140 лет назад, в 1881 году, заведующим агентурой Петербургского охранного отделения был назначен офицер корпуса жандармов Г. П. Судейкин. Позднее его называли гением политического сыска, сумевшим, по сути, надолго парализовать всю «несистемную» оппозицию. Но куда важнее оказалось то, что разработанный им метод захвата власти в стране не утратил своей актуальности по сей день.
«Революционная типография в Петербурге существовала с разрешения Судейкина, листки “Нар. Воли” им самим редактировались»
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
«Революционная типография в Петербурге существовала с разрешения Судейкина, листки “Нар. Воли” им самим редактировались»
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
«Из того же источника был выдан паспорт»
Появление на судебном процессе настолько убийственных, причем в самом буквальном смысле слова, признаний стало для всех полной неожиданностью. Не посвященным в тщательно скрывавшиеся детали дела трудно было даже предположить, что начавшийся 26 мая 1887 года очередной суд над антиправительственными элементами — членами партии «Народная воля» — будет иметь подобный результат.
Один из обвиняемых, сын священника Н. П. Стародворский, во время речи в свою защиту (а он отказался от адвоката и защищал себя сам) вместо того, чтобы, как и полагалось истинному революционеру, использовать судебное заседание для пропаганды своих идей, признался в участии в заговоре с целью убийства. Мало того, жертвой задуманного покушения должен был стать министр внутренних дел Российской Империи, гофмейстер, действительный тайный советник граф Д. А. Толстой. Исполнителем убийства, по его собственному признанию, должен был стать Стародворский. Заговорщиками обсуждались и ликвидации других высокопоставленных лиц, включая брата императора Александра III великого князя Владимира Александровича.
Однако самым шокирующим из откровений Стародворского оказалось то, что заказчиком преступления был подполковник Отдельного корпуса жандармов Г. П. Судейкин.
На этом фоне остальные признания этого же народовольца просто меркли, хотя и были просто поразительными. В описании «Процесса 21-го» говорилось:
«Революционная типография в Петербурге существовала с разрешения Судейкина, листки "Нар. Воли" им самим редактировались… Паспорта нелегальным лицам выдавались казенные; так, напр., ему, Стародворскому, из того же источника был выдан паспорт Савицкого и только этим объясняется исчезновение этого документа из полицейского управления».
Собственно, некоторые слухи о деятельности Судейкина распространялись по России и до этого процесса. Источником их были публикации в выпускавшемся за границей русскими революционерами-эмигрантами журнале «Вестник Народной Воли». Но основа этих публикаций выглядела на первый взгляд крайне несолидно. Подполковник Судейкин рассказывал о своих делах и планах своему агенту, который, в свою очередь, пересказал их видному народовольцу Л. А. Тихомирову.
И вдруг Стародворский подтвердил написанное Тихомировым, да еще добавил новые, подлежащие проверке детали. И это несмотря на то, что такими признаниями до ста процентов увеличивал вероятность вынесения себе смертного приговора.
Поневоле возникал вопрос: не был ли Судейкин, к тому времени уже покойный, изменником, переметнувшимся на сторону революционеров? Но по количеству отправленных за решетку и на смерть противников монархического строя ему, как утверждалось, не было равных. Так что же в действительности представлял собой этот офицер и чего он добивался?
«В один прекрасный день,— вспоминал Окладский (на фото),— Судейкин мог меня взять и сделать со мной буквально все, что хотел»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«В один прекрасный день,— вспоминал Окладский (на фото),— Судейкин мог меня взять и сделать со мной буквально все, что хотел»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Царские указы были для него пустяком»
Обычно, описывая биографию Георгия Судейкина, его биографы сосредотачивались на том, что этот выходец из бедной дворянской семьи не получил приличного образования и был вынужден пойти на военную службу вольноопределяющимся, то есть рядовым солдатом, имеющим особые права. Но этот путь позволял без особых проблем поступить в военное училище и получить офицерское звание. И его выбирали представители многих аристократических семей, по какой-либо причине не учившиеся в кадетских корпусах.
