"Американцы шмонали наше судно больше пяти дней"

ФОТО: ИТАР-ТАСС
Родина встретила Александра Шаговика (на переднем плане) и Петра Шишковского (на заднем) без фанфар
       В Россию после трехлетнего заключения в американской тюрьме вернулись российские моряки Александр Шаговик и Петр Шишковский, которых обвиняли в контрабанде самой крупной партии кокаина в истории США. О своем несчастливом плавании, аресте и освобождении Александр Шаговик рассказал корреспонденту "Власти" Андрею Цыганову.
Рыболовецкое судно "Звезда Мару", принадлежащее одной из частных торговых компаний Эквадора и плавающее под флагом островного государства Белиз, было задержано в апреле 2001 года в нейтральных водах в восточной части Тихого океана более чем в 1500 морских милях (2700 км) от побережья США. По сообщению американских СМИ, в ходе обыска, проходившего прямо в море и продолжавшегося девять дней, в рабочем топливном баке (танке) "Звезды Мару" был обнаружен тайник с 13 тоннами кокаина. По версии американских спецслужб, кокаин был колумбийского происхождения и предназначался для мексиканского наркокартеля "Ареллано Феликс", который, по данным ФБР, является одним из главных поставщиков кокаина для США и Мексики. Оптовая стоимость изъятого на "Звезде Мару" наркотика в США на тот момент составляла порядка $840 млн, розничная — более $2 млрд. По сведениям американской прессы, это была крупнейшая партия кокаина, арестованная ВМС США на море за всю историю.
       Экипаж судна — двое россиян и восемь украинцев — был арестован и доставлен в федеральную тюрьму Сан-Диего, где всем было предъявлено обвинение в контрабанде наркотиков. 9 июля этого года, после почти трехлетнего судебного разбирательства, пятеро матросов, в том числе россияне Петр Шишковский и Александр Шаговик, были оправданы: их адвокатам удалось доказать, что они не могли знать о том, что в танке судна спрятан тайник с кокаином. Еще четверо во главе с капитаном Виктором Савченко были признаны виновными в перевозке наркотиков. Савченко получил 30 лет тюрьмы, приговор остальным еще не вынесен. Дело еще одного члена экипажа по-прежнему находится на рассмотрении суда Сан-Диего.
       
"Контроля там нет — хоть атомные реакторы средь бела дня грузи"
       В единственной комнате маленькой квартиры Александра Шаговика на окраине Питера вещей практически нет. В шкафу — книги по морскому делу, на стене — календарь за 2000 год и морские фотографии.
       — Вы проходите в обуви, не помню, есть ли у меня еще тапки. Я еще ничего не разбирал, все осталось как было. Знаете, ведь они у меня все забрали — и вещи и документы: паспорт, пенсионное, паспорт моряка, сертификаты всякие. А без них не то что жить — работать невозможно. Сейчас бегаю по инстанциям, восстанавливаю. Вчера вот пенсионное восстановил, теперь хоть в метро можно бесплатно ездить.
ФОТО: REUTERS
 Российские моряки так и не поняли, откуда взялись эти 13 тонн кокаина
— Как вас угораздило попасть на "Звезду Мару"?
       — Да очень просто: позвонил знакомый моряк — я с ним раньше уже ходил в Латинскую Америку. Есть, говорит, работа, надо ремонтировать судно в Эквадоре, поедешь? Мне выбирать не приходится: возраст (Александру Шаговику 67 лет.— "Власть"), ни одна солидная контора меня не возьмет. А этот моряк мне сказал: им нужно двух человек, электрика и монтера, возраст не важен, главное — опыт. Дал мне телефон Петра Шишковского, чтобы я с ним связался и договорился о встрече. Потом этот Сергей купил нам билеты до Эквадора, мы приехали в Шереметьево и 13 ноября 2000 года уже были в Гуаякиле. Там нас встретил какой-то Дэн и сразу отвез на судно. Там было много работы (Александр Шаговик минут пять вспоминает список неисправностей.— "Власть"), но месяца через два снова приехал Дэн, и нас перевели на другой причал, где как раз и стояла эта "Звезда Мару".
