Открытием «Евровидения» нынешнего года наряду с победившей итальянской группой Maneskin стал исландский музыкант Дади Фрейр. Он собирался участвовать в конкурсе еще в прошлом году и теперь занял вместе со своей группой Gagnamagnið и песней «10 years» четвертое место по количеству очков. Борис Барабанов поговорил с самым популярным на сегодняшний день исландским музыкантом о том, как играть на картонных инструментах, что происходит с концертами в Европе и почему он не обиделся на фильм «"Евровидение": история "Огненной саги"».
Фото: kajasigvalda
— Благодаря «Евровидению» о вас и о вашей группе узнали множество людей. Что с вами происходило дальше?
— Сразу после «Евровидения» у моей жены диагностировали COVID-19. Так что в течение двух недель не происходило ничего, мы самоизолировались. Но так как во время «Евровидения» у моей группы вышел EP, нужно было заняться его продвижением, и я снимал разные видео для новых песен. Ну а сейчас я пишу песни для своего дебютного альбома.
— Дебютного?
— То, что выходило до сих пор, я все же считаю творчеством группы. А сейчас на очереди — альбом «настоящего меня». Песни, которые там прозвучат, написаны от моего имени, а не от имени выдуманного персонажа, роль которого я играл. Альбом будет назван моим именем.
— И больше никаких зеленых свитеров с крупнопиксельными изображениями участников группы?
— Группа Gagnamagnið, которая выступала вместе со мной на «Евровидении»,— это один сплошной фейк. С этими людьми мы никогда не делали музыку вместе. И инструменты, которые вы видели в клипах и в нашем номере для «Евровидения», на самом деле не издают никаких звуков. Полукруглые синтезаторы и картонные банджо не могут играть. Но для моего собственного альбома я тоже придумаю определенную историю, это будет нечто большее, чем просто мелодии и тексты. В музыкальном смысле я не буду отходить слишком далеко от того, что мне нравится, там все еще будет синти-поп, фанк и диско. Однако в этом альбоме я не собираюсь идти по пути намеренно наивно-жизнерадостного звучания, которое так всем понравилось. Но и мрачным он не будет.
— В прошлом году, в период, когда вы готовились ехать на «Евровидение», отмененное из-за COVID-19, на Netflix вышел фильм «"Евровидение": история "Огненной саги"». В нем высмеивалось все, что касается конкурса, да и вашей родной стране порядком досталось. Вы не сожалели о том, что ее выставили в таком пародийном свете?
— Это смешной фильм. Я не такой большой патриот Исландии, чтобы напрягаться, если кто-то над нами смеется. Нормальные люди понимают, что исландцы на самом деле немного не такие. Но даже если не понимают, не проблема. Этот фильм не об Исландии, он о стереотипах, которые есть в больших странах относительно маленьких стран. И вообще — я живу в Берлине, поэтому, наверное, такие вещи не слишком трогают меня.
— Секретным оружием вашей группы на «Евровидении» был танец, который все повторяли. Вы делали его специально с расчетом на TikTok?
— Конечно, я понимал, что в TikTok такая вещь может быть популярна. Мы не делали танец специально для TikTok, мы думали о сцене «Евровидения», но точно имели TikTok в виду.
— Несмотря на то что в клипах Gagnamagnið инструменты ненастоящие, вы явно увлекаетесь синтезаторами, это слышно по вашей музыке. Но судя по вашему имиджу, где-то внутри живет и подросток-рокер.
— Лет в 14 я стал играть в группе, и это был типичный состав с барабанами и гитарами. Но где-то в 2012 году мы с моим приятелем решили делать музыку, похожую на Justice и Daft Punk. У меня была пиратская версия программы Ableton. А дальше началось увлечение синтезаторами. Кажется, первым был Microkorg. Я покупал один аналоговый синтезатор за другим, сейчас их у меня штук 13, и коллекция пополняется регулярно. Это процесс, который невозможно остановить.
— В ваших клипах много старой графики, олдскульных монтажных эффектов, в кадре — старые персональные компьютеры. Это выглядит как наваждение.
— Буквально повторять то, что уже было, всю эту графику из старых игр, я не собираюсь. Но мне в принципе очень интересен язык поп-культуры. Мне интересно, почему в определенный период популярны определенные вещи. Это не значит, что я следую этим матрицам как музыкант. Но как исследователь я очень любопытен. Вы знаете, я получил образование как саунд-продюсер, но не меньшему, чем преподаватели, меня научили часы, проведенные в YouTube. Я просто заныривал туда и пытался понять маркетинговую сторону музыки, понять эти механизмы.
— На это лето были запланированы ваши концерты в России, но их перенесли. У вас вообще был хоть один концерт в нынешнем году?
— Как раз один и был. Я выступал на фестивале Standon Calling в Англии. Моя группа не смогла добраться до фестиваля, и я был на сцене в одиночестве. А передо мной — две или три тысячи человек. В последние пару лет моя музыка вроде бы набирала популярность, но все это были лишь какие-то цифры просмотров или стримов, я не имел физических подтверждений тому, что она действительно кому-то нужна. Ведь концертов не было. Пусть мы были не в полном составе, пусть не все, кто был на поле, пришли туда ради меня. Но это были живые люди!