Хозяева боли
История о том, как Америка подсела на опиоиды, в сериале «Ломка»
На платформе Hulu выходит мини-сериал «Ломка» о фармацевтах, в 1990-е подсадивших Америку на легальный опиоид оксиконтин и озолотившихся на этом.
Фото: Hulu
Фото: Hulu
Доктор Финникс (Майкл Китон) — добродушный врач, будто сбежавший из русской повести о хождении в народ, обосновался в шахтерском городке в Аппалачах врачевать чумазых трудяг. С ушибом спины к нему приходит юная Бетси (трогательная Кейтлин Дивер из сериала «Невероятное», наравне с мужчинами работающая в забое. Финникс осторожно прописывает девушке новейшее обезболивающее оксиконтин, и ее жизнь налаживается. Бетси скрывает от религиозных родителей, что она лесбиянка и хочет переехать с подругой в другой штат, но для этого надо подзаработать деньжат, не отвлекаясь на постоянную изматывающую физическую боль.
На дворе 1996 год. Фармацевтическая фирма Purdue Pharma только что запустила на орбиту свое новое детище оксиконтин. «В отличие от других опиоидов он не вызывает привыкания»,— уверяет Финникса коммивояжер компании. Тут бы честному доктору и прислушаться к здравому смыслу, но нет: агент убалтывает его какой-то псевдонаучной ахинеей про отсроченное поглощение вещества. Доктор сдается, когда посланец фармы кладет на стол последний решающий козырь — разрешение FDA (Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов) на широкое применение препарата. Скоро мы узнаем, как фармацевтам удалось его получить и что стало через несколько лет с Финниксом и Бетси.
Фото: Hulu
Фото: Hulu
Фото: Hulu
Фото: Hulu
В сериале «Ломка» пять сюжетных линий и несколько временных планов: действие перескакивает из середины 1990-х, когда оксиконтин агрессивно внедряли в обиход, в 2000-е, когда агент Управления по борьбе с наркотиками (УБН) Бриджит Майер (Розарио Доусон) задалась вопросом, почему после вывода препарата на рынок резко возросло количество налетов на аптеки. «Почему рецептурный препарат заполняет тюрьмы, и его фасуют на тех же подпольных фабриках, что и кокаин?» — с этим вопросом Бриджит приходит к начальству, но глава УБН резонно замечает, что в данном случае попросту нет картеля, за которым нужно охотиться. Никому пока не приходит в голову, что Purdue Pharma и есть такой картель. Никому, кроме прокуроров штата Вирджиния Рика Маунткасла (Питер Сарсгаард) и Рэнди Рэмсиера (Джон Хугенаккер): хоть они и обнаруживают целую серию мошеннических и коррупционных действий фармацевтов, прищучить их никак не могут.
Сериал Дэнни Стронга («Империя») основан на документальной книге Бетт Мейси «Ломка: дилеры, врачи и фармацевтические компании, подсадившие Америку на опиаты» (2018), и поставивший первые серии голливудский мастодонт Барри Левинсон всячески пытается увести его от публицистики в область высокохудожественной драмы. Удается это с переменным успехом: если линия Бетси и Финникса выписана душераздирающе (Майкл Китон в роли подсевшего на окси доктора похож на Битлджуса в аду), то охота правительственных агентов за зловещими фармацевтами смотрится схематично, несмотря на любопытные сюжетные твисты: например, когда самому Рэмсиеру после операции предлагают — сюрприз! — двойную дозу окси.
Зато коррупционные схемы и маркетинговые уловки семьи Саклер, владельцев Purdue Pharma, миллиардеров и покровителей искусств, показаны со всей тщательностью, и тут уже диву даешься оттого, что все это реальная история. «Отец» окси Ричард Саклер (Майкл Стулбарг) выглядит в сериале как злодей из комикса — этакий Пингвин или Лекс Лютор. Когда оказывается, что оксиконтин вызывает у пациентов привыкание и уже не действует заявленные производителем 12 часов (пациенты просыпаются среди ночи от боли), маркетологи Саклера изобретают термин «прорывная боль». Спустя четверть века термин прижился в медицинском сообществе и превратился в общепринятый, но в момент своего появления помог Саклеру обосновать продажи оксиконтина в повышенных дозах под новый диагноз. Точно так же дядя Ричарда Артур в 1960-е вводил в обиход валиум, сочинив под него маркетинговую историю про эмоциональное напряжение, провоцирующее кучу других заболеваний. Продажи повышенных доз опиоида оксиконтина пациентам, впавшим от него в зависимость, маркетологи Purdue Pharma будут именовать «индивидуализацией дозы»: зачем осторожно прописывать пациенту 10 мг, когда можно шарахнуть сразу 20 или даже 40 и взять с него вдвое большую сумму. Вот тут-то сериал и становится по-настоящему захватывающим, когда изобличает маркетинг, который продает нам черт знает что в упаковке из наукообразных фраз и уверений о заботе и пользе.
Смотреть: Hulu