|
"Покупаю. Консолидирую. Захожу" |
 |
| Фото: МИХАИЛ ГАЛУСТОВ |
Благодаря способности к гибким действиям только за последние два года компания Свирского дешево купила и дорого продала пару металлургических предприятий ("Антоновское рудоуправление" и "Кузнецкие ферросплавы"), один маслоэкстракционный и два котельных завода, а теперь примеривается еще к двум предприятиям — "Русской бакалее" и маслоэкстракционному заводу "Лабинский". Я встретилась с Павлом для того, чтобы узнать, как ему удается безнаказанно все это делать. Но его взгляд был таким, что разговор захотелось начать с жесткой, как лист металлопроката, лести.
— Красивые часы.
— Roger Dubuis,— реагировал Павел живо на чистом французском.
И перейдя на русский, продолжил с видимым удовольствием:
— Была такая история. Один знакомый, не буду называть, мне говорит: "Что ты носишь, это же даже в первую десятку не входит!" Я спрашиваю спокойно так: "А что входит?" — "Patek Philippe — это раз, Longines — два, Frank Muller — три". А того и не знает, что с тех пор, как часовщик Роже Дюбуи ушел из Patek Philippe и свою компанию основал, Patek пять лет ни одной новой модели не сделал, а компания Дюбуи встала во всех рейтингах на первую строчку.
Я растерялась — разговор уходил в плоскость, мне незнакомую.
— А одежда? — боюсь, вопрос прозвучал неуверенно.
— Тут все просто. Слава богу, есть этикет: каждые полгода — обновление коллекции. Все, что положено: рубашки там, запонки, галстуки, десяток костюмов — ну, портные все шьют.
— Портные? — обрадовалась я.— Старенький такой еврей у вас с сантиметром, как у Окуджавы, "перекроите все иначе"?
— Ну, может, и не еврей. Бриони там, Кастанджи.
— Книги, музыка?
— Когда что подвернется. Я сейчас мотоциклами увлекся, гоняю по ночам на здоровенной черной Honda, модель "Золотой ветер". Читать специально некогда, газеты разве что, что-нибудь англоязычное во время перелетов, чтобы язык не терять. А слушаю то, что звучит в машине.
— Азартные игры?
— Нет. Хватает работы.
— Ну да, ну да. Давно это у вас?
-- Да лет шесть уже.
Как строились куры
Шесть лет назад, в 1998 году, Свирскому было 28. За спиной остались учеба на физфаке и два созданных с нуля бизнеса. Сразу после диплома юноша родом из Выхина, из семьи инженера и учительницы, открыл маленький ресторанчик. "Очень просто,— рассказывает Свирский,— заняли штуку баксов и сделали, через год кредит вернули и ресторан продали". Потренировавшись, как говорится, на кошечках, Павел занялся импортом куриных окорочков: "Тогда о другом бизнесе никто и не знал — продукты питания либо возили, либо продавали в разной степени готовности".
За пять лет, в течение которых Свирский занимался куриным бизнесом, из Америки кораблей с бройлерами пришло больше, чем во время второй мировой, с помощью по ленд-лизу. К 1998 году почти половину этих окороков продавал "Фроузен Фудс". Компании принадлежали хладокомбинаты в Москве, Новосибирске и Екатеринбурге, 12 филиалов по стране, в которых работало пять тысяч человек, а годовой оборот достигал $700 млн.
— Мы были большие, заметные,— почти гордится Свирский.— Другую половину рынка почти полностью занимал черный импорт. Мы на таможне с корабля платили столько же, сколько и продавцам. А другие везли лесом из Прибалтики и не платили в казну ничего. На честности мы и погорели в 1998-м. Молодые были. Будь постарше лет на пять — иначе бы действовали.
Повзрослевший после кризиса Свирский стал действовать иначе. В 2000 году по приглашению старого знакомого, замминистра сельского хозяйства Владимира Логинова, пошел работать в Минсельхоз, директором ГУПа "Федеральное агентство по регулированию продовольственного рынка": "Там я получил важную вещь — понимание того, как устроена государственная машина. Бизнесменам это знать полезно и нужно, потому что они часто бывают очень наивны в вопросах выстраивания отношений с властью. Будто бы можно сконцентрировать в своих руках промышленные и финансовые ресурсы, и тогда государство будет с вами считаться. Я наивность утратил". После двух лет работы госслужащим Свирский создал собственную компанию, которая стала покупать и продавать заводы, в том числе и на изученном за время министерской работы сельскохозяйственном рынке.
Прагматик
— Вы, Павел, действуете сейчас по схеме "укусил — отскочи". Активами себя не обременяете. Ответственности боитесь или раздавленным государством быть не хотите, свободу рук сохраняете?
— Да, в общем, ни то ни другое. Просто покупать и продавать (я бы так эти ваши укусы перевел) у нас лучше получается, чем у других. Покупая, стараемся не переплачивать, продавая — не продешевить. Если есть спрос на то, чтобы кто-то грязную работу делал, значит, работа наша нужная. Мы помойку превращаем в оптовый рынок, а продаем тому, кто оптовый рынок превратит в супермаркет.
— Что нужно, чтобы быть успешным в вашей профессии?
— Как везде. Деньги, мозги и умение применять и то, и другое.
— А страшным нужно быть? Чтобы боялись?
— Страшным? Да нет... Я не страшный. Я умный. Я вижу, когда предприятие плохо управляется и что нужно сделать для того, чтобы оно управлялось лучше.
