В кинотеатре "Аврора" состоялась премьера фильма Джима Джармуша "Кофе и сигареты" (Coffee and Cigarettes, 1986-2003). Хотя в 11 мини-новеллах ровным счетом ничего не происходит — сидят себе люди в кафе и треплются ни о чем, — для МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА "Кофе и сигареты" — одно из самых захватывающих зрелищ киносезона.
В России такое кино презрительно называют тусовочным. Джармуш действительно собрал в нем всех корешей: Игги Попа, Тома Уэйтса, рэпперов RZA и DZA, прочих Стивов Бушеми и Кейт Бланшетт. Звезды с наслаждением иронизируют над собственным статусом. Альфред Молина и Стив Куган разыгрывают уморительный скетч на тему "актеры не люди". Брезгливо-высокомерный сноб из Англии терпит приставания латиноса, которого и за человека-то не держит и который открыл их родство на уровне прапрапрадедушек: да-да, очень интересно, но мобильного не дам, мой в Америке не работает, а домашний я из принципа никому не даю. Но стоит Молине поболтать по телефону со Спайком Джонсом, автором "Быть Джоном Малковичем", как в дураках оказывается уже Куган. А Том Уэйтс, не на шутку задетый репликой Игги Попа о том, что в кафе, где Том коротает время, в музыкальном автомате нет ни одной его песни, после ухода рок-монстра довольно констатирует: "Ха, но его-то песен здесь тоже нет".
Однако прелесть фильма не только и не столько в приколах. Его уровни открываются постепенно. Во-первых, это очень человечный каталог обаятельных помешательств. Кто боится дантиста и готов с радостью отдать номерок на прием соседу по столику, кто упорно отказывается признать себя близнецом своей сестры, кто гонит телеги про злого брата-двойника Элвиса Пресли, кто таскает за собой акустический резонатор, модель Вселенной, который не работает чисто случайно, кто озабочен правильной температурой кофе. Уэйтс уверен, что, раз уж бросил курить, может спокойно позволить себе пару сигарет, Билл Мюррей притворяется официантом и хлещет кофе прямо из кофейника, Куган кичится модным пальто: в 30-градусную жару оно не тяготит, поскольку, выйдя на улицу, он его снимает.
Забавный треп складывается в образ вселенской гармонии. Мир действительно акустический резонатор: ни одно слово не пропадает втуне, все со всеми ведут один и тот же бесконечный диалог. Брошенная персонажем в одной сцене реплика внезапно подхватывается спустя полчаса в совершенно иных обстоятельствах. И Том Уэйтс, и RZA, например, внезапно оказываются профи в медицине, "нетрадиционной для этой планеты": для них музыка и медицина — близнецы-братья.
Джим Джармуш не склонен к патетике, но завершает фильм на мощной трагической ноте. В финальной новелле два старика со следами бурной жизни на лицах пьют кофе, воображая его шампанским, в мрачном фабричном помещении. Андерграундный художник и актер Билл Райс предлагает выпить за Париж 1920-х годов. Тейлор Мид, соратник Энди Уорхола, — за Нью-Йорк 1970-х. Но нет ни Парижа, ни Нью-Йорка, ни шампанского, ни Энди, ни "Мулен-Руж" — только странное пространство, наверное чистилище, и странный, возможно смертный, сон, в который погружается Райс. Минимум выразительных средств, никакого пафоса — и острое, невыносимое ощущение конечности жизни. После этого даже клетчатые поверхности столиков в кафе кажутся шахматными досками, на которых рассеянный бог играет людьми в бесконечную партию.