В прокат вышел фильм Жюлии Дюкурно «Титан», победитель Каннского фестиваля. Скандальная аура, окружающая «боди-хоррор» о бисексуально-андрогинной девушке с титановой пластиной в голове, заставила Михаила Трофименкова почувствовать себя старым брюзгой.
Сцены совокупления героини «Титана» Алексии (Агата Руссель) с автомобилем не добавили фильму провокационности
Фото: Carole Bethuel / Festival de Cannes
Сцены совокупления героини «Титана» Алексии (Агата Руссель) с автомобилем не добавили фильму провокационности
Фото: Carole Bethuel / Festival de Cannes
Эх, были скандалы в наше время. Помню, как цепенела каннская аудитория на премьере «Автокатастрофы» (1996) Дэвида Кроненберга: что это, о чем это, в чем мораль истории об извращенцах, получающих оргазм в мгновения смертельных сшибок на полной скорости, имитирующих знаменитые ДТП с голливудскими звездами? Помню, как Канн натурально зверел, отторгая шедевр Клер Дени «Что ни день, то неприятности» (2001), где героиня Беатрис Даль, прозванная за психоделические эксцессы Беатрис Скандаль, пожирала любовников в такие же оргазмические моменты. В те достославные времена эти постпанковские выпады справедливо расценивались как теракты против морализма и неоклассицизма — реакции, пришедшей на смену буйным 1970–1980-м.
Есть время собирать камни и есть время камни разбрасывать, говорил Екклесиаст. Когда смотришь «Титан», не то чтобы испытываешь оскомину от дежавю, а печально констатируешь: и вот это вот теперь считается радикальной, если цитировать критиков, драмой о «новой небинарной гендерной реальности» и «познании собственной телесности». И вот это вот теперь называется оргазмом? И вот эта вот эксплуатация всех мейнстримовских гендерных тем проходит по разряду «радикального высказывания»?
Условный скандал стал мейнстримом, условная провокация с потом, кровью и спермой, заливающими экран,— пропуском в высшую фестивальную лигу. На фоне «Титана» псевдоклассическая экранизация, условно говоря, «Джейн Эйр», если ее кто-то посмеет снять, покажется безусловной провокацией.
Алексия (Агата Руссель) в детстве спровоцировала аварию, заработав дырку в голове и склонность к девиантному поведению. Повзрослев, пошла работать типа go-go girl в автосалонах, где извивалась, имитируя оргазм, на капотах люксовых тачек. В итоге совокупилась с «Кадиллаком», от которого забеременела неведомым способом. Ну а попутно едва не изувечила любовницу, впившись зубами в ее сосковый пирсинг. И замочила не слишком изобретательными, если сравнивать с Робертом Родригесом, способами — шпильку в ухо, ножку табуретки в рот — немалое количество подвернувшихся ей парней и девчат. Вопросом, сочувствовать ли этой кровавой чудачке, задаваться не стоит. Хотя Дюкурно уверена, что Алексия не просто заливает окружающий мир кровью, а ищет этаким образом тепла и любви.
Тепло и любовь она находит в лице начальника пожарной службы регионального МЧС Венсана (Венсан Линдон), за сына которого, пропавшего без вести Адриана, Алексия, сломав нос и перебинтовав грудь, выдает себя. Старческую задницу брандмайора, назойливо маячащую на экране, конечно, при желании можно счесть эстетической провокацией, хотя она от этого не перестанет оставаться всего лишь старческой задницей. Французские пожарные, судя по «Титану», являются своего рода закрытым мужским орденом со всеми вытекающими из этой гендерной замкнутости последствиями. Их коллективные танцы странным образом напоминают упражнения бойцов Иностранного легиона из еще одного скандального шедевра тех времен, когда скандал еще имел смысл,— «Красивой работы» (1999) той же Клер Дени.
В общем, кого в итоге родит Алексия, буквально истекающая машинным маслом,— пожарную машинку или танк,— не так уж и важно. Важно, что родит. Главный же вопрос, который провоцирует «Титан», адресован к Министерству культуры. Будьте же последовательны, товарищи цензоры: или выдайте прокатное удостоверение шедевру Пола Верхувена «Искушение», запрещенному без всяких вменяемых обоснований, или не выдавайте «Титану». Единственный правильный ответ на вопрос: сертифицируйте и то и другое.