 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ  До прихода англичан русские черпали чеченску нефть ведрами (на фото — нефтяные колодцы, конец XIX века) |
"Русское предприятие скоро попало под английский контроль"
Нефти в Грозном всегда было много. Нефть была везде. Под землей, откуда она добывалась. На земле, куда она лилась из постоянно дававших течи нефтепроводов и резервуаров. В воде, из-за чего в городе и его окрестностях было несколько речек по имени Нефтянка, а петлявшая по Грозному самая крупная река Сунжа была покрыта радужными маслянистыми разводами. Нефть была даже в воздухе — в виде гари с нефтеперерабатывающих заводов. Любому приезжавшему в столицу Чечено-Ингушской АССР непременно рассказывали историю о том, что дрянным воздухом Грозный обязан дореволюционным городским чиновникам, заломившим непомерную цену за землю под строительство нефтеперегонных производств. Казаки станицы Грозненской, которая была рядом с городом, оказались сговорчивее. А о том, что ветер будет сносить смрад на городские кварталы, в то время никто и не задумывался.
Туристов обязательно везли к тем местам, где в XIX веке добывали нефть из колодцев. И экскурсоводы заученно тараторили, что развитие нефтяной промышленности в Грозном началось после того, как в 1893 году из выдолбленной в земле скважины ударил мощный нефтяной фонтан.
Единственным, о чем при советской власти не упоминали, было то, что своим развитием грозненская нефтяная промышленность была почти полностью обязана иностранному капиталу. В докладе по нефтяному вопросу, составленном в 1923 году эмигрантским Союзом русских торговопромышленников и добытом агентами ГПУ, говорилось, что в первые годы нефтедобычи в Грозном существовало лишь три акционерных общества, чей суммарный капитал едва переваливал за 2 млн рублей.
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ Нефтяные вышки под Грозным стали расти одна за другой после того, как Анастас Микоян купил лояльность чеченцев (на фото — работники нефтепромысла, 30-е годы) за 3 рубля с каждого пуда нефти |
Специалисты-нефтяники, правда, называли эту эксплуатацию варварской. И считали, что именно это привело к резкому снижению добычи грозненской нефти в начале XX века.
Но был и другой фактор. Британцы делали все, чтобы не допустить в Грозный никаких конкурентов. Особенно ревниво они относились к немцам. Германские предприниматели основали фирму в Бельгии, которая, в свою очередь, основала в Грозном нефтяное общество. Но немецкая доля в добыче не превышала 8%.
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ Труд незаметных работников учета и контроля (на фото — машиносчетная станция "Грознефти" в 30-е годы) всегда был важным, а в эпоху развитого социализма стал единственным источником роста нефтедобычи |
Результат, надо признать, того стоил. В 1917 году на Грозненских промыслах с помощью примитивной на сегодняшний взгляд техники добыли без малого 1,77 млн тонн нефти. Больше, чем, по официальным данным, добывается ежегодно теперь. В следующем, 1918 году добыча нефти в Грозном практически прекратилась.
"Репрессии пришлось приостановить ввиду усиления политбандитизма"
В докладе Союза русских торговопромышленников подробно изучался вопрос о взлетах и падениях производства нефти и ее продуктов в Баку. Но там, несмотря на неоднократные смены власти, добыча никогда не падала до нуля. Причина была простой: в Закавказье не нашлось такого же количества отчаянных людей, считавших, подобно Черному Абдулле из "Белого солнца пустыни", что настоящий джигит должен сесть на коня и взять все, что ему нужно. В Чечне же многочисленные банды превратили жизнь нефтяников в ад. Промыслы и находившиеся рядом дома рабочих грабили и сжигали. Даже уехать не было никакой возможности. Поезда грабили с не меньшей интенсивностью, чем промыслы, а их пассажиров убивали.