Правда, они служили вольноопределяющимися в гвардейских полках, а Судейкин — в 4-м Копорском пехотном полку. В отличие от более знатных и богатых соискателей офицерских погон, он поступил в Московское юнкерское пехотное училище лишь после того, как был произведен в унтер-офицеры, тем самым обеспечив себе и там привилегированное положение. В 20 лет, в 1870 году, его произвели в прапорщики, а после возвращения в тот же полк уже в следующем, 1871 году — в подпоручики и в декабре 1872 года за отличие в службе — в поручики. Он получил блестящую аттестацию от командира полка генерал-майора Я. К. Алхазова:
«Состояния родового не имеет, отзывы о нем лиц, хорошо его знающих как в служебном отношении, так и нравственном, вполне выгодные... способностей отличных, с первого дня производства в офицеры обращал особенное мое внимание усердием к службе, а с назначением в должность полкового адъютанта, кроме того, добросовестно и усердно относился к своим обязанностям, которые исполнял примерно, по нравственным качествам достоин всякого уважения и пользуется в глазах всех репутацией безукоризненного офицера».
Почему его стремительно развивавшаяся карьера армейского офицера прервалась, можно только предполагать. Скорее всего, главной проблемой оказались денежные затруднения. Жалование младшего офицера оставляло желать много лучшего, и любые более или менее значительные затраты могли поставить его на грань финансовой катастрофы. Дожидаться войны, которая открывала путь к дальнейшему продвижению в чинах, Судейкин не стал, а попросил о переводе в Отдельный корпус жандармов, где служба оплачивалась намного щедрее. Однако подобный поступок, как правило, не одобрялся ни в гвардейской, ни в армейской среде.
Карьера в политическом сыске развивалась не менее успешно.
В 1877 году штабс-капитана Судейкина назначили помощником начальника Киевского губернского жандармского управления, где он смог найти и разгромить ячейку «Народной воли». Позднее об этих и других достижениях Судейкина много писали и его почитатели, и его враги, единодушно называя его гением сыска. Революционеры даже советовали изучать его методы допросов, чтобы не попасть в его сети.
Однако ничего сверхъестественного в его методах не было. Он готов был прикинуться кем угодно: сочувствующим революционерам, все понимающим мудрецом, простаком, хитрованом — лишь бы разговорить собеседника и уже в ходе беседы нащупать его слабые стороны, найти болевую точку, с помощью которой подозреваемым можно манипулировать. А затем, как вспоминали имевшие с ним дело революционеры, обязательно следовало предложение денег. К примеру, вместе с предложением свободы. Требовалось лишь подписать расписку. Все дальнейшее описывалось известной пословицей: «Коготок увяз, всей птичке пропасть».
Тех, на кого не действовала такая методика, Судейкин запугивал до смерти. Каждый попавший в его руки вскоре осознавал, что законы Российской Империи для этого жандармского офицера — пустой звук. Один из его «питомцев», многолетний агент охранки И. Ф. Окладский, почти полвека спустя с ужасом вспоминал:
«Судейкин, в силу предоставленных ему совершенно исключительных полномочий, совершенно ни с кем и ни с чем не считался. Если я ему, допустим, был нужен, или если он хотел почему-либо мне мстить, то царские указы были для него пустяком… Я не был уже каторжанином, тем не менее, все это не давало никакой гарантии от того, что в один прекрасный день Судейкин мог меня взять и сделать со мной буквально все, что хотел. Я отнюдь не преувеличиваю степени могущества Судейкина».
И это отнюдь не было попыткой оправдать свою агентскую работу. Практически в любом жизнеописании Судейкина рассказывалось о том, что он без сожалений расставался с любым агентом, перестававшим приносить нужные сведения. Теперь бы сказали: использовал их как расходный материал, а потом просто выбрасывал. Чем поражал даже своих абсолютно лишенных сантиментов коллег.
«В декабре 1882 года Дегаев держал типографию Одессы под фальшивым паспортом на имя Суворова»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«В декабре 1882 года Дегаев держал типографию Одессы под фальшивым паспортом на имя Суворова»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Обратился через тюремное начальство»
Беспредельные права Судейкин получил вскоре после убийства императора Александра II, когда его перевели в столицу империи и назначили заведующим агентурой Петербургского охранного отделения. Ведь не на шутку испуганная цареубийством правящая элита была согласна на все, чтобы избавиться от страха новых покушений.
Первым делом на новом посту Судейкин заменил старых и неизвестных ему подчиненных на новых и близких. И продвигал их вслед за собой по служебной лестнице по мере повышения. В публикации Тихомирова утверждалось, что Судейкин назначил на все подчиненные ему должности родственников, земляков и приятелей. И продолжил розыскную работу по заведенной методике, причем с огромным успехом.
