«Скитающийся без занятий иногородний элемент»
Какие идеи царского времени помогали бороться с разнузданностью в СССР
95 лет назад, 29 октября 1926 года, Совет народных комиссаров РСФСР принял постановление о резком ужесточении борьбы с хулиганством. Самое примечательное в нем заключалось в том, что советская власть решила применить на практике драконовские, как считали дореволюционные демократы, меры, разработанные представителями дворянства и одобренные царским правительством, но не осуществленные после начала Первой мировой войны.
«Ученики совершенствуются в пороках и переносят их на улицу в виде драк, нарушения общественной тишины, сквернословия и т. п. действий»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Ученики совершенствуются в пороках и переносят их на улицу в виде драк, нарушения общественной тишины, сквернословия и т. п. действий»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Принято теперь называть хулиганами»
В начале XX века на страницах русской прессы появились и быстро прижились слова «хулиган» и «хулиганство». Событий, подходивших под новое название, с каждым годом, особенно в обеих столицах, случалось все больше.
В марте 1903 года московские газеты сообщали о совершенно новом типе грабителя:
«Какой-то хулиган обрезывает подросткам незаметно на улице косы и затем продает их в парикмахерские. При этом "охотник за волосами" выбирает преимущественно светлых блондинок, так как этот сорт волос ценится у парикмахеров очень высоко».
В апреле того же года журналисты Москвы писали о других столичных вредителях:
«На велосипедной дорожке завелась компания хулиганов, которые бросают осколки стекла, чтобы несчастные спортсмены резали себе шины. Особенно это практиковалось на праздниках. Когда одного такого субъекта схватили, то местный страж отпустил его с миром, говоря: "Такого закона нет, чтобы нельзя было стекло наземь кидать"».
В августе 1903 года еще одни коллектив заявил о себе в Первопрестольной:
«Продольный переулок поражает своими нравами,— сообщал московский еженедельник "Развлечение".— Там вал против приюта и по вечерам на этом валу сидят хулиганы и бросают камнями в прохожих. При первой попытке задержать их они скрываются, пользуясь, конечно, знанием местности и, главное, проходных дворов».
Еще беспокойнее была жизнь в Северной столице. И в ноябре 1903 года Санкт-Петербургский градоначальник генерал-адъютант Н. В. Клейгельс составил записку о мерах против уличной преступности.
«Записка вызвана чрезвычайным усилением так называемой уличной преступности в Петербурге,— писал журнал "Русская мысль".— О таком же усилении говорят московские и провинциальные газеты.
В редком номере газеты вы не найдете в хронике сообщений о безобразиях, производимых уличными буянами или, как их принято теперь называть, хулиганами.
Уж одна скорость, с какой это последнее словечко вошло в наш обиход, наглядно доказывает, что мы имеем дело не с единичными случаями, а с явлением, получившим известное распространение. Беспричинные нападения на улице, сопровождающиеся иногда нанесением ран, наглое приставанье к женщинам и всякого рода озорство — вот обычные проявления хулиганства, в которых иногда участвуют даже люди с официальным цензом культурности».
Огромный процент среди петербургских хулиганов составляли нищие и «скитающийся без занятий иногородний элемент». Но немало, говорилось в записке, среди лиц, виновных в совершении своеволий, подмастерьев и ремесленных учеников.
«Ученики первые три года не учатся и лишь исполняют черные домашние работы,— сообщал генерал-адъютант Клейгельс.— Они являются невольными свидетелями безнравственных бесед подмастерьев и вкоренившегося в этой среде пьянства… совершенствуются в пороках и переносят их на улицу в виде драк, нарушения общественной тишины, сквернословия и т.п. действий… Такая воспитательная сфера, в которой находятся дети, отданные для обучения ремеслам, держит в своих тисках массу молодого поколения, невольно прививая к нему пороки, губящие его и вредно отражающиеся на общественном благосостоянии и спокойствии».
В документе предлагалось создать специальные ремесленные школы и приюты для детей, уличенных в хулиганстве, а беспокойных профессиональных нищих отправлять в работные дома, которые, правда, нужно было еще построить.