       — Что собой представляла "Звезда Мару"?
       — Небольшая, метров 50 длиной, старая японская посудина. Хозяева там эквадорские, как пояснил Дэн, какая-то торговая компания, а ходили под флагом Белиза. Экипаж раньше был человек тридцать, поэтому каюты двухместные, но теперь изменилась технология рыбной ловли, и мы справлялись вдесятером: двое русских и восемь украинцев. Мы ловили рыбу, поймали тонн 20, но потом у нас сломалась эта машинка, которая сматывает леску, чтобы крючки не путались, и мы пошли назад в Эквадор, правда, не в Гуаякиль, а в другой порт, в Либертад. Там судно простояло где-то месяца полтора, команду капитан распустил, говорит, кто хочет — езжайте в Гуаякиль (это полтора часа на машине), кто хочет — оставайтесь на судне. Мы с Петром поехали в Гуаякиль и жили там в гостинице, пока не позвонил Дэн и не отвез нас назад на "Звезду Мару".
       — Вы, когда вернулись, ничего подозрительного не видели?
       — Да нет в общем-то. Мы приехали, "Звезда" уже была под парами. Нам, кстати, если кокаин и загрузили, то именно в Либертаде. Там на несколько километров сплошные корабли — старые, полузатопленные и еще действующие, пришвартованные друг к другу по три или четыре в ряд. Никакого контроля там нет — хоть атомные реакторы средь бела дня грузи, никто не обратит внимания. Кстати, и капитан у нас тогда же поменялся. Предыдущий, говорят, не сработался с судовладельцем, и на его место назначили Виктора Савченко, который раньше старпомом был.
       
"Никаких мешков с кокаином они не нашли"
       — Расскажите, как вас задерживали.
       — Мы вышли из Либертада 6 апреля 2001 года и направились в район Галапагосских островов. Это называется глубокие нейтральные воды: там не действует юрисдикция какого бы то ни было государства.
       Рыбы было мало — хотя леску закидывали регулярно, попадали в основном лишь небольшие акулы. Впрочем, нас это не касалось: я занимался чисто электрикой, а Петр — дизелями. Как-то недели через две-три после выхода мы заметили над собой американский самолет-разведчик типа "Орион". Он сделал несколько кругов и улетел. Прошло несколько часов, и к нам подошел фрегат американских ВМС. Они нас спросили, кто на борту. Капитан нас перечислил, не забыл двух собак и кота.
       Потом, смотрим, они расчехлили пушку. Мы остановились. Тогда с фрегата спустили катер с группой захвата. Они поднялись на палубу с автоматами и пистолетами, согнали нас в одну кучу на палубе, как собак, и давай чиркать по рукам какими-то бумажными кружочками — потом оказалось, что это был тест на наркотики. И все это — не говоря ни слова, ничего не объясняя. Потом в суде адвокаты подсчитали, что только при задержании американцы нарушили закон 22 раза.
       — А как вели себя ваши коллеги во время обыска?
       — Да как вели? Нас с первого же дня изолировали, развели по каютам и поставили часовых. Они шмонали судно пять дней: разбирали переборки, сверлили палубы, залезали в трюмы. Так вот, могу сказать, что ничего этот обыск не дал: никаких мешков с кокаином они тогда не нашли. Но потом фрегат ушел, и ему на смену пришел другой американский корабль, "Кост Гард". Нас перевели на него, постелили десять матрацев на открытой палубе, а сами американцы еще несколько дней рылись на нашей "Звезде". Потом, ничего не объясняя, взяли "Звезду" на буксир и потащили в Сан-Диего.