Даже после окончания гражданской войны усилия центральных властей по наведению порядка на Северном Кавказе не приносили результата. В январе 1924 года ГПУ докладывало руководству страны о положении в Чечне и Дагестане:
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ В 70-е годы Грозненские промыслы стали истощаться. Выработка нефтяных скважин неуклонно уменьшалась. На прежнем уровне удалось сохранить лишь объемы нефти, разлитой вокруг них |
Однако добыче нефти мешали не только налеты. По данным советской комиссии, изучавшей положение в нефтяной промышленности в 1921 году, нормальной работе промыслов мешало отсутствие 90% необходимых металлов, 88% машин и инструментов и 85% электроэнергии. Еще сильнее была нужда в квалифицированных рабочих. В некоторых ремонтных мастерских вместо десятков слесарей работало по одному.
А Союз русских торговопромышленников не без злорадства констатировал, что возвращению к прежним объемам мешают еще и советские управленцы:
"Вся административная система, созданная большевиками, является одной из главных причин дезорганизации, которая еще усугубляется бегством рабочих с промыслов и сильным падением продуктивности в работе.
Как во всех других областях экономической жизни и администрации, большевики уничтожили старые аппараты и вместо них сумели создать исключительно сложную административную машину, действующую медленно, порождающую постоянные конфликты и в которой характерной чертой является неопытность руководителей. Правление нефтепромышленности находится в ведении целого ряда учреждений... В Высшем нефтяном комитете в Москве работают инженеры и рабочие-коммунисты. Высшая власть в руках председателя-коммуниста. Повсюду царят недоверие и шпионаж. Бюрократия приняла ужасающие размеры. Например, ничтожный запрос от завода должен пройти ряд инстанций. Ответ на просьбу выдать две электрические лампочки завод получает через несколько дней".
Правда, в этот хаос бывшие владельцы нефтепромыслов вносили немалый вклад. В 1923 году ГПУ удалось получить протокол совещания бывших владельцев нефтепромыслов, состоявшегося 3 ноября 1922 года в Англии. Среди прочих вопросов там было принято решение развивать неофициальные контакты со своими бывшими служащими, которые стали во главе нефтяных предприятий. И вскоре в Грозном появился работавший там до революции англичанин Эвиас Леон. Его, естественно, вскоре выслали. Но в тресте "Грознефть" возникли проблемы со старыми специалистами.
В Москву докладывали, например, что начальник и единственный инженер электростанции треста бывает на службе от силы пять раз в месяц, не забывая выписывать себе крупные премиальные. Специалисты убедили красных чиновников перераспределить фонд зарплаты в свою пользу на взаимовыгодных условиях. Партийцы не могли получать больше партмаксимума. Но могли относительно безопасно извлекать деньги из бюджета Грозного. Например, на благоустройство и озеленение. Наполняла этот бюджет "Грознефть". А руководство треста безбоязненно выплачивало себе премии, в результате чего доходы специалистов отличались от заработка квалифицированных рабочих в десятки раз. Выяснение отношений инженеров с рабочими несколько раз переходило в потасовки. Но симпатии пролетарской власти каждый раз оказывались не на стороне пролетариата.
Не исключено, что тот же Леон или другие английские эмиссары снабжали деньгами чеченских противников советской власти, которые продолжали наносить чувствительные удары по промыслам. Но вскоре эту проблему удалось решить.
"Скважины из-за аварий тоже не пущены в эксплуатацию"
Выход из положения нашел хитроумный Анастас Микоян, возглавлявший в то время Северо-Кавказский крайком партии:
"В Москве в ЦК партии и правительстве я рассказал, что многие чеченцы рассматривают Грозный как чужой город, поэтому грабежи, совершаемые бандитами в нем, не вызывают у чеченцев осуждения; многие бандиты всем известны, они свободно разгуливают по деревням как храбрецы, а их бандитские налеты расцениваются как удальство. Дело с места не сдвинется, пока сам чеченский народ и чеченские советские органы не начнут борьбу с бандитизмом. Я поставил вопрос о том, что нужно как-то материально заинтересовать чеченцев и поставить в зависимость чеченский бюджет от успехов работы грозненской нефтяной промышленности. Надо, чтобы Грозный вошел в состав Чеченской автономии.