— Лихие люди случаются...
— Да всякое случается. Романтически настроенные граждане думают, что наш бизнес — это как в фильме "Красотка" с Ричардом Гиром. Похоже вроде. Только условия работы разные. У нас более вредные. Не потому, что климат суровый, а потому, что страна другая.
— А народ на предприятиях разве не знает, что вы временный владелец? Не бунтует против вас, движение не затрудняет?
— А народ это не волнует. Ему зарплата нужна и человеческие условия труда. Слышали про социально ориентированный бизнес? Я серьезно, что смеетесь? Хватит людей в скот превращать. Вот я недавно был на краснодарском МЖК, который я перепродал группе "Русагро". Так новый владелец туда уже $20 млн закачал: корпуса как новенькие, современные технологии, стеклопакеты. А если бы не продал — загнулось бы предприятие года через три.
— Стало быть, Сергей Бидаш был плохим собственником для "Красного котельщика", а Евгений Туголуков из "Ринако" — хороший?
— Конечно. Бидашу ничего не нужно было, кроме как "Мерседес" себе купить и личные проблемы за счет завода решить. А Туголуков контрактами занимается, производством, социальными программами.
— Ну не с этических же позиций вы подходите к заказчику! Когда вы интересы группы МДМ обслуживали, вряд ли вы думали о том, хорошо будет предприятиям под нею или плохо.
— Я никого никогда не обслуживал. Даже в юности был владельцем ресторана, а не официантом. Случай с "Антоновским рудоуправлением" был единственным, когда мы работали в партнерстве — во всех остальных проектах сами выбирали, что покупать и кому продавать. А по поводу этических вещей: мне выгодно, чтобы предприятие хорошо после меня управлялось, потому что я часть пакета, бывает, себе оставляю. В расчете на капитализацию.
Финансист
— А как вы понимаете, что вам покупать и в какой момент?
— Есть узкий круг людей, между которыми информация о потенциальных объектах скупки циркулирует. Миноритарии, кредиторы, которым денег не платят,— эти люди с удовольствием делятся информацией. Не нужно выезжать из Москвы, чтобы узнать что-то. Мне, например, не составляет труда узнать, что есть такой Кропоткинский МЭЗ, где директору принадлежит всего 12%, а остальное распылено. И что на масложировые комбинаты сейчас хороший спрос — сразу три холдинга крупных формируется. Стало быть, я понимаю, что это интересно. Покупаю. Консолидирую. Захожу. Потом продаю.
— Какая-то лучезарная картина, я извиняюсь, получается, Павел. Эдак молодежь, поверив в рыночные отношения, ринется скупать предприятия, чтобы потом шить себе костюмы у Бриони.
— Н-да. В общем, есть, конечно, сложности. Но если коротко — нужно сделать так, чтобы все заинтересованные лица поняли бы, что новый собственник эффективнее старого. Во всех отношениях. Много делаем интуитивно, играя на психологических нюансах. Хотя лучше все делать честно и сразу объявлять о своих намерениях максимально большему кругу людей. И тогда все происходит само.
— Ага, вы объявляете, а менеджеры в ответ поднимают хай на тему недружественного поглощения.
— Хай случается. Вокруг моей профессии вообще много соплей навешано. Я недавно конференцию Института Адама Смита посетил по слияниям и поглощениям. Теоретиков послушал. Так у них там классификации "дружественное поглощение", "недружественное", "гринмэйл", "агрессоры", "захват"... Слушать тошно. РСПП по поводу Кропоткинского МЭЗа вообще написал непонятную бумагу. Во-первых, написали — это захват. Ну, допустим, с лозунгами трудно дискутировать. Во-вторых, акции мною приобретены незаконно, хотя им представлены были неоспоренные решения арбитражей о законности приобретения. В-третьих, пишут, директор тоже не прав, потому что "инициировал проникновение на предприятие правоохранительных органов". Смешно, да? То есть они пишут, что директор взятку дал органам, но что я не прав больше, потому что "захватчик", хотя закона и не нарушал. Вот на Западе компания в неделю может поменять собственника дважды, и никого это не волнует, кроме участников сделки. Акции — такой же товар, как хлеб и масло, почему у нас этого не поймут никак?
Пляж
-- Не бывало, чтобы угрожали вам поглощаемые? Семью чтобы прятать приходилось?
— Мне угрози-и,— мечтательно тянет Павел.— Семью — нет, не приходилось прятать.
Семей, не считая родительской, у Павла три. В смысле, две бывшие жены и одна нынешняя. Самая знаменитая из жен — вторая, певица Лада Дэнс, у нее от Павла двое детей. И еще один ребенок остался в первой семье.
— Что вы детям говорите, кем папа работает?
— Они маленькие еще, не спрашивают. Спросят — скажу финансист.
— Когда-нибудь, может быть даже скоро, вдруг может случиться так, что все владельцы предприятий станут социально ответственными, и вы вместо "санитара леса" окажетесь для государства "волчарой позорным". Что тогда будете делать?
— Загорать поеду. В Сочи. Мне везде хорошо, я общительный. Но если серьезно, я хочу переходить в длинную позицию. Не сразу продавать предприятия, а оставлять у себя на три года и повышать капитализацию. Я все-таки управлять предприятиями тоже умею, не только ведь покупать.
ЕКАТЕРИНА ДРАНКИНА