Иначе выглядели хулиганы в провинции. В. И. Гюбнер, член Боровичского уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности (Новгородская губерния), так охарактеризовал их в своей записке в начале 1903 года:
«Хулиганы — это подрастающее поколение новейшего типа.
Живут при семьях и с наружного вида ничем не отличаются от прочих обывателей; пить водку научились чуть ли не с пеленок и в пьяном виде учиняют всевозможные дебоширства, драки и скандалы. Они служат положительно грозою местного населения. Большинство их безобразий проходит бесследно для них, и это служит как бы поощрением их безобразий, так, например, драки большею частью не наказываются, признавая их за обоюдные. Наказания же за нарушение тишины они не боятся, да и не всегда привлекаются к ответственности. Убытки же, причиненные их преступлением, как, например, выбитие стекол и рам в окнах, излюбленная их забава, большею частью остаются без вознаграждения, так как хулиганы не имеют собственности».
Кроме различных мер по отрезвлению населения, В. И. Гюбнер также предлагал:
«Убытки, причиняемые преступлением, должны быть во всяком случае возмещены виновным. Если виновный не имеет собственности, то должен вознаградить из своего заработка, если же не имеет заработка, то заключить в работный дом до тех пор, пока не отработает за убытки, причиненные преступлением».
«Обывателям остается одно — запираться по своим квартирам, а для большей безопасности еще баррикадироваться» (на фото — реклама пистолета-пугача 1912 года)
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Обывателям остается одно — запираться по своим квартирам, а для большей безопасности еще баррикадироваться» (на фото — реклама пистолета-пугача 1912 года)
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Молодежь обалдела»
Но во время первой русской революции 1905–1907 годов «выбитие стекол» вспоминалось как детская шалость, так как разнузданность хулиганов перешла все границы.
22 июня 1905 года Д. П. Маковицкий, врач семьи Л. Н. Толстого, записал в дневнике:
«Снегирев рассказал, как три хулигана бросились на карету, в которой ехала вдова Филатова. Ее избили. Одного схватили и судили. На суде он говорил: "Я был пьян, ничего не помню". Это второй подобный случай».
Нищие стали требовательны до наглости и нередко добивались подаяния, угрожая ножом или побоями. Все чаще на улицах обеих столиц можно было оказаться избитым без всяких причин.
«Очень сильно распространено теперь в Петербурге хулиганство,— писал в дневнике 13 ноября 1905 года директор Императорских театров действительный статский советник В. А. Теляковский.— Сегодня вечером одного из артистов балета побили ни с того ни с сего 8 хулиганов в то время, как он переходил площадь Мариинского театра от кондитерской Иванова до театра. Надо сознаться, что начинает быть небезопасным в Петербурге выходить вечером даже в центре города».
Хулиганы не щадили и животных. В июне 1907 года публицист и издатель А. С. Суворин описал случай, происшедший с его знакомым, ехавшем на извозчике:
«Хулиганы полоснули ножом лошадь извозчика...
Хулиганы стояли на улице, извозчик закричал, они раздались, но стали ругаться. Вдруг слышат, что лошадь фыркает как-то странно, потом приостановилась. Слезают, а у нее вся морда в крови. Извозчик ругается, говорит, что молодежь обалдела, что только старики и работают».
Многие общественные деятели заговорили о том, что революция выродилась в хулиганство. Не было съездов уполномоченных губернских дворянских обществ, на которых бы не обсуждалось одичание народа.
Так, в 1909 году на их пятом съезде представитель Вологодского дворянства Ю. М. Зубов говорил:
«Посмотрите в любой газете, что происходит теперь на Руси. Тут раскрывают хищения и казнокрадства, там идут разбои, грабежи и убийства. Безобразия и хулиганства достигли страшных, небывалых размеров».
