Рынок за углом

Вопрос, который так беспокоил всех в России в 1990-х, осенью 2021 года неожиданно обсуждается в Министерстве торговли США в чисто технических целях при участии российских игроков, в том числе Минэкономики РФ. Каков бы ни был по итогам слушаний официальный и частный ответ, неофициальный, но общий ответ необходим: то, что и в России, и в остальном мире по форме почти полностью соответствует определениям «рынка», уже очень сильно отличается от романтических идеалов двадцатилетней давности по содержанию.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Сентябрь 2021 года практически случайно стал месяцем, в котором вопрос о том, является ли российская экономика рыночной, стал задаваться показательно чаще, чем раньше. В какой-то степени это даже символично. В том, что в России в 1990-е годы экономика была рыночной, сейчас не принято сомневаться. С этим согласны и сторонники, и противники этой самой рыночной экономики (что бы это словосочетание ни значило), и первые говорят об этом с ностальгией, а вторые — с ненавистью. Но что происходило с экономикой потом? С мая 2000 года по сентябрь 2011-го главным, по существу, российским экономическим министерством — Минфином — руководил Алексей Кудрин, нынешний глава Счетной палаты. После 2011 года люди, которых условно можно называть «командой Кудрина» и которые, безусловно, остаются его единомышленниками — глава Банка России Эльвира Набиуллина, министр финансов Антон Силуанов, десятки федеральных министров и их заместителей, губернаторов, менеджмент госкомпаний, советники и эксперты из «круга Минфина»,— в той или иной степени уверенно контролируют те ключевые точки в госуправлении, которые, по существу, и должны определять характер экономических отношений в стране.

Нужно быть предельно радикальным сторонником экономических свобод, чтобы отказывать этой команде в приверженности рынку (такие есть, и они в своем праве), но для обычного внешнего наблюдателя ситуация выглядит несколько анекдотично. С точки зрения формы Россия — не только одна из стран, в которой с рыночными свободами все более или менее в порядке, но и страна, в которой этим постоянно занимаются специально, по крайней мере на федеральном уровне. То, что при этом на федеральном уровне занимаются параллельно и сокращением объема таких свобод, никого не должно дезориентировать. У идей открытого рынка всегда есть и будут противники, в том числе высокопоставленные, они всегда будут стараться извлечь максимум прибылей — денежных, политических, идеологических — из этого противодействия, оставаясь при этом по своей природе внутри рыночной системы и не претендуя на содержательный выход из нее.

В остальном же представленный нынешним Минфином в сентябре 2021 года проект трехлетнего бюджета на 2022–2024 годы выглядит как образцово-показательный бюджет государства с рыночной экономикой, по крайней мере если мы считаем таковыми государства ОЭСР. В пояснительной записке к «Основным направлениям налоговой политики РФ», документу, являющемуся частью бюджетного пакета на следующую трехлетку, российское Министерство финансов совершенно честно сравнивает по частному вопросу, уровню налогового перераспределения Россию и ОЭСР как клуб заведомо рыночных экономик. Получается примерно так: если рассматривать перераспределение вместе с налогообложением нефтегазового экспорта, то РФ — страна с типичной для ОЭСР налоговой нагрузкой — порядка 32% ВВП. Если же считать нефть и газ «свалившимися сверху» и не имеющими де-факто прямого отношения к функционированию внутренней экономики, то налоговое перераспределение в России близко к таковому в США, экономике, славящейся умеренностью в налоговом перераспределении в сравнении не только с ЕС, но и большинством развитых стран. Налоговое перераспределение — вещь фундаментальная, его не обманешь: нерыночных экономик с «рыночным» по типу устройством госфинансов не бывает.

Тем не менее ответить на вопрос, есть ли в России рынок, положительно тоже, в общем, уже довольно сложно. И ведь начиналось все, как ни удивительно, в 2000-х именно с этого вопроса. Напомним, что в «деле ЮКОСа», которое совпало с активным этапом строительства современной модели экономики России в 2003–2005 годах, одним из ключевых эпизодов была позиция Министерства финансов и министра, вице-премьера Алексея Кудрина по вопросу о текущем и будущем уровне налогообложения нефтяной отрасли. Формулировался вопрос тогда так: допустим ли агрессивный уход компаний Михаила Ходорковского (тогда еще не политического деятеля в эмиграции, а заведомого «олигарха», ключевого совладельца одной из лидирующих финансово-промышленных групп, определявших облик рыночной экономики РФ в 1990-х) от налогов или же это запрещенная практика? То, что ответом Минфина «недопустимо» воспользовалась чуть позже государственная «Роснефть», с точки зрения идеологии не настолько важно.

И ответ Минфина был чисто рыночным: в предложенной им модели экономики твердые правила налогообложения и rule of law, диктатура налогового законодательства над желаниями частных собственников, всегда признавались главными. К середине 2000-х из этого ответа появился не только российский госкапитализм, но и российский Налоговый кодекс, а вместе с ним через некоторое время — и современная российская экономика в том виде, в котором мы имеем ее сейчас.

Между тем вопрос поставлен в очередной раз в том числе формально и вовсе не для того, чтобы в политических целях уличить правящие элиты России в забвении идеалов капитализма. Летом 2021 года группа американских производителей минеральных удобрений — CF Industries Nitrogen, Terra Nitrogen, Terra International — обратилась в Министерство торговли США с предложением пересмотреть статус РФ как рыночной экономики. Производителям мочевины в США это нужно в чисто технических целях. В антидемпинговых расследованиях в США для поставок из «рыночных» стран действуют одни правила определения демпинга, для «нерыночных» — принципиально другие. Статус рыночной для российской экономики в последний раз подтверждался в США как раз в 2002 году, накануне определяющих событий в экономике РФ. Впрочем, в 2012 году при присоединении России к Всемирной торговой организации рыночный статус страны не вызывал особенных споров, хотя все, от торжества в экономике РФ капитала крупных госбанков до очень высокой фактической, а не формальной доли государства в экономике, все то, что позволяет критикам устройства экономики страны считать его однозначно нерыночным (популярен термин «госкапитализм», который рассматривается как принципиально отличное явление от «капитализма частной собственности»), уже торжествовало.