Придумывал он и новые способы привлечения «доверенных лиц», используя методы революционеров. К примеру, печатал похожие на продукцию народовольцев прокламации для студентов с призывом стать патриотами и сотрудничать с охранкой.
А заработанная за годы службы в охранном отделении репутация стала работать на него и помогла в лучшей вербовке за всю его карьеру.
В среде народовольцев довольно заметное, но все же далекое от руководства организацией место занимал С. П. Дегаев. В 8 лет его отдали во Второй Московский кадетский корпус, который он окончил в числе лучших воспитанников, показав выдающиеся успехи в математике. Учеба продолжилась в Михайловском артиллерийском училище, после выпуска из которого его направили в Кронштадтскую крепостную артиллерию. И здесь от избытка свободного времени, которого у него не бывало прежде, Дегаев увлекся чтением Маркса и другой легальной, но не рекомендованной офицерам литературы. Он познакомился с теми, кто имел похожие интересы и взгляды. И не прерывал с ними отношений, поступив в 1878 году в Михайловскую артиллерийскую академию. Но год спустя штабс-капитана Дегаева отчислили из академии как неблагонадежного и уволили со службы.
В новой и абсолютно непривычной для него ситуации Дегаев учился в Институте корпуса инженеров путей сообщения, служил в конторе железной дороги, подрабатывал уроками математики и при этом все более активно участвовал в революционных делах. Но, несмотря на все свое усердие, оставался среди народовольцев на вторых, если не на третьих, ролях. Однако после массовых арестов 1881–1882 годов его значение в подпольной организации стало, пусть и медленно, возрастать.
«В декабре 1882 года,— писал Тихомиров,— Дегаев держал типографию Одессы под фальшивым паспортом на имя Суворова и был арестован 20 декабря».
«Народная воля» была к тому моменту в большей или меньшей степени разгромлена. Оставались, правда, еще военная организация партии, раздробленные ячейки в разных городах империи и считаное число лидеров народовольцев. Но Дегаев счел, что все кончено.
«Он,— писал Тихомиров со слов Дегаева,— обратился через тюремное начальство с письмом на имя инспектора секретной полиции Судейкина, извещая, что он — Дегаев и просит личного с ним свидания.
Судейкин немедленно покатил в Одессу, и у них с Дегаевым начались длинные разговоры».
Тихомиров считал, что Дегаев поверил россказням Судейкина о его сочувствии революционному движению и приверженности идее демократических перемен в России. Возможно, что нечто подобное подполковник Судейкин и говорил. Но у Дегаева была не просто болевая точка, а громадная незаживающая рана — сломанная армейская карьера. Ведь он носил форму с детских лет и неожиданно для него оказался выброшенным из привычной среды, где все было знакомо ему до мелочей, среды, в которой он мог бы комфортно прожить свою жизнь.
Судя по деталям в рассказах Дегаева, подполковник, оценив собеседника, стал жаловаться на задержки в продвижении по службе, говорил, что его обходят с наградами. Он и обычно врал как дышал, а поскольку действительно считал себя несколько недооцененным, в этом случае лгал просто самозабвенно. Ведь на самом деле с его карьерой все было в полном порядке. Но выглядело все так, будто Дегаев наконец-то нашел родственную душу — человека, понимавшего его и искренне желавшего ему помочь.
Все дальнейшее если и отличалось от прочих вербовок Судейкина, то только второстепенными деталями. Фиктивный побег, деньги, подписка о сотрудничестве.
«Дегаев должен был, с помощью агентов Судейкина, произвести покушение на жизнь графа Толстого»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Дегаев должен был, с помощью агентов Судейкина, произвести покушение на жизнь графа Толстого»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«И он согласился бы принять власть»
Подполковник очень торопился. На май 1883 года намечалась коронация императора Александра III, а события такого уровня всегда сопровождались особо щедрой раздачей орденов и званий. И Судейкин очень хотел отличиться, чтобы быть награжденным по максимуму. Еще до мнимого побега Дегаева на основании данных им сведений в январе 1883 года в Тифлисе было арестовано несколько народовольцев.
В феврале 1883 года по его же наводке арестовали фактическую главу «Народной воли» В. Н. Фигнер. «Наконец, попалась!» — написал на рапорте о ее поимке император. Всю весну продолжались аресты членов военной организации народовольцев и тех, кто им сочувствовал. Назывались разные цифры оказавшихся за решеткой, но их было не менее 80 человек. И если причастность Дегаева к аресту Фигнер удалось ловко замаскировать, то после задержаний военных его начали все больше и больше подозревать в измене.