Было решено отчислять в пользу чеченского ревкома 3 рубля с каждого пуда добытой в Грозном нефти. Более того, ущерб за грабежи, которые чеченцы совершают, предложено было покрывать из этих отчислений, чтобы ревком сам и почувствовал, что грабежи в первую очередь ударяют по его бюджету, и мог теперь раскрыть чеченскому народу глаза на то, что бандиты грабят собственный бюджет автономной области — источник доходов населения и средств, идущих на строительство школ, дорог, больниц и пр. Действительно, эта мера дала хорошие результаты. Грабежи в Грозном почти прекратились. Это было большим достижением в оздоровлении обстановки в Чечне и Грозном".
С той же целью Микоян устроил работать на промыслы несколько сотен чеченцев. А весной 1925 года под видом учений в Чечню ввели две армейские дивизии вместе с большим количеством оперативников ОГПУ и провели разоружение населения. Как вспоминал Микоян, было собрано 30 тыс. винтовок. Но мир на нефтепромыслах наступил далеко не сразу. Как докладывал в ЦК зампред ОГПУ Вячеслав Менжинский, в Ингушетии скрывать оружие помогали близкие к бандитам партийцы. А ободренные разоружением русские рабочие промыслов "заявляют, что чеченцы все бандиты, их следовало бы уничтожить".
"В результате обострения отношений с русскими на Грозненских промыслах,— сообщал Менжинский,— некоторые рабочие-чеченцы бросили работу и возвратились в аулы".
Однако в конце концов оказалось, что размеры зарплаты волнуют русских и чеченцев гораздо больше, чем прошлые обиды. И против произвола начальства они начали выступать с полным единодушием. По мере того как росла добыча нефти, увеличивались и заработки нефтяников. Для Грозненских промыслов, как и для других нефтяных районов, начали закупать современную зарубежную технику и производить собственную. Вот только проблемы с организацией работы никуда не исчезли.
В 1933 году суточная добыча грозненской нефти упала вдвое. Как выяснили органы госконтроля, проблема заключалась в том, что было начато бурение слишком большого количества скважин, а для завершения работ не хватило средств.
"Районы, охваченные разведкой 'Грознефти', имеют огромную площадь,— сетовал глава ЦКК-РКИ Рудзутак.— В разведке находилось 14 районов с 32 разведывательными скважинами. Однако, несмотря на столь широкий район разведки, несмотря на огромные затраты, ни один из разведочных районов к 1933 г. не был подготовлен к эксплуатации. В Беное, начатом разведкой еще в 1926 г., было заложено 13 скважин, однако доведено до нефтеносных пластов было только 2 скважины — с 1926 по 1933 г.! Но и эти две скважины из-за аварий тоже не могли быть пущены в эксплуатацию".
Но осенью того же года было открыто крупное месторождение в Малгобеке, и цифры добычи вновь пошли вверх. Однако Грозненским промыслам, видимо, на роду было написано быть нестабильными. Вскоре после нападения Германии на СССР было принято решение об остановке разведочных и буровых работ. А затем и о демонтаже и эвакуации оборудования. Промыслы и нефтеперерабатывающие заводы пострадали во время немецких бомбардировок. И, как вспоминали старики, город весь был покрыт сажей от горящей нефти. А когда бои шли под Моздоком, все, что осталось на промыслах, подготовили к взрывам. Но немцы до Грозного так и не дошли.
 |
ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Восстановление добычи началось в 1943 году. И в общем-то дела шли в гору. Открывались новые нефтеносные площади, а с появлением возможности бурить скважины на большие глубины были открыты новые мощные месторождения. Нефтеносные районы снабжались продуктами и товарами по первой категории — практически наравне с Москвой. В витринах центрального гастронома Грозного горами лежали копченые языки и колбасы, которые почти никто не покупал: надоели.
