 |
ФОТО: AP  |
— Как возник и развивался этот проект?
— Я в бешенстве, меня возмущает и курс на войну администрации Джорджа Буша, и поведение нашей прессы, более подобающее проституткам, чем журналистам. И вот в мае прошлого года я решил сфокусировать эти чувства и фрустрации в спектакле, который поставил на маленькой сцене в Лос-Анджелесе. Потом мы играли этот спектакль в Нью-Йорке. Он вызвал большой резонанс: консервативные газеты его громили, меня обзывали коммунистом (в Америке это серьезное обвинение), зато люди приезжали за тысячу миль, чтобы посмотреть нашу постановку. У меня на плече рыдал солдат, а журналисты, вернувшиеся из Ирака, благодарили за то, что мы высказались против засилья цензуры. Теперь спектакль стал фильмом. И я надеюсь, что он найдет своих дистрибуторов.
— Чем фильм и спектакль отличаются друг от друга?
— Фильм, как и спектакль, включает документальные кадры, поп-зонги в брехтовском духе, элементы сатиры и театра масок. Я сам не знаю, что это — театр, фильм, документалистика или что-то еще. Знаю только, что погибли тысяча американцев и 25 тысяч иракцев, что в результате наших действий многократно выросло число террористических групп в мире и мы растеряли наших самых преданных союзников. Неправильная интерпретация событий 11 сентября привела к тому, что в надежде укрепить нашу демократию мы сформировали образ ложного врага. Но теперь многие уже осознали ошибку. Даже официальные печатные издания открыто пишут о том, о чем два года назад мы говорили только между собой, в компаниях единомышленников, читали в альтернативной прессе или в британских газетах. Изменилось время, туман, окутывавший многие головы, рассеялся, тайное стало явным. Поэтому фильм имеет шанс привлечь другую, чем спектакль, гораздо более широкую аудиторию. Думаю, сегодня пришло время, когда американские деятели искусства должны сказать правду в глаза власти.
— Что конкретно вас не устраивает в американских массмедиа?
— Телевидение с патриотическим пылом поддержало войну в Ираке. Из эфира не вылезали экс-генералы, так называемые военные эксперты, которые убеждали общественность в том, что Саддам — это дьявол, а Ирак — ад на земле. Именно поэтому в фильме даже не упоминается Ирак, а речь идет о мифической стране Гоморра. Все телеканалы в Америке, включая частные, превратились в военные агитпункты. По существу, ситуация в СМИ сложилась такая же, какая была у вас в Советском Союзе.
— У нас и сегодня тоже хватает проблем с информационной свободой.
— Не сомневаюсь, но смею думать, что у вас теперь свободы все же больше, чем в Америке,— конечно, в пределах ваших традиций.
— Почему же в демократической Америке журналисты не сопротивляются посягательствам на свободу слова?
— Причины две — деньги и страх. Страх потерять работу и деньги. Я знаю как минимум трех человек, которых выгнали с телеканалов за чрезмерную самостоятельность. На CNN и в других крупных телекомпаниях действует и фактически легализован цензурный кодекс. Помню эпизод из собственной практики. Я выступал в прямом эфире, и в тот момент, когда говорил, что ни в какую страну нельзя экспортировать демократию, передачу прервали — якобы по техническим причинам. Отсюда и название фильма — американские медиа "прикованы к постели" цензурой. Мы давно чувствуем, что живем в обществе тоталитарных мнений. Вам скорее позволят выступать против права на жизнь детей, зараженных СПИДом, чем быть противником войны, развязанной администрацией Буша. О чем говорить, если полиция имеет право без спроса входить в наши дома, а когда мы жалуемся, это считается преступлением.
— Как вы относитесь к картине Майкла Мура "Фаренгейт 9/11"? Вы чувствуете его своим политическим союзником?
— "Фаренгейт" — очень важная картина. Это ясно хотя бы по той ярости, с какой на нее нападают консерваторы. Кроме того, опыт Майкла Мура показывает, что правдой (а не только ложью) можно заработать деньги. И теперь — вот уж поистине сюрреалистическая ситуация — Мур стал тем же, чем Годар для своего времени. И та же пресса, которую мутит от его фильма, вынуждена о нем писать с придыханием как о событии глобального значения.
— Значительная часть вашего фильма посвящена связи политической практики администрации Буша с философскими идеями Лео Штрауса. Чем он заслужил такое внимание?
— Лео Штраус родился в Германии в последний год XIX века, учился философии у Хайдеггера и был в юности убежденным сионистом. Предчувствуя приход нацизма, он эмигрировал в Англию, а затем в США. В эмиграции узнал, что Хайдеггер начал сотрудничать с нацистами,— и это стало поворотным пунктом в его собственной карьере. Штраус объявил себя наследником Макиавелли и сформировал циничную философскую концепцию, которую стал популяризировать на своих лекциях в самом левом университете Америки в Чикаго. Он преподавал там начиная с 50-х, и именно у него училось большинство неоконсерваторов-прагматиков, которые составляют костяк администрации Буша. Он имел огромное влияние на целое поколение политиков, и следы этого влияния мы ощущаем в наши дни все больше и больше.
— Вы можете привести примеры того, что идеи Штрауса живы?
— Одно из основных понятий философии Штрауса — "противоречие", которое он приравнивал к величайшей ясности высшего порядка. Абсурдные высказывания Джорджа Буша или Дональда Рамсфельда часто становятся объектами пародии. Но, по Штраусу, правительство падет, если оно будет говорить что-либо, кроме бессмыслицы. По Штраусу, не все люди равны, некоторые равнее, и только высшие круги общества имеют право на ложь. По Штраусу, необязательно читать Ницше, чтобы быть ницшеанцем. Администрация Буша, оттолкнувшись от ницшеанской "смерти Бога", пришла к гораздо более эффективному в наши дни "использованию Бога". Отсюда мессианизм Буша, самым примитивным образом интерпретировавшего священные книги и перенесшего их сюжеты на ближневосточный конфликт. То, что сегодня происходит,— это война элиты, тех самых 25 или 30 неоконсерваторов, которые дружат между собой и убеждены, что их политические идеи — главная движущая сила истории. Колумнист The New York Times Томас Фридман написал об этой группе: "Я могу назвать имена этих 25 человек — все они находятся в радиусе пяти кварталов от этого офиса. Можно сказать, если бы их полтора года назад сослали на необитаемый остров, никакой войны в Ираке не было и в помине".
Главный коммунист Голливуда
Тим Роббинс — один из самых успешных американских актеров. Играл в фильмах "Лучший стрелок", "И. о. Хадсакера", "Быстрый монтаж", "Прет-а-порте". Награжден "Оскаром" за лучшую роль второго плана в фильме "Таинственная река" и призом Каннского фестиваля за лучшую мужскую роль в картине "Игрок", за обе удостоен также премии "Золотой глобус". Как режиссер известен фильмами "Боб Робертс", "Колыбель будет качаться", "Приговоренный к смерти пошел". В последнем главную женскую роль сыграла жена Тима Роббинса Сюзен Сарандон, с которой он воспитывает троих детей. Роббинс сам пишет сценарии и пьесы, а также является художественным руководителем Actors` Gang Theatre — театральной труппы, сформированной в 1982 году, на счету которой более 80 спектаклей и более 100 наград. Пара Роббинс--Сарандон считается самой левой и политически ангажированной в Голливуде.