Афганский синдром

Приход талибов (террористическое движение «Талибан» запрещено в РФ) в Кабул вызвал в Германии потоки критики в адрес ее руководства. Корреспондент «Д» в Берлине Виктор Агаев о том, как немецкое общество реагирует на смену власти в Афганистане, и о жизни афганских беженцев в ФРГ.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В ФРГ давно ведутся разговоры о бессмысленно погибших немецких солдатах, выброшенных миллиардах, никчемности попыток построить стабильное, жизнеспособное государство в Афганистане. Ангела Меркель, отвечая на эти обвинения, «напомнила», что немцы пришли в Афганистан в соответствии с уставом НАТО помогать США в борьбе с террористами после 11 сентября 2001 года. «В Гиндукуше мы защищаем нашу безопасность»,— объяснял тогдашний министр обороны ФРГ Петер Штрук. Позже, когда, по словам Меркель, «изначальная цель была достигнута и Афганистан перестал быть центром планирования новых терактов», немцы и впрямь вместе с западными союзниками пытались установить там демократию и обучить армию. Бундесвер временами имел там до 1,5 тыс. человек — второй по величине контингент после американского.

Но к моменту входа талибов в Кабул немцы практически полностью были уже выведены, хотя значительная часть техники и лагерь еще оставались. Там, видимо, все потеряно. Но не это стало сейчас причиной возмущения в немецких соцсетях и вообще в обществе.

Брошенными оказались 10–50 тыс. афганцев, которые на протяжении 20 лет сотрудничали с Бундесвером и немецкими гражданскими гуманитарными организациями.

Всем этим людям: переводчикам, проводникам, поварам, водителям, техникам и их семьям — было обещано убежище в ФРГ, но сейчас вывезти удалось не более 2 тыс. человек. Оставшиеся, фактически из подполья, постили в соцсетях просьбы о помощи. Брошенными оказались и неизвестное число граждан ФРГ — сотрудников разных фирм и организаций. Главы МИДа, Минобороны, Минсотрудничества публично признали, что неправильно оценивали развитие ситуации, и тут же начали перекладывать вину друг на друга. Прежде всего под обстрелом оказалась разведслужба (BND). Она, однако, тут же дала понять, что не раз предупреждала МИД и администрацию канцлера о возможности быстрого падения правительства в Кабуле.

МИД стал уверять, что не мог своевременно начать выдачу афганцам виз, потому что МВД их не подготовило. МВД, в свою очередь, оправдывало это отсутствием политического решения. Политики и чиновники объясняли, что из соображений престижа немцам нельзя было первыми (раньше американцев) уходить из страны и забирать своих местных помощников.

Но в СМИ и соцсетях преобладает уверенность, что политики затягивали их эвакуацию сознательно, чтобы не будить опасные воспоминания о 2015 годе, когда в ФРГ «вдруг» оказалось не менее миллиона беженцев и власти на какое-то время полностью утратили контроль над ситуацией.

Драматические репортажи из кабульского аэропорта пробудили у немцев, наоборот, чувство сострадания, морального дискомфорта, если не вины. Даже лидер АдГ Алиса Вайдель признала, что нельзя бросать тех, кто сотрудничал с Бундесвером. Правда, она тут же добавила, что никаких других афганцев пускать в страну нельзя. Эта позиция широко представлена и в соцсетях. Там идут нервные дискуссии о безопасности, которые подпитываются информацией МВД.

Так, в недавно опубликованном отчете «Преступность в контексте иммиграции» за 2020 год МВД пишет, что 14 750 афганцев заподозрены в совершении преступлений. Правда, тут же указано, что в процентном отношении выходцы из Афганистана и Сирии реже совершают преступления, чем иммигранты из Алжира или Марокко. Более того, в среде исламистов афганцы тоже встречаются реже, чем арабы.