Беда подобралась незаметно. В начале 70-х руководство страны совершило стратегическую ошибку. Там почему-то были уверены, что освоение нефтепромыслов в Сибири пойдет строго по намеченному плану. И внешнеторговые организации заключили контракты на экспорт еще не добытой и не доставленной в центр страны тюменской нефти. А отдуваться пришлось "Грознефти".
"Нам звонили из Москвы чуть ли не каждый день,— рассказывал мне один из руководителей объединения того времени.— Давайте, давайте. Надо продержаться, пока Тюмень пойдет. Танкеры стоят в Новороссийске. Не подведите страну!"
Но дать требуемые миллионы тонн можно было только одним способом — нарушая правила эксплуатации скважин, заведомо обрекая их на быстрое истощение. В 1971 году Грозный дал 21,6 млн тонн нефти. Но это был пик, сменившийся резким падением.
"До пуска Тюмени мы не продержались,— вспоминал тот же ветеран 'Грознефти'.— В 1973 году цифры рухнули вниз. А нам всем дали по шапке, разогнали все руководство объединения, добывающих управлений. За нарушение правил эксплуатации".
Падение добычи каждый грозненец ощутил до глубины желудка. В магазинах не стало не только колбасы, но даже молока. А новое руководство "Грознефти" начало борьбу за сохранение статуса организации и соответствующих ему окладов. При уменьшении добычи и количества скважин объединение могло превратиться в трест, а то и в простое управление. И начали корректировать цифры. А в Миннефтепроме через некоторое время поняли, что в Грозном не все ладно с отчетностью.
Как рассказывал мне бывший главный инженер кустового информационно-вычислительного центра (КИВЦ) "Грознефти", из Москвы им была прислана программа учета добычи нефти. Инструкция требовала ежедневно вводить количество полученной нефти едва ли не по каждой скважине. А результат в зашифрованном виде по истечении месяца отправлялся в министерство. Руководство объединения почувствовало себя крайне неуютно. И ведущему программисту КИВЦ предложили взломать вражеское изобретение и сделать так, чтобы шифровались нужные результаты. А в качестве премии пообещали трехкомнатную квартиру. Мастер своего дела с задачей справился. Вот только с квартирой вышла заминка. В райисполкоме наотрез отказались давать ордер, поскольку улучшение жилищных условий предтече хакеров законом не полагалось. Однако гендиректор "Грознефти" сдержал данное обещание. Как мне рассказывали, он велел позвонить председателю райисполкома и сказать: "Должность у тебя выборная, а ты по образованию нефтяник. Куда потом пойдешь работать?" Ордер был немедленно выдан.
В нефтегазодобывающих управлениях (НГДУ) с проблемой уменьшения добычи тоже упорно боролись. Их категория и зарплаты зависели от количества скважин и объема добытой из них жидкости. И поэтому на выработанных месторождениях в скважины закачивали, а затем выкачивали почти чистую воду. Содержание нефти на выходе исчислялось считаными процентами. Когда я в 1990 году разбирался в этой проблеме, в грозненском НГДУ "Октябрьнефть" мне прочли долгую лекцию о том, что высококачественную нефть выгодно добывать всегда, будь ее в смеси хоть 2%: "Американцы вымывают пласт только на 20-30%, а мы с 1912 года вымыли на 70%!" Отчасти это было правдой. Разница между внутренними и мировыми ценами на нефть, низкие тарифы на электроэнергию и воду позволяли удерживаться на уровне рентабельности.
Но все это было цветочки по сравнению с тем, что произошло после прихода к власти Джохара Дудаева. К середине 90-х добыча нефти в Чечне с 4 млн тонн в год упала практически до нуля. И в этот момент российское руководство вдруг разрешило Чечне беспошлинный экспорт нефти. Злые языки утверждают, что под видом чеченской беспошлинно экспортируется сибирская нефть. Но, во-первых, пока этого никто не доказал. А во-вторых, если это так, то это было бы очень даже по-джентльменски — ведь в начале 70-х чеченская нефть выдавалась за сибирскую...
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