       А кокаин нам не показывали — ни в суде, ни во время обыска на море. Вы сами подумайте: они говорят, что нашли кокаин в рабочем топливном танке на носу судна. То есть в баке, залитом доверху солярой. Не лучшее, однако, место для хранения кокаина. Насколько я знаю по фильмам, его нюхают, а от соляры такой запах, что уже никакого кайфа не останется. Да и залезть в топливный танк можно только через рыбный трюм, но для этого надо разобрать холодильную установку. В общем, возни как раз на месяц в условиях порта. Да еще и этот самолет...
       — Какой самолет?
       — Когда нас буксировали, где-то за сутки до Сан-Диего над нами появился американский "Орион". Сначала он выпустил сигнальную ракету, а потом сбросил на воду какой-то плавучий контейнер размером в 4 связанных 200-литровых бочки. Я видел один сброс, но ребята, что с другого борта сидели, говорят, что сбросов было три или четыре. Эти контейнеры они затащили на "Звезду". Что там в них было, нам не сказали, хотя мы просили об этом в суде много раз. Адвокаты наотрез отказались задавать суду эти вопросы.
       
"Я потребовал консула, адвоката и врача"
       — А что происходило, когда вас привезли в Сан-Диего?
       — Утром 13 мая нас привезли, надели наручники и потащили в местное управление DEA — Drug Enforsment Administration (служба по борьбе с наркотиками.— "Власть"). Там я впервые услышал, что нас подозревают в контрабанде кокаина. Эти полицейские с первых же часов стали разводить меня и моих товарищей, чтобы мы подписали "миранду" (согласие дать признательные показания без адвоката.— "Власть"). Был там один такой, наш бывший соотечественник Петр Кухарский. Он говорил мне: вы вляпались в очень некрасивую историю. Сначала вам дадут лет по 20-30 здесь, а потом выдадут Эквадору, там тоже будут судить. Я-то стоял твердо: сказал им свои анкетные данные и потребовал консула, адвоката и врача. А некоторые наши ребята попались на эту удочку, подписали "миранду", и их всех потом осудили: на суде агенты DEA исказили каждое их слово.
       — Где вас содержали все это время? Правда ли, что американские тюрьмы похожи на отечественные?
       — Вот уж не знаю. Я с нашими тюрьмами, слава богу, не сталкивался. А там нас поместили в федеральную тюрьму Сан-Диего. На входе был смешной момент: нас встретила мулатка в полицейской форме со словами "Добро пожаловать в американскую тюрьму". Мы, не сговариваясь, ей хором по-русски: "Твою мать!" Камер в тюрьме нет. Вместо них там так называемые рейнджи — прозрачные клетки, рассчитанные на 40-60 человек, с двумя ярусами коек. На каждом этаже по четыре рейнджа, в середине между ними — будки охраны, бильярдный стол и столовая. Из удобств в камере нужник и телевизор, по две штуки на каждый рейндж. Нас разделили на три группы и поселили на разных этажах. В моем рейндже нас было пятеро.
       — А конфликты были? С администрацией, с другими заключенными?
       — Да нет в общем-то. Мы старались ни с кем не ссориться, но и друзей не заводили. С афроамериканцами нам вообще повезло: они нам сочувствовали. Когда нас оправдали, первыми бросились поздравлять. Больше всего там было мексиканцев — они очень суетливые, похожи на наших цыган. Все приставали ко мне, предлагая обучить испанскому языку. Было человек пять русскоговорящих — всех их почему-то определили в наш рейндж, и все они пытались завязать дружбу. Мы, конечно, с ними не откровенничали.
       — Расскажите о своих защитниках. Кто они, как вы их нашли?