«Мы должны очень внимательно смотреть, кто прибывает сюда. Захват власти талибами будет способствовать росту угрозы терроризма»,— признал Роберт Хабек, лидер «зеленых», комментируя на днях сообщение о том, что среди новоприбывших афганцев полиция то и дело обнаруживает тех, кого ранее депортировали. По мнению экспертов МВД, не менее 90% депортированных попытаются вернуться.

По расчетам Агентства ООН по делам беженцев (UNHCR), до ЕС доберутся не менее 500 тыс. афганцев. Естественно, далеко не все хотят в Германию, но для многих она привлекательна уже тем, что (по данным UNHCR) здесь существует третья по численности (после Пакистана и Ирана) афганская община — 280 тыс. человек. Практически все они (или их родители) бежали с родины: одни от советской армии в 1980-е, другие от талибов в 1990-е годы, третьи после первого разгрома «Талибана». Очень многие бежали просто в поисках лучшей жизни.

Но ФРГ принимает не всех. Примерно каждый десятый (из 280 тыс.) должен ее покинуть. Кому-то не дали статус беженца, а без этого ни жить, ни работать в ФРГ нельзя. Другие должны быть высланы за преступные деяния.

Но с 2016 года депортированы всего 1040 человек, еще 2100 уехали добровольно, получив за это деньги. Все объясняется тем, что немецкое общество (вопреки всякой логике) не готово пересматривать закон от 1913 года, в принципе запрещающий прием людей, не имеющих немецких предков. Исключение делается лишь для беженцев от войны и для «преследуемых на родине». Это дополнение появилось в первой конституции ФРГ (1949 год) и касалось лишь политически преследуемых. Со временем преследование стало трактоваться все шире. Поэтому власти, рассматривая каждую просьбу об убежище отдельно, принимают каждое решение по каким-то своим, не всегда понятным критериям.

Однако и правозащитники, поддерживающие беженцев, не ограничены в выборе аргументов. В результате 75% законных решений о депортации отменяются судами. К тому же никого (даже преступников) нельзя из ФРГ депортировать, если на родине им грозят пытки, смертная казнь или идет война. Нельзя выдворять и тех, кто болен или учится в школе, университете, на какой-то фирме.

Трудно сказать, какая часть из 280 тыс. афганцев в Германии реально интегрированы, но, по данным службы занятости, с афганцами меньше проблем, чем с выходцами из Африки и арабских стран. В принципе, немного упрощая, можно сказать, что афганцы, как и все получившие убежище, имеют такие же права на работу, медицинскую и социальную помощь, как и граждане ЕС. Естественно, для того, чтобы работать, нужно владеть языком. А среди беженцев около трети никогда не ходили в школу. Многие готовы учиться, но жить не на что, и большинство работает на стройках, уборщиками, развозят посылки, мелкие грузы.

Есть, конечно, уникальные ситуации. В Саксонии обосновался и развозит еду министр коммуникаций того правительства, которое сейчас свергнуто. Он занимался созданием интернета и спутниковой связи и уверяет, что не смог работать с насквозь коррумпированными политиками. Немецкие СМИ писали, что он в принципе был бы готов помогать талибам развивать интернет, но, похоже, эта задача пока не актуальна.

На юго-западе Германии живет единственный афганский космонавт Герой Советского Союза Абдул Ахад Моманд. Он бежал с родины в 1996 году, когда был свергнут просоветский режим, но в РФ убежища не получил и приехал в ФРГ, где сначала работал в типографии, а потом создал свою маленькую фирму, далекую от космоса.

На днях на последнем самолете Бундесвера, вывозившем «своих» людей, прибыли в Германию и некоторые министры свергнутого правительства. По информации Spiegel, в Берлине видят в них союзников, которые могут быть полезны для развития отношений между обеими странами. Экс-министры, по данным СМИ, привезли достаточно денег, чтобы жить в Германии без проблем. Но в общем и целом беженцы живут не хуже, но и не лучше малоимущих немцев.

Виктор Агаев