Через год о небывалых размерах хулиганства в Петербурге сообщало «Новое время»:
«Несмотря на периодические аресты и облавы, хулиганы в столице множатся, а одновременно растет и число их жертв. По нашим подсчетам, со 2 на 3 октября было 16 нападений хулиганов, в числе жертв — три женщины; некоторые из раненых ножами умерли, другие в тяжелом положении; с 3 на 4 было 13 нападений, несколько со смертельным исходом. Хулиганов ничто не останавливает, и они переносят арену своей деятельности с окраин в центральные части города. Третьего дня было нападение на Морской, близ Исаакиевского собора, вчера — в Народном доме на глазах тысячной толпы.
В большинстве случаев ножевщики благополучно скрываются.
Обывателям остается одно — запираться по своим квартирам, а для большей безопасности еще баррикадироваться. Такова жизнь в столице Российской империи».
Излюбленным способом борьбы с хулиганами у петербургской полиции была высылка их из столицы.
Инженер-архитектор З. В. Зосимовский, рассказывая в 1911 году об ужасной ситуации, сложившейся в Харькове после 1905 года, где 840 хулиганов на протяжении нескольких лет держали в страхе весь город, писал и о столице:
«В Петербурге же, где все хулиганы также хорошо известны полиции, из-за одного того, что они и не скрываются от нее, а напротив везде заставляют чувствовать свое присутствие, с ними ведется буквально толчение воды… Однажды, в октябре 1910 года, хулиган пришел в Народный дом во время спектакля и от нечего делать убил там ударом кинжала солдата и ушел. На другой день полиция пошла искать его среди его товарищей и заодно забрала их, всего в количестве 1500 штук, да на следующий день еще 100 штук, значит, за два дня, страшно сказать, 1600 разбойников! Всех их послали на их родину, откуда они, как это с ними уже бывало и прежде, вернутся опять в столицу продолжать свои разбои».
«Мы вообще слабо верим в возможность исправления хулигана, но твердо убеждены в том, что хулиганов может удержать от преступных выступлений суровая кара, не исключающая и телесных наказаний»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Мы вообще слабо верим в возможность исправления хулигана, но твердо убеждены в том, что хулиганов может удержать от преступных выступлений суровая кара, не исключающая и телесных наказаний»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Озорству нет предела»
В земских собраниях всех уровней развернулись дискуссии о способах обуздания хулиганства. Екатеринославский губернский предводитель дворянства действительный статский советник князь Н. П. Урусов в докладе Екатеринославскому губернскому земскому собранию сообщал в 1912 году:
«Народился особый огромный класс хулиганов. Молодежь открыто хвастает своим разбоем, бахвалится разнузданностью и развратом, демонстрирует свою полную безнаказанность. Нет никаких нравственных устоев, никакой власти, авторитета. Растет страшное ожесточение, бессмысленность преступлений. Врываются в чужие дома, кражи и грабежи стали почти открытыми; озорству нет предела, грабежи, насилия, святотатства и убийства; пьянство и курение табака малолетними, отвратительная их ругань и т. д.».
Распространению хулиганства в провинции содействовали, по мнению князя Урусова, недостаток общей полиции, непригодность сельской полиции и незначительные репрессии волостных судов за эти проступки. Он ратовал за наказание долгими сроками исправительных работ.
«Но устройство специальных работных домов, хотя бы даже и по одному в губернии,— замечал Урусов,— вызвало бы такие громадные расходы, что скоро осуществить эту меру было бы невозможно (постройка работного дома обходилась в среднем в один миллион рублей.— "История"), а между тем чем скорее могли бы быть проведены в жизнь необходимые в данном случае мероприятия, тем несомненно было бы лучше».
Сейчас же, советовал князь, нужно активно пользоваться вредным элементом хотя бы для организации общественных работ.
Еще одно средство для уменьшения хулиганства предложил представитель орловского дворянства В. Н. Шеншин в марте 1913 года на Девятом съезде уполномоченных дворянских обществ 39 губерний:
«Никем не указано на необходимость борьбы с большим бедствием деревни, а именно — с совершенно бесконтрольною выдачей паспортов. Я не буду указывать на то, чтобы родители имели право задерживать паспорта или какими-нибудь мерами бороться с прежней системой, но должен сказать, что, как-никак, одной из бед, действительно способствующей бродяжеству, является именно та легкость, с которой эти паспорта выдаются».
