На платформе KION начался показ сериала Авдотьи Смирновой «Вертинский», вызывавший в СМИ и соцсетях бурные обсуждения насчет трактовки образа «первого русского шансонье». О том, насколько все это может повлиять на восприятие песенного наследия мастера, рассказывает Борис Барабанов.
Каждая из восьми серий построена как пролог к одной из песен Вертинского, звучащей в финале
Фото: Первый канал
Каждая из восьми серий построена как пролог к одной из песен Вертинского, звучащей в финале
Фото: Первый канал
Шансонье в первозданном смысле Вертинский, безусловно, был: песни писал и исполнял сам, чаще всего — в органичных для жанра декорациях ресторана-кабаре-кафешантана, да еще с характерным, почти на французский манер грассированием, которое многих раздражало, но в то же время было его «торговой маркой». Понятно, что в здравом уме соотносить его с Шарлем Азнавуром и Жаком Брелем все-таки уместнее, нежели с Михаилом Шуфутинским и Михаилом Кругом. С другой стороны, адепты самого термина «русский шансон» готовы напомнить, что в широком толковании он включает в себя много разных жанров, в том числе песню авторскую, актерскую, эмигрантскую и солдатскую (читай — афганскую). И для всех этих жанров Александр Вертинский вполне может считаться одним из родоначальников.
Жанры перебирает и сериал Авдотьи Смирновой: каждая из восьми серий построена как обширный пролог к одной из песен Вертинского, звучащей в финале. Так, вторую серию завершает номер «Юнкерам» («То, что я должен сказать»). Песня на смерть московских юнкеров, погибших во время октябрьского вооруженного восстания 1917 года, вполне может считаться одновременно солдатской — ее пели на фронте, с ней шли умирать — и в то же время первой антивоенной песней на русском языке, получившей широкое хождение. Но здесь уже впору вспомнить обстоятельства, вышедшие далеко за пределы биографической канвы: спустя 70 лет, в период Афганской войны, песня снова обрела общественное звучание, когда, записанная Борисом Гребенщиковым, она попала в саундтрек фильма Алексея Учителя «Рок».
Упомянутая трактовка Бориса Гребенщикова вошла в его альбом «Песни Александра Вертинского», выпущенный в 1993 году. Аудитория «Аквариума» с удовольствием открывала для себя шансонье, слушая вполне рок-н-ролльный по духу гедонистический опус «Без женщин», брехтовскую по настроению «Полукровку» и «Китай» на стихи Николая Гумилева, памятный по американскому альбому БГ «Radio Silence» (1989). Исполненный Гребенщиковым без тени подражания оригиналу набор песен ввел Вертинского в обиход контркультурной публики 1980-х и сделал его в этой субкультуре своим. В 1989 году очень кстати пришлось издание «Мелодией» двойного альбома шансонье, приуроченное к его столетию, благо в этот период чуть ли не каждый релиз рекорд-гиганта, проникнувшегося перестроечным духом, был событием.
Позднее целые программы песен Вертинского появились у склонных к актерской интонации Александра Ф. Скляра из «Ва-Банка» и Глеба Самойлова из декадентской «Агаты Кристи». Самая интеллигентная отечественная поп-певица Алена Свиридова записала песню Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном» для своего дебютного альбома «Розовый фламинго» (1994) и для фильма Ивана Дыховичного «Музыка для декабря».
Но, вероятнее всего, новая жизнь песен Александра Вертинского ведет отсчет все же не от альбома Гребенщикова, а от сериала — опять-таки «Место встречи изменить нельзя», где фрагмент песни «Лиловый негр» исполнял Владимир Высоцкий. Впрочем, насколько помнит автор этих строк, мало кто из взрослых как-то особенно фиксировал тогда этот момент: Высоцкий поет Вертинского. А большинство зрителей, кажется, и вовсе думали, что это песня исполнителя роли Глеба Жеглова, тем более что исполнял он ее в собственном узнаваемом стиле. Как и в случае с песней «Юнкерам»: песня стала важнее автора и продолжала жить своей жизнью.
Для поколения 1910–1920-х годов рождения Вертинский до самого своего возвращения в мейнстрим в 1980-е оставался призрачной легендой, принцем декаданса из красивой старой жизни. Лирический герой его песен существовал как бы отдельно от немолодого артиста, который вернулся из эмиграции в Советскую Россию в разгар войны в 1943 году, получил негласный статус неприкосновенного, писал среди прочего песни, посвященные вождю, а в 1951 году за роль зловещего католического прелата в фильме «Заговор обреченных» получил Сталинскую премию. В послевоенном СССР песни гораздо менее талантливого Петра Лещенко (про которого у нас уже тоже сняли сериал) знали лучше и вспоминали чаще.
Но все это не отменяет того факта, что песни Вертинского — как ни втискивай их в историко-биографический контекст — все равно сильнее этого контекста и этих обстоятельств. В сериале Авдотьи Смирновой исполнитель главной роли Алексей Филимонов выбрал нейтральную актерскую подачу, соответствующую жанру кинопроизведения, который можно определить как многосерийный байопик вполне реалистичного и прагматического свойства. Если же есть желание пережить момент волшебства, можно посмотреть спектакль Театра на Малой Бронной «Лунная масленица», где многое завязано на песню «Доченьки», или программу Тины Кузнецовой, Гаяне Арутюнян и Нины Татишвили «Пьеро в сети», где песни Вертинского трансформируют в различных жанрах, от джаза до трэпа. Ее иногда дают в московских клубах — в среде, которая для этой музыки по-прежнему более органична, чем синематограф.