Судейкин предложил решить проблему несложным путем. Дегаев должен был убить одного из революционеров, который одновременно был агентом подполковника. Ведь от него, как объяснил жандармский офицер, больше не было никакой пользы, а Дегаев мог восстановить свою репутацию. Судейкин готов отдать на заклание и еще одного агента, если понадобится.
Однако эта идея не столько вдохновила, сколько испугала Дегаева.
Тем временем подошло время коронации. Судейкина много хвалили, но ожидаемого производства в полковники так и не случилось. А орден Святого Владимира IV степени, которым его наградили, он счел слишком низкой оценкой своих заслуг. Теперь он мог жаловаться Дегаеву на судьбу совершенно искренне. Причем понимая, что навредил самому себе своим рвением. Ведь если опасности нет, то нет и смысла поощрять того, кто должен защищать от нее.
И с помощью Дегаева он начал формировать контролируемое подполье. С партийным руководством, которое потом окрестили «соломенным», типографией, выпускающей те самые, редактируемые Судейкиным материалы, и боевой организацией, способной на выполнение терактов.
Он, не чинясь, обсуждал с Дегаевым, кого из высоких руководителей следует убить, чтобы снова как следует напугать элиту. Министра внутренних дел графа Толстого сочли вполне подходящей кандидатурой. Однако, чтобы отвести от Судейкина любые подозрения, сначала предполагалось совершить покушение на него самого. Чтобы во время убийства он был прикован к постели. Вот только подполковник вдруг задумался о том, что исполнители могут и убить его или действительно тяжело ранить. Судейкин задумал было выстрелить в себя сам. Но затем решил просто симулировать тяжелую болезнь.
О дальнейшем ходе предполагаемых событий рассказал на «Процессе 21-го» Н. П. Стародворский.
«Дегаев,— говорилось в изложении его речи,— должен был, с помощью агентов Судейкина, произвести покушение на жизнь графа Толстого; убийцы после этого, конечно, скрылись бы и их никто не мог бы разыскать. Ему, Стародворскому, и было предложено произвести это покушение. План был рассчитан так, что, после покушения на Толстого, Судейкин выздоровел бы от своей мнимой болезни, разыскал бы немедленно убийц и отправил бы их на виселицу, а сам, ссылаясь на усталость сейчас же подал бы в отставку и уехал бы в свою деревню. За все свои услуги, по его расчетам, он успел бы к этому времени получить уже генеральский чин».
Однако одно убийство министра не открывало путь Судейкину к ключевому посту в правительстве — министра внутренних дел.
Следующим министром должен был стать начальник Департамента полиции действительный статский советник В. К. Плеве. Так что после отъезда Судейкина в деревню следовало его ликвидировать. А для большего эффекта убить еще и великого князя.
«Во время же его отставки Дегаев произвел бы еще два новых покушения на жизнь Плеве и великого князя Владимира. Тогда правительство, приведенное в ужас, снова обратилось бы, как рассчитывал Судейкин, к нему и он согласился бы принять власть лишь на правах и полномочиях графа Лорис-Меликова».
В благодарность за получение диктаторских прав Судейкин обещал сделать Дегаева, как сообщал Стародворский, директором Департамента полиции. Но Дегаев прекрасно понимал, что единственный статус, который в этом случае может получить,— это статус ненужного и опасного свидетеля. Поэтому он придумал благовидный повод для поездки за границу, уехал и после некоторых колебаний рассказал Тихомирову о своем предательстве. Выход, который ему был предложен, выглядел вполне логично. Он с помощью своей «боевой организации» должен был убить Судейкина. Что после нескольких неудачных попыток и было сделано в квартире Дегаева в Санкт-Петербурге.
Дегаев, заранее просчитавший пути отхода, без промедления исчез, а два исполнителя — Стародворский и В. П. Конашевич — были позднее арестованы. Покойному Судейкину пели дифирамбы даже его заклятые враги-революционеры, что было вполне объяснимо. Ведь куда приятнее признать, что тебя переиграл гений сыска, чем какая-нибудь полицейская бездарность.
Методы Судейкина потом широко использовались и в царской охранке, и в заменившем ее чекистском аппарате. В особенности в той части, которая касалась особенного отношения к законам, которое именовалось революционным правосознанием. Востребована была и его методика создания липовой оппозиции.
Но самым долгоживущим его изобретением оказался способ прихода к власти, который он сам так и не сумел воплотить в жизнь.