Кроме ограничения свободы передвижения для ничем не занятых соотечественников, не раз звучало с высоких трибун и требование введения телесных наказаний, отмененных в 1904 году,— «этой страшной меры, уничтожающей человеческое достоинство», как выразился председатель Пудожского уездного съезда В. А. Писарев.
Его поддерживал в своих статьях М. А. Горановский, товарищ председателя Гродненского окружного суда:
«Мы вообще слабо верим в возможность исправления хулигана, но твердо убеждены в том, что хулиганов может удержать от преступных выступлений суровая кара, не исключающая и телесных наказаний, так как строгая, суровая кара сделает для них, как людей без всякого нравственного воспитания, самое преступление страшным, в силу чисто животного страха перед грозящим им наказанием».
Но Московский мировой съезд в октябре 1913 года, отзываясь о законопроекте Министерства юстиции о мерах борьбы с хулиганством, высказался против этой меры:
«Нельзя упускать из виду и того, что восстановление телесного наказания было бы также и восстановлением неравенства перед законом, ибо невозможно допустить, чтобы эту меру предполагалось распространить и на привилегированные сословия, которые Жалованною грамотою, дарованною императрицей Екатериной II дворянству (ст. 15) и Городовым положением (ст. 135) были "на вечные времена и непоколебимо" освобождены от телесного наказания, а, между тем, практика мировых судей города Москвы свидетельствует, что и привилегированные сословия не совершенно свободны от лиц, нарушающих общественный порядок хулиганскими поступками».
«По отношению к нищенствующему и деклассированному элементу применять высылку по месту жительства, в спецпоселки ОГПУ и концлагеря»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«По отношению к нищенствующему и деклассированному элементу применять высылку по месту жительства, в спецпоселки ОГПУ и концлагеря»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«За зиму еще хуже будет»
9 января 1914 года состоялось заседание Совета министров по вопросу о мерах борьбы с хулиганством в сельских местностях, на котором были одобрены меры, выработанные на особом междуведомственном совещании под председательством товарища министра внутренних дел, сенатора А. И. Лыкошина:
«…1) усиление уголовной репрессии против хулиганства и, в частности, усиление наказуемости хулиганских деяний, а равно ускорение судебного производства по проступкам хулиганского характера, 2) изменение действующего порядка удаления вредных и порочных членов из обществ сельских обывателей, 3) скорейшее преобразование полиции, 4) энергичная борьба с пьянством (сокращение продажи питей, преследование корчемства и передача в ведение общественных учреждений попечительств о народной трезвости), 5) устройство — при условии отнесения части расходов на счет казны — работных домов с принудительным трудом, 6) содействие развитию кустарных промыслов, 7) распространение профессионального образования, 8) усиление религиозно-воспитательной стороны обучения в народных школах, 9) оживление приходской жизни, 10) устройство разумных развлечений в деревне и, в частности, поднятие нравственного уровня печатных произведений, проникающих ныне в изобилии в сельскую среду».
Но в первую очередь, полагал министр внутренних дел гофмейстер Н. А. Маклаков, следовало выработать правила, которые облегчили бы сельским обществам «удаление вредных и порочных членов». Расходы по высылке хулиганов должна принять на себя казна, считал министр. И весьма полезным, по его же мнению, было бы установление порядка, при котором лица, отправляемые по приговорам сельских обществ в отдаленные места империи, уединялись бы от коренного населения этих местностей в целях устранения вредного со стороны таких лиц влияния на последнее.
Но реализации этой обширной программы помешала война. А после Февральской революции 1917 года началась новая вакханалия хулиганства, как в тылу, так и в армии. Уже с апреля газеты начали заполняться сведениями о развивающейся преступности и самосудах населения. Так, «Русские ведомости» сообщали, что в Самаре участились жестокие самосуды над хулиганами и ворами:
«27 апреля толпа, поймав двух известных хулиганов, изготовила на улице виселицу и собралась их вешать.
Благодаря тактичности милиции решение не было приведено в исполнение».