       — Да сами они нашлись — нам их предложило правительство США. Когда нас только привезли в тюрьму, капитан и остальные мои товарищи разослали более 30 факсов практически всем русскоязычным адвокатам Сан-Диего с просьбой представлять наши интересы. Однако все они от нас отказались — может, боялись. Тогда нам и предложили бесплатных защитников. Все согласились, кроме капитана,— он себя защищал сам. Впрочем, и мы, что греха таить, поначалу не доверяли своим адвокатам. Оказалось, зря. Если бы не Рассел Бэбкок, я да и остальные ребята вряд ли были бы оправданы. Но, кстати, адвокаты тоже, признаться, поначалу относились к нам недоброжелательно. На суде один из них даже говорил: "Вы (присяжные.— "Власть") должны помнить, что речь идет о людях, представляющих недружественную США страну". Но после 11 сентября, когда я предложил сдать кровь для раненых, отношение к нам немного изменилось. Еще очень помогали наши консулы, особенно Андрей Подъелышев и Владимир Небываев. Именно они связывались с нашими родственниками, запрашивали на нас характеристики, делали запросы из МИДа и даже законодательного собрания Петербурга. И все же мне повезло больше других: именно мой Рассел тянул всю защиту. Он единственный из всех адвокатов даже прилетал в Петербург, снимал на видео мою квартиру, мою плачущую дочь с маленьким ребенком. Все это очень подействовало на присяжных.
       
"Моему адвокату удалось опорочить стукача"
       — Сколько времени продолжался суд?
       — Да все три года, с момента ареста. У них ведь и следствие, и суд — все вместе. Я подсчитал: нас возили в судебное заседание не менее 50 раз. В тюрьме мне говорили, что мы еще легко отделались. Наше дело оказалось самым сложным за всю историю тюрьмы.
       Хотя нас и возили в суд, мы (кроме капитана, который защищался сам) были там просто слушателями — вместо нас выступали адвокаты. Я думаю, это правильно: эти обвинители так хитро формулировали вопросы, что непременно нас запутали бы. Еще они постоянно делили наше дело. Сначала отсекли капитана и старпома Анатолия Захарова и судили отдельно. А в феврале этого года отсекли еще двоих наших, стармеха Николу Игнатенко и механика Михайлу Юрченко. Вся их вина была в том, что их опознали двое наркоманов-никарагуанцев, которые ранее были арестованы за распространение наркотиков. Эти наркоманы, которым за Николу с Михайлой существенно скостили сроки, в суде заявили, что они раньше возили наркоту вместе с ними. В результате ребята признаны виновными. Кстати, с нами тоже чуть не случилась такая же история, но моему адвокату Расселу Бэбкоку удалось опорочить в глазах судей стукача, который клеветал на нас. Этот стукач, такой Рене Франко Сопата, представился колумбийским наркодилером. Он сказал на суде, что видел меня, Петра Шишковского и еще троих ребят — всех, кого оправдали,— в Эквадоре. Просто видел! И этого им уже хватило бы для обвинения.
       Но наш стукач в своих показаниях постоянно путался и врал, видать, даже не потрудился изучить материалы дела. Мой Рассел выяснил, что за время суда DEA официально заплатила ему и его семье около $300 тыс. в рамках программы защиты свидетелей. Знаете, что его окончательно убило? Рассел спросил этого Сопату, заплатил ли он с этих $300 тыс. налоги. Тот признался, что нет. И все, эти присяжные, добропорядочные американские граждане, которые всю жизнь платили налоги, перестали его воспринимать.
       — Планируете ли вы судиться с американским правительством за необоснованный арест, требовать возмещения морального и материального ущерба?
       — Не знаю. Я немолодой человек, и я очень устал. Мне бы хотя бы документы вернуть. Америка — очень сложная страна. Они очень охотно выжимают из людей деньги и здоровье, но очень неохотно возвращают. В камере мне говорили, что судиться с правительством США — дело почти безнадежное. В лучшем случае это займет лет пять. Впрочем, Рассел Бэбкок вроде бы намерен заниматься моим делом и дальше — победа в суде его просто окрылила.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...