Скрипачка меняет профессию

Концертная программа Зальцбургского фестиваля наполнена идеями и именами. Новому в ней тоже нашлось место — на концерте выдающейся скрипачки Патрисии Копачинской. Смотрел и слушал Алексей Мокроусов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Говорят, цикл «Ouverture spirituelle» основали по просьбе меломанов, которым сценические новшества были неинтересны, но в Зальцбург они ездить привыкли. Билеты на концерты продавались как горячие пирожки, хотя назвать их «просто музыкой», услаждающей слух, трудно: у них своя логика, в этот раз связанная с поисками мира снаружи и внутри. В афишу, названную «Quod est pax?» («Что такое мир?»), включили произведения разных эпох, среди исполнителей звезды от Жорди Саваля и его ансамбля старинной музыки Hesperion XX, которому скоро исполнится уже 50 лет, до вызывающих в Зальцбурге фурор пианиста Игоря Левита и хора musicAeterna — даже рецепционист в отеле говорит с придыханием: «О, это же лучший хор в мире!»

Меломанов ждали сложные программы. Так, штутгартский оркестр SWR (его главный дирижер — Теодор Курентзис) под управлением Максима Паскаля исполнил произведения Клауса Хубера, Луиджи Ноно и Джачинто Шелси. Опус Хубера как раз и называется «Что такое мир? К смыслу сердца…» (к пяти солирующим инструментам в оркестре добавлена арабская перкуссия — блистательная работа Норы Тиле). С ключевыми темами фестивали были связаны и другие авторы того вечера: «сценическая акция» Ноно «Нетерпимость» стала одним из краеугольных камней оперной программы, а «Три латинские молитвы» Шелси прозвучали музыкальным эпиграфом ко всему фестивалю.

Максим Паскаль хорошо известен Зальцбургу, он выиграл здесь конкурс молодых дирижеров. После того как главный спонсор конкурса прекратил сотрудничество с фестивалем, будущее проекта оказалось под вопросом, но в этом году конкурс возродился и проводится как совместное начинание фестиваля и Института Элиетт и Герберта фон Караяна. Условия прежние: предварительный отбор скрыт от широкой публики, 250 кандидатов отсмотрело жюри во главе с главным дирижером Питсбургского симфонического оркестра Манфредом Хонеком, публика же в течение уикенда слушала трех финалистов и оркестр Camerata Salzburg. Оркестру выпала нелегкая доля: финалисты сами составляют программы, среди обязательного в ней ария из оперы Моцарта (солируют участники одновременно проходящего конкурса молодых певцов), увертюра, произведение современного композитора и симфония. В итоге за три концерта оркестр исполнил кроме прочего симфониетту Пуленка, четвертую симфонию Бетховена и «Линцскую» симфонию Моцарта, а чилийский конкурсант Луис Торо Арайя включил в свою программу еще и концерт Лигети, и пьесу 29-летнего чилийского композитора Томаса Брантмайера.

Обновление оживило конкурс — нынешние финалисты профессионалы, Арайя, как и другой участник, немец Йонас Эрлер, работают с серьезными оркестрами. Победителем же стал 27-летний британец Джоэл Сандельсон — почему именно он, вскоре сможет понять любой желающий. В сентябре записи концертов выложат не только на medici.tv, но и на сайте фестиваля, они будут доступны три месяца — достаточно, чтобы успеть представить себе ближайшее музыкальное будущее. Многие победители прежних лет возглавляют сегодня крупные оркестры мира, но есть и еще одно, не менее важное свидетельство признания: их приглашают в Зальцбург, причем не только для «наградного» концерта с Венским симфоническим оркестром, но и для текущего репертуара.

В нынешней пианистической программе, как обычно в последние годы, тон задает русская школа — Аркадий Володось, Евгений Кисин, Игорь Левит — последний к тому же и спас фестиваль, когда за два дня до концерта заменил Марту Аргерих. Как и прошлым летом, та собиралась выступать с Рено Капюсоном, ей еще и исполнилось 80 лет в начале июня, и многие готовились к встрече, но она внезапно заболела. И Капюсон, и Левит мастера такого уровня, что могут сыграть и с листа. В итоге они обновили программу — и сотворили явно не худший концерт в своей жизни, хотя, возможно, и не лучший.

Билеты в этом году сперва продавали с ограничениями по рассадке, лишь за несколько недель до открытия фестиваля власти разрешили заполнять зал целиком. В результате многие из завсегдатаев так и не решились приехать, и места были до последнего и на «Тоску» с Анной Нетребко, и — правда, недолго — на концерт Григория Соколова. После четырех полонезов Шопена тот сыграл десять прелюдий Сергея Рахманинова, никогда не скрывавшего восхищения польским гением,— и настолько это восхищение очевидно в прелюдиях 1901–1903 годов, что как-то спокойно относишься к замечанию в программке об эпигонстве рахманиновской постромантической музыки для фортепиано. Но что вроде бы понятно музыковеду, с тем не всегда согласен исполнитель. Соколов видит в Рахманинове композитора, поддерживающего диалог, а не повторяющего чужие находки,— это отношение к музыке как к единому тексту чувствуется и в выборе произведений, сыгранных на бис. Они составили целое отделение; среди шести пьес — Брамс, Шопен, четвертая прелюдия Скрябина из op. 11 и баховский хорал «Ich ruf zu dir Herr Jesu Christ» в обработке Бузони, такой финал выглядит обращенной к Шопену смысловой точкой программы, точнее, ее восклицательным знаком.

Самая же большая неожиданность ждала публику на концерте Патрисии Копачинской и ее друзей — выдающаяся скрипачка выступила в роли чтеца в «Лунном Пьеро» Арнольда Шёнберга. Это не было новостью для ее поклонников — недавно вышел диск с записью 21 стихотворения Альбера Жиро на музыку Шёнберга. И все равно явление босоногой, как обычно, Копачинской в белом костюме и с раскрашенным лицом, артистически раскованной и не допускающей безвкусицы, запоминается надолго. Скрипка, конечно, тоже не осталась без дела: предваряла Шёнберга собственная аранжировка Копачинской престо Карла Филиппа Эммануила Баха, а между частями «Лунного Пьеро» вклинились музыкальные паузы — вальсы Штрауса в обработке 1920-х годов того же Шёнберга и Антона Веберна для салонного ансамбля. Их публичным исполнением композиторы пробовали собирать деньги в пользу Общества музыкальных частных вечеров, причем Альбан Берг играл на гармонии, Веберн — на виолончели, а Шёнберг был первой скрипкой. В знак поддержки благого дела Копачинская тоже выворачивала на сцене карманы, демонстрируя их пустоту,— публика охотно хлопала, но заполнять пустоту не спешила.