В мае в белорусской деревне Кировка крестьяне подвергли истязаниям и убили дезертира, совершившего несколько поджогов. Из Самары сообщали, что на пароходе «Гражданин» карманник, пытавшийся вытащить кошелек у солдата, до полусмерти был избит и выброшен за борт.
С фронта же доходили слухи, что солдат за хулиганство стали сечь.
20 октября 1917 года историк Г. А. Князев, тогда глава исторического отдела Морского архива в Петербурге, записал в дневнике:
«Хулиганство заходит часто за пределы всякого пылкого воображения. Чтобы хоть как-нибудь воздействовать в это время на солдат, нужно самому сделаться на время хулиганом. Тогда только и можно иметь среди них какой-нибудь авторитет. Игра в карты и пьянство — по всему фронту, особенно в ближайшем тылу. Ставки невероятные. Вернуть их к строгой дисциплине, всю эту распущенную массу нет возможности. За зиму еще хуже будет. Боеспособность этой армии, вернее, бывшей армии, теперь хулиганствующей банды, восстановить невозможно. Возможно создать только новую армию на новых началах. А эта погибла».
И эти вкусившие анархии и безобразий солдаты должны были вернуться к пресной мирной жизни…
«Лиц, дважды и более судившихся за последний год за кражи, а также подвергавшихся от 2-х и более раз в течение истекшего года приводам за хулиганство, высылать из Москвы и области в отдаленные места»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Лиц, дважды и более судившихся за последний год за кражи, а также подвергавшихся от 2-х и более раз в течение истекшего года приводам за хулиганство, высылать из Москвы и области в отдаленные места»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Хулиган или советский работник»
«Было бы наивно думать,— писал профессор кафедры уголовного права Московского университета М. М. Исаев,— что после переворота в октябре сразу бы установился "правопорядок", обеспечивающий граждан от беззаконных посягательств на их личные и имущественные права, от нарушения благ, исходящих не от власти. Наоборот, "стихия" разбушевалась первое время еще в больших размерах. С другой стороны, аппарат новой власти еще только создавался».
Поначалу некоторые представители новой власти были неотличимы от хулиганов. Об этом профессор Московского университета историк С. Б. Веселовский написал в дневнике 21 апреля 1920 года:
«Для переживаемого времени характерно, что невозможно сказать, был ли это хулиган или советский работник. Теперь нередко первые принимают личину вторых для успешности грабежа, а вторые иногда действуют и ведут себя как хулиганы».
1 июня 1922 года в Уголовном кодексе РСФСР, в главе «Преступления против жизни, здоровья и достоинства личности», появилась статья 176, трактовавшая хулиганство как «озорные, бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия, карающиеся принудительными работами или лишением свободы на срок до одного года».
Суды оказались парализованными тысячами дел о «бытовом хулиганстве».
И в 1924 году в составе хулиганства были выделены две формы. Легкие проступки карались в административном порядке принудительными работами до одного месяца или штрафом до 50 рублей, тяжелые — лишением свободы до трех месяцев.
«При большой гибкости понятия хулиганства,— замечал профессор П. И. Люблинский в 1925 году,— суды (а после закона 1924 г. и административные органы) имеют возможность приспособлять репрессию к культурному уровню и бытовым воззрениям на границы пристойного, распространенным в кругу населения той или иной местности».
И в 1925 году число осужденных за хулиганство значительно снизилось: 4993 человека в первом полугодии и 4629 — во втором. Но это не говорило о снижении самой преступности. Внезапное улучшение произошло только благодаря изменению подсудности хулиганства и передаче всех дел по ч. 1 ст. 176 УК в административные органы.
С началом продажи 40-градусной водки (в октябре 1925 года) в стране произошел новый всплеск хулиганства и преступности. В 13 губерниях РСФСР число лиц, к которым были применены меры административного воздействия, выросло с 36 388 в первом квартале 1926 года до 44 555 во втором, а число осужденных в 11 губерниях составило 2100 и 2912 человек соответственно.
В обзорах информотдела ОГПУ о политическом состоянии СССР за 1926 год постоянно говорилось о росте группового хулиганства:
«Так, в c. Успенское-Галичье Орловской губ. организовалась хулиганская шайка под названием "Хугрок".
