Душа в застенках

Фестиваль в Венеции, приближаясь к финалу, представил в конкурсе два фильма, один украинский, другой российский, вступающие друг с другом не столько в политический, сколько в художественный диалог. Картины «Отражение» и «Капитан Волконогов бежал» комментирует Андрей Плахов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Этот диалог самими авторами никак не предусматривался, но фестиваль строится по собственным законам и заставляет фильмы жить своей жизнью. «Отражение» Валентина Васяновича продолжает тему «Атлантиды» — его предыдущей картины, два года назад награжденной в Венеции главным призом программы «Горизонты». Но если там действие происходило в условном будущем, когда война в Донбассе закончилась, оставив катастрофические последствия в природе и в душах людей, новый фильм — непосредственное отражение по сей день не затухающего конфликта.

Действие происходит, как сообщают титры, в разгар «русско-украинской войны». Хирург Сергей (это же имя носил персонаж «Атлантиды») попадает в плен к дээнэровцам, ходит по кругам ада, становится свидетелем и невольным соучастником гибели своего друга и соперника, с которым жили в последнее время его жена и дочь. Но если тот умер несломленным, к самому себе Сергей имеет трудные вопросы и пытается разрешить их во второй половине фильма, после обмена пленными реабилитируясь от пережитых травм. Тут в центре оказываются его отношения с взрослеющей дочкой и попытка найти ужасам жизни религиозное истолкование — библейское или буддистское.

Две половины фильма друг другу не равны. Первая — это апофеоз насилия, оно зашкаливает даже в сравнении с другими конкурсными фильмами, где речь тоже идет о пытках, убийствах, уничтожении трупов. Эксплицитное насилие все же дозируется и художественно остраняется почти всеми режиссерами — но не Васяновичем, в результате эти сцены, задуманные как гиперреалистические, выглядят предельно постановочными. По контрасту вторая половина картины строится на живописных полутонах и поэтических символах — вроде голубя, разбившегося об оконное стекло и оставившего на нем нестираемый след. Символика, в чем убеждала «Атлантида», может быть сильной стороной режиссера. Однако конструкция фильма не выдерживает столь резкого эмоционального слома — и он сам ломается. Возрождение героя к жизни и врачующая сила семейных ценностей — все это выглядит слабой абстракцией на фоне пыточной жести.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Начало «Капитана Волконогова» смахивает чуть ли не на продолжение «Отражения». И в том и в другом «особые методы» допроса схожи своим агрессивным бесстыдством, тем более что палачи говорят по-русски.

Только во втором случае эти методы применяют к своим соотечественникам и даже сослуживцам, которых одного за другим подвергают «переаттестации». На экране застенки «органов»: слова «НКВД» и «Сталин» ни разу не произносятся, но достаточно жирного указания на 1938 год. Новоявленные опричники в кроваво-красных шароварах заполняют собой пространство коммунистического города, над которым вот-вот должен пролететь огромный дирижабль.

Сценарный ход, придуманный режиссерами-сценаристами Натальей Меркуловой и Алексеем Чуповым, чрезвычайно рискован. Один из опричников, капитан Федор Волконогов, нюхом чует, что машина террора вот-вот перемелет и его. Что удивительнее, он вдруг обнаруживает, что у него есть душа, обреченная на вечные муки. Единственный шанс избежать этого — получить прощение у близких хотя бы одной из жертв. Эпопея хождений, парадоксальные, а иногда просто дикие реакции близких составляют сюжет этого «мистического триллера», как определяют его сами авторы. Они добавляют к данному определению «постмодернистскую притчу», и это тоже верно.

Страх угодить в преисподнюю кажется неправдоподобным со стороны тех, кто на грешной земле заправляет адскими сковородками. Но силой художественного вымысла Меркулова и Чупов высекают из почти сказочной условности ошеломляющую правду.

Фильм не дублирует скомпрометированную посредственностями тему «ужасов сталинизма», а поднимает ее совсем на другой уровень, где она оказывается актуальна для России (не для нее одной, впрочем, но для нее особенно) вчера, сегодня, всегда. Доносы, самооговоры, отказы от неблагонадежных родственников, сама атмосфера охоты на «выполняющих функции иностранных агентов» — все это живуче, все это, увы, неистребимо. И Раечка, которая, спя с беглым Волконоговым, уже дала звонок мифической «подруге», якобы чтобы его спрятать, и почти все другие потрясающие персонажи фильма бессмертны. Их играет лучший актерский состав, который можно вообразить,— преимущественно молодой, в нем солирует непременный Юра Борисов в роли Волконогова, его достойный соперник — Тимофей Трибунцев в образе безнадежного злодея майора Головни, так и не открывшего существование души. Старую школу представляет Юрий Кузнецов: его эпизод — один из лучших в картине.

Помимо режиссеров и актеров, вклад в копилку внесли оператор Март Таниэль (он участвовал и в работе над сценарием), художники Сергей Февралев и Надежда Васильева (отменный декор и костюмы с доминантой революционного красного цвета), монтажер Франсуа Гедижье, музыкальная группа Shortparis, завершающая картину пародийной вариацией «Полюшка-поля». Авторам этого сложнейшего проекта удалось найти общий стилистический ключ, наследующий художественным традициям русского авангарда (титры побуждают вспомнить о Малевиче и Родченко). Вспоминается, естественно, и бал опричников в «Иване Грозном», и вообще концепт «цветового кино» у Эйзенштейна, и «Прорва» Ивана Дыховичного, где впервые в новом контексте переосмыслена эстетика сталинского классицизма и барокко. Вспоминается многое — но фильм, вписанный в респектабельную и прославленную линию культуры, все равно остается уникальным явлением. Это не значит, что в нем нет недостатков: во второй половине все же не удается избежать постмодернистской замороченности. Однако «Волконогов» — самый большой сюрприз и одно из сильнейших впечатлений Венецианского фестиваля.