовью его жизни (и тоже одной из героинь «Диких дней» и главной героиней «Любовного настроения», ее играет Мэгги Чун). Так история закольцовывалась: женщина, которую поматросил и бросил плейбой, искавший свою мать, спустя время сама стала наваждением для другого и превратила его в плейбоя, напрасно ищущего по всей Азии во всех женщинах ее.
Но, начав снимать сиквел, Вонг Карвай обнаружил, что фильм становится совсем уж безразмерным, и решил выделить историю любви Чоу к Су в отдельный фильм. Карвай хотел закончить трилогию триумфом любви — но с горьким привкусом, так как триумф этот оттеснен в прошлое, стал безвозвратным воспоминанием. А поскольку производство «2046» было очень сложным и дорогим, он и решил снять более камерную, заключительную часть трилогии раньше.
Несмотря на путаницу в именах, датах и фильмах, на самом деле Карвай рассказывает совершенно ясную романтическую историю. Про то, что любовь бывает лишь раз, все остальное — только попытки спеть на бис, затухающие по мере того, как у исполнителя садится голос, а публика хлопает все менее воодушевленно. Про то, как важно не отпустить такую любовь. И про то, что сделать это непросто, потому что, когда она есть, почему-то часто кажется, что точно такая же будет постоянно приходить и в будущем, только в новых нарядах, вавилонах и телах, как припев в песне — в новых аранжировках.
Только вот припев отчего-то не возвращается. Как и те, кого мы тогда потеряли в темноте катакомб ночных клубов 2004 года. Как и само то сытое и вольготное время. Как и шедевры, равные «Любовному настроению»,— в фильмографию Вонга Карвая. Эхо любовного припева звучит все тише и тише, и от этого становится тем больнее, чем настырнее и монотоннее жарит свои каштаны записанный на пластинку и давно умерший Нат Кинг Коул и все желает и желает еще одного, и еще одного, и еще одного счастливого Рождества.
Летний кинотеатр Garage Screen, 27 августа, 22.40