Хулиганы совместно пьянствуют, дебоширят, устраивают драки, требуют на выпивку с получивших от общества помощь погорельцев.
В Воронежской губ. в слободе Гнилуши шайка хулиганов, именующая себя "2-я рота" и носящая особую форму (спортсменские костюмы), грабит возвращающихся с базара крестьян, отходников же, вернувшихся с промысла, облагает особым "налогом"; шайка хулиганов в дер. Лебяжье-Асанаво (Томский округ) систематически избивает крестьян; хулиганы, имеющие при себе обрезы и гири, пытались убить секретаря комячейки; все это сходит им безнаказанно. Подобные шайки имеются почти по всем районам Союза ("Не журысь" — Артемовский округ, "Черная хмара" — Криворожский округ, "Черная сотня" — Донецкий округ, "Центральный комитет шпаны" — Минусинский округ, "шайка Антошки"— Каменский округ, "Жми-дави" — Барнаульский округ и т. д.). Особенно много хулиганских шаек имеется в Сибири. Во главе многих шаек стоят рецидивисты-хулиганы, воры и другие уголовные преступники, возвратившиеся на родину после отбытия наказания (нередко — досрочно освобожденные) и взявшие под свое руководство хулиганствующую молодежь».
Отмечалось и хулиганство комсомольцев и коммунистов. В Сибири, например, треть зарегистрированных случаев хулиганства приходилась на них. Нередко комсомольцы избивали без всякой причины крестьян, срывали спектакли и собрания.
Иногда антирелигиозная пропаганда принимала формы хулиганских выходок: комсомольцы «выкорчевывали» кресты на кладбищах, подсыпали молящимся в церкви нюхательного табака, врывались в храмы в шапках, устраивали «охоту на попа» — вооружившись петлей, поджидали на дороге его появления, на Пасхе гасили свечи у прохожих, а нередко и избивали тех, кто называл их хулиганами.
Но драки, вандализм, срыв собраний и спектаклей, подбрасывание дохлых кошек в колодцы, шум по ночам в общежитиях — все это бледнело на фоне участившихся шалостей на железных дорогах, приводивших к крушению поездов, и все чаще случавшихся групповых изнасилований.
«Никем не указано на необходимость борьбы с большим бедствием деревни, а именно — с совершенно бесконтрольною выдачей паспортов»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Никем не указано на необходимость борьбы с большим бедствием деревни, а именно — с совершенно бесконтрольною выдачей паспортов»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«В спецпоселки ОГПУ и концлагеря»
Из общего числа дел об изнасиловании, прошедших через УКК Верховного суда за второе полугодие 1926 года, дела о групповых изнасилованиях составляли 38%.
Сначала летом прогремело на всю страну изнасилование девушки в Харькове, которое совершили десять человек под «руководством» машиниста паровозного депо.
Затем всех потрясло преступление, совершенное в Ленинграде, в Чубаровском переулке, тридцатью насильниками. Большинство из них работали на заводе «Кооператор». Некоторые из «чубаровцев» были комсомольцами, а один — кандидатом в члены партии. Это дело вызвало огромный резонанс.
В октябре 1926 года член коллегии Наркомнудела П. К. Сергиевский писал в «Огоньке»:
«Случаи полового насилия начинают становиться достаточно частыми.
Не говоря уже о знаменитых насилиях в Ленинграде и Харькове, я могу указать еще на ряд до сих пор неизвестных новых фактов: только что мы получили сообщение из Нижнего Новгорода об изнасиловании 14 хулиганами девушки в селе Торемском Павловского уезда; в железнодорожной сторожевой будке №15 Сормовской ветки 12 хулиганов тоже совершили изнасилование девушки».
Линия карательной политики губсудов по делам о групповых изнасилованиях, считали многие юристы, была чрезмерно мягкой, и ситуацию нужно было срочно менять. Кроме того, следовало более жестко и быстро наказывать и за другие хулиганские поступки.
