Еще весной петербургский site-specific-спектакль «4elovekvmaske» победил в номинации «Эксперимент» на «Золотой маске», а недавно взял еще и спецприз премии «Прорыв». Теперь благодаря фестивалю «Территория» у питерской бродилки появился временный московский маршрут. Два часа побродив по Бутырскому району и предметно изучив проблематику граффити, Алла Шендерова убедилась, что хороший спектакль не имитирует жизнь, а, наоборот, жизнь подверстывается под спектакль.
«4elovekvmaske» режиссера Кирилла Люкевича, актера Никиты Касьяненко и драматурга Настасьи Федоровой — не только сайт-специфик, но и свидетельский театр, то есть тот театр, где участники рассказывают о личном опыте. Никита Касьяненко (Касьян) действительно занимается граффити, о чем рассказывает и чему даже немного учит в спектакле. В Питере маршрут «4elovekvmaske» проходит от Витебского вокзала до Лиговки — это питерская изнанка, прогулка по фактурным «заброшкам».
В Москве же мы, шестеро зрителей и Касьян, встречаемся у метро «Дмитровская»: настроившись на трущобы, неожиданно оказываемся в стильной урбанистической среде, где высотки бизнес-центров и многоярусные парковки соседствуют с новыми детскими площадками и небольшими кафе. Все это напоминает Нью-Йорк, причем не окраинный и депрессивный, а вполне благополучный.
Касьян молод, открыт и заряжен драйвом. Из колонок в его черном Eastpack (такой рюкзак — часть дресс-кода райтера) несется рэп. Заниматься граффити то ли сам Касьян, то ли его лирический герой (тут нельзя уловить зазор) начал в школе. Когда переходим железнодорожное полотно, он рассказывает, как сложно нарисовать «кусок» (от английского «piece», сокращенное «masterpiece») на «собаке» (на электричке) — его быстро замажут, а если автора поймают, грозит реальный срок. В кратком словаре райтера (Касьян раздает нам рукописные листочки) английский соседствует с русским лагерным: «флоп» (быстрый рисунок) и «тег» (роспись художника) — с «мусорами» и «лисами» (работники РЖД).
У этой прогулки та же подкупающая необязательность, что была у спектакля «Апрель» — эту работу Люкевича и питерского театра «Цех» показали летом на московской ВДНХ (см. “Ъ” от 3 августа), Касьяненко играл в «Апреле» одну из ролей. Впрочем, «играл» — неподходящее слово. Просто компания ребят вываливалась из желтой «копейки», исполняла песни Цоя, общалась с публикой, угощала вином, а потом всем гуртом укатывала нерабочую «копейку» на задворки ВДНХ — так, будто это был не спектакль, а случайная встреча с питерскими хипстерами.
Эта неотличимость театра от жизни, умение вплетать в действие особенности среды и любые события — черта работ Кирилла Люкевича и его компании актеров. Вот, например, на стене гаража, мимо которого мы идем с Касьяном, намалевана желтая «копейка» — точь-в точь такая была в «Апреле». Значит, все эти граффити появились тут перед спектаклем? Пойди пойми. У гаражей Касьян учит нас читать надписи на «кусках» и различать манеры райтеров. Сам Касьян начинал еще в школе — у таких вот гаражей некий Пашок предложил ему баллон с краской. А потом его с друзьями много раз «принимала» полиция. Самый взрослый в их компании парень, первым сбегавший от ментов, оказался бывшим полицейским. А самая крутая райтерша в какой-то момент вышла замуж, и — прощай, граффити.
Монолог Касьяна кажется импровизацией, но драматургически он очень точен: личный рассказ дорастает до рассказа о граффити вообще. Искусство это или нет? Арт-критики прослеживают генеалогию граффити до Жан-Мишеля Баския, не говоря о Жоане Миро, Пауле Клее и Пабло Пикассо. Но единого мнения не существует. Во всем мире есть пространства одобренного граффити, но они смехотворно малы. И во всем мире райтеров часто сажают за вандализм, но остановиться они не могут. Не потому, что им нужен риск (говоря об этом, наш сталкер даже морщится от брезгливости). А почему? Ответа нет.
Граффитисты — таинственные противоречивые персонажи. Они бессребреники, но деньги им нужны (баллончики с краской стоят недешево, опять же дресс-код, куда входят, скажем, джинсы Levi`s, так что Касьян с завистью рассказывает про чувака, которого позвали рисовать шрифты для компании «Тесла»). Они не вандалы, а творцы. Не живописцы, а каллиграфы. «Вот это уже не граффити, это стрит-арт, как у Бэнкси»,— говорит Касьян, указывая на маленькие серые фигурки, «бегающие» по каменным тумбам и скамьям Бутырской улицы. Эта живопись появилась тут явно легально. Собственно, граффити тоже все больше легализуется — взять хотя бы арт-объекты Покраса Лампаса. Спросить, что думает о них Касьян, я не успеваю.
В отличие от своих противоречивых героев, «4elovekvmaske» остается верен себе до конца. Финал — трудный момент для любого сайт-специфика: в конце многих театральных прогулок актеры просто выходят из образа и, как в обычном театре, получают аплодисменты, кланяясь и ломая законы, по которым только что существовали. В спектакле Люкевича финал не то чтобы открыт — он оборван, вернее, все сделано так, чтобы в него могла вмешаться жизнь.
У старой платформы, мимо которой больше не ходят поезда, стоят столбы, между ними натянута пленка. Касьян выводит на ней надпись GASP (название его группы), и пока я думаю о том, что все это подготовлено заранее и специально — обычно райтеры на таком не пишут, у столбов появляется непредусмотренный авторами персонаж. Он плохо одет, спрашивает, что мы делаем, и просит мелочь. Мелочи нет. «Я Рома»,— представляется человек и просит написать на «картине» свое имя. «Рома» — быстро выводит Касьян. Натягивает кепку и балаклаву и исчезает, будто его с нами и не было.