Как торжествовали и нынешние правила игры в финансах — все то, что строила условная команда Минфина в экономике, и то, почему сложно считать Россию нерыночной экономикой, также тогда уже присутствовало. За следующие девять лет регресс в политической сфере неизменно сопровождался формальным прогрессом в деле сохранения и укрепления рыночных институтов. Разумеется, всегда можно утверждать, что без политических свобод не бывает свободного рынка. Но только в том случае, если вы готовы говорить не только лозунгами и в достаточной степени сложно, чтобы большинство читателей новостей в интернете немедленно потеряли интерес к теме, переключившись на что-то менее академичное: по крайней мере, со второй половины XX века в мире немало примеров и клептократий, и диктатур, и авторитарных политических режимов с рыночным устройством экономики, иногда, как в Сингапуре времен Ли Куан Ю, подчеркнуто демонстративно рыночным — а иногда, как в Южной Корее до 1990-х, довольно похожим по устройству на сегодняшнюю РФ. Куда при этом отнести Канаду 1980-х или Францию 2000-х, предлагается размышлять самостоятельно: стран, которые не соответствуют рыночному идеалу полностью, в мире вообще меньше, чем стран, которые, как Россию, в здравом уме и без агитационных целей мало кто отнесет к либеральным демократиям. К тому же последнее десятилетие по результатам кризиса 2008 года, сильно огосударствившего экономики и финансовый сектор Евросоюза, создало целый спектр в той или иной степени «госкапитализмов», в череде которых РФ — лишь крайний, но достаточно типичный пример в экономике.

Минторг США собирал комментарии по вопросу о том, не стоит ли признать Россию нерыночной экономикой, поскольку многое изменилось с 2002 года, до сентября, и получил множество ответов, в том числе из России, например из Минэкономики РФ и московской Высшей школы экономики. В США существуют единые критерии признания экономики другой страны рыночной в целях антидемпингового расследования. По существу, это отсутствие манипуляции валютным курсом, свобода на рынке труда и свобода в зарплатах, свобода доступа иностранных инвесторов, контроль государства за распределением ресурсов и ценами, свобода доступа к капиталу. Формально по всем этим параметрам РФ — почти идеальное государство, пишет Минэкономики РФ. И, что парадоксально, почти нигде, по существу, не лукавит: двадцать лет успешной работы «рыночных экономистов» класса Алексея Кудрина действительно дали результат. Особенно, кстати, этот результат интересен в свете очень бурного развития финансовых рынков в разгар пандемии коронавируса в 2020 году, при анализе уровня развития цифрового бизнеса в мегаполисах России, при наблюдениях за развитием конгломерата-экосистемы «Сбера» под руководством Германа Грефа, еще одного уверенного сторонника рынка в РФ. То, что происходит, нельзя подделать или фальсифицировать. Если бы рынок можно было имитировать, СССР Михаила Горбачева оставался бы «социализмом с человеческим лицом» десятилетиями. Но этот сюжет не выглядит убедительным даже для писателей жанра альтернативной истории.

Но если посмотреть на все это дело глазами простого американского производителя карбамида, можно схватиться за голову. Какой такой рынок в РФ? Особенности слушаний в США позволяют представлять материал, который Минторг США сочтет релевантным теме. В число критериев рыночности входят и «другие факторы», которые способны определить статус экономики РФ по существу. И американские юристы приводят десятки научных статей, публицистических текстов лучших американских авторов, статистических оценок, в которых убедительнейшим образом доказывается: то, что в России именуют свободным рынком, очень часто выглядит каким-то издевательством над идеей свободного рынка. Белоруссия, указывают авторы обзоров, потеряла такой статус в 2020 году ровно за те же грехи, что нельзя не видеть в России. Китай до сих пор не признан рыночной экономикой в США примерно за то же. В ответ Минэкономики РФ и ВШЭ парируют: но есть же оценки Всемирного банка, тот же рейтинг Doing Business, оценки МВФ, оценки частных консалтинговых компаний — все они едины. Если претензии к России как к «не рынку» справедливы, то они практически в той же мере справедливы к любой стране ОЭСР, не исключая и США! Что вы имеете в виду под «рыночной экономикой» в 2021 году?

И каким бы ни был ответ Минторга США, он гораздо менее важен и формален, чем содержательный ответ в России на тот же вопрос. Идея «свободного рынка» в стране сейчас исключительно непопулярна, несмотря на то что все нынешнее экономическое благополучие РФ, очень наглядно продемонстрированное в кризис 2020 года, обеспечено только реализацией этой идеи. Но дело совсем не в этом. Если бы в условном Минфине России в 2021 году точно знали, что с экономической точки зрения не так в ее устройстве с точки зрения идеалов рынка, было бы много проще. Но похоже, что дело в тех самых «других факторах» — и разговор о них давно зашел в тупик: еще никогда мы не были так близки к идеалам свободного рынка по форме и никогда, даже в 1990-х, не были так далеки от него по содержанию. То, что эта проблема есть во всем мире, может быть отличным поводом отказаться от рынка и приступить к созданию альтернативы, первой и самой простой из которой остается социализм. Но тогда зачем было упорствовать все эти двадцать лет? Если же это рынок, скажите, что с ним не так.

Дмитрий Бутрин