29 октября 1926 года вышел декрет Совнаркома РСФСР «О мероприятиях по борьбе с хулиганством». Он предписывал рассматривать материалы уголовных дел о злостном хулиганстве в срочном порядке, в течение трех дней.
Суды ограничивались в выборе санкции к подсудимым: устанавливалось наказание в виде лишения свободы сроком не менее трех месяцев, без права на условное осуждение и досрочное освобождение. Судам рекомендовалось прибегать к высылке виновных из губернии, в том числе в отдаленные территории, направляя их в распоряжение органов ОГПУ.
В связи с этим декретом Совнаркома Наркомюст предписал судам и прокуратуре квалифицировать «случаи группового изнасилования, нападений на отдельных граждан и т. п. действия, совершенные из хулиганских побуждений более или менее стойкими группами хулиганов» как бандитизм.
К середине декабря 1926 года в тюрьмах оказалось около 17 тысяч хулиганов.
В 5 часов утра 28 декабря был вынесен приговор «чубаровцам». Из 21 участника насилия, обвиненных в бандитизме, семь человек приговорили к расстрелу, остальных — к лишению свободы от десяти до трех лет.
Во многих городах, чтобы обезопасить себя от хулиганов, население организовывало рабочие дружины для патрулирования улиц, к милицейским постам добавлялись посты ночных сторожей.
Но условия жизни, плодившие хулиганов, менялись очень медленно. Об этом кричало письмо Л. Н. Бондаренко из поселка Южный Харьковского округа УССР, отправленного в редакцию «Крестьянской газеты» 24 июня 1928 года:
«Посмотрите вокруг себя, и вы увидите те же злоупотребления властью, неповиновение и даже презрительное игнорирование высшей власти со стороны низших органов власти, растраты, насилия над индивидуальной личностью, банкротство, пьянство, самодурство, произвол, разврат, хулиганство, чванство, судебная и административная волокита и т. д. Словом, как будто какая-то темная сила задалась целью побольше внести в массу смуты, недовольства, скомпрометировать власть, направляя все усилия к экономической разрухе и к тому, чтобы внести в массы больше озлобления, разврата, смуты и т. д. и таким образом дискредитировать и социализм, и революцию, и самую советскую власть. Вокруг этого безобразного круговорота облепилась как короста: нищета, поющая лазаря, попрошайничество, беспризорность, безработица, воровство, вооруженные грабежи, свирепое хулиганство и т. д.».
В конце концов главным средством борьбы с хулиганами стала их высылка.
Прежде всего, взялись оздоравливать советскую столицу. Так, в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 20 января 1934 года «О борьбе с преступными и деклассированными элементами по г. Москве» говорилось:
«…2) Лиц, дважды и более судившихся за последний год за кражи, а также подвергавшихся от 2-х и более раз в течение истекшего года приводам за хулиганство, высылать из Москвы и области, по указанию Коллегии ОГПУ, в отдаленные места.
3) По отношению к нищенствующему и деклассированному элементу применять высылку по месту жительства, в спецпоселки ОГПУ и концлагеря».
29 марта 1935 года ЦИК и СНК СССР совместно приняли постановление «О мерах борьбы с хулиганством», которое ужесточило наказание за злостное хулиганство до пяти лет лишения свободы. О первых итогах действия нового постановления 22 ноября 1935 года И. В. Сталину и В. М. Молотову докладывал заместитель народного комиссара юстиции РСФСР И. Л. Булат:
«В области борьбы с хулиганством целым рядом решительных мероприятий как Верховного суда, так и краевых судов, мы сумели добиться того, что если во 2-й половине 33 г. к лишению свободы осуждалось только 10,1% за хулиганство, то уже в 1-й половине 35 г. осуждено за хулиганство к лишению свободы 41,8%, что служит ярким показателем серьезного перелома в карательной политике по отношению к хулиганствующим элементам».
А чтобы на места арестованных и высланных не прибывали новые потенциальные хулиганы, крестьянам, согнанным в колхозы, запретили выдачу паспортов.
Так что идеи по борьбе с хулиганством, о которых столь много говорили в Российской Империи в начале XX века, реализовали на практике те, кто больше всего способствовал ее кончине.