переговорный процесс
В субботу во Владикавказе должен был пройти митинг. На него пришли матери погибших в школе #1 детей. Специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ несколько часов был свидетелем противостояния жителей Беслана и власти Северной Осетии.
"Долой президентов к черту!"
— В Осетии нет мужчин! — кричала худая женщина в черной юбке и черной блузке и в зеленом платке.— Где мужчины?Она и еще несколько женщин, тоже в черном, стояли у входа в Дом правительства. В полдень должен был начаться митинг, насчет которого три дня назад несколько тысяч человек на этой же площади Свободы договорились с президентом Северной Осетии Александром Дзасоховым. Он обещал выйти и отчитаться перед ними, как выполняются их требования. Среди требований была отставка правительства республики, создание независимой комиссии по расследованию обстоятельств теракта в Беслане и просьба в центр о наказании генералов, виновных в случившемся. Президент республики пообещал митингующим то, что и так планировал сделать. Но было еще одно требование, которое Александр Дзасохов не выполнил и уже не собирался выполнять: они требовали его собственной отставки.
Сначала говорили, что митинг начнется в десять утра. В десять площадь была пуста. В двенадцать часов на ней стало многолюдней: появилось оцепление из милиционеров, которые, впрочем, пропускали желающих на площадь. Желающих почти не было. Это выглядело очень странно: три дня назад сюда приходили люди, которые не пришли бы сюда снова вчера, только если бы их арестовали. Ходили слухи, что активистов митинга идентифицировали и провели с каждым индивидуальную работу. Мне, впрочем, казалось, что и этого должно быть недостаточно, чтобы они не пришли.
Но зато я увидел на площади несколько женщин, которых три дня назад не было. Из Беслана приехали матери погибших. Их было восемь. Это были женщины из одного двора. Они прочитали объявление, вывешенное кем-то за окном дома культуры в Беслане, и теперь стояли перед входом в Дом правительства.
— Вы хотите чего? — спрашивал их полковник на входе.
Милиции было немного: человек семь-восемь в форме рассредоточились у входа. В штатском тут же, у входа, было, мне показалось, гораздо больше.
— Нам нужен Дзантиев (министр внутренних дел республики Казбек Дзантиев.— Ъ) и Дзасохов,— сказала та же женщина, которая кричала, что в Осетии не осталось мужчин. Женщину, я потом выяснил, звали Анета.
— Нет Дзасохова. Он в Москве, а с Дзантиевым я сейчас свяжусь,— сказал полковник и ушел, закрыв за собой тяжелую деревянную дверь с квадратными окошечками.
— Он же обещал быть здесь! — закричала Анета.— Почему в Москве?! Он обманул нас! Он опять нас обманул! Долой президентов к черту! Я сама буду президентом! Буду защищать детей!
Другие женщины тоже подошли ко входу. Они уговаривали ее успокоиться. Но они на самом деле нервничали еще больше нее.
— Где ты, Дзасохов?! — крикнула еще одна, лет сорока пяти, Сусанна.
Анета вдруг разбежалась и ударила ногой в стеклянное окошко двери Дома правительства. Окошко разбилось, а она засунула в него руку. Ее оттаскивали. Она била майора по щекам. Он пытался скрутить ей руки за спиной.
— Говнюк,— сказал осетин у меня за спиной.— Надо их рвать.
— Я убью кого-нибудь! — кричала Анета.
Остальные женщины плакали.
— Не плачьте,— сказала им еще одна, Рита.
Она была старше других.
— Все, хватит! Плакать больше не будем.
— Нас всю жизнь успокаивали!
— Не надо между собой ругаться!
— А с кем нам еще ругаться? Пусть придет Дзасохов, мы будем с ним ругаться! Дайте мне платок,— сказала Сусанна.
Ни у кого из них не оказалось платка. Немецкий журналист достал из кармана свой и отдал Рите. Она вытерла уголком мокрые глаза и сказала:
— Ну вот выходят милиционеры из этого дома, хотят с нами бороться. А что толку от них? Кого они могут победить? У них патроны холостые. Когда школу захватили, они к нам в дом пришли и долго стреляли, я потом три ведра патронов вынесла. И половина холостые. Они холостыми стреляли по террористам!
— Я сейчас сознание потеряю,— сказала одна из женщин в черном платке.
Она прислонилась к стене Дома правительства.
— Зайдите в здание,— предложил еще один полковник.
Они категорически отказались.
— Никого из нас там не будет! Пусть к нам кто-нибудь в белой рубашке выйдет! Где Дзантиев? — кричала Рита.— Пусть выйдет! Я на него молилась!
Она встала на колени. На самом деле ее просто больше не держали ноги. Ей вынесли стул.
— Где мой ребенок четырнадцати лет? — кричала Сусанна. Пусть ответят! Мы не шахидки! Пусть он выйдет! Мои дети мочу пили, а Дзасохов нам говорил, что все нормально!
Она стояла, закрыв глаза, а другие женщины хлопали ее по щекам и говорили ей:
— Береги свои силы, береги!
— Если Дзасохов в Москве, мы подождем,— повторяла она,— мы постоим.
— Успокойтесь,— тихо говорил им пожилой мужчина,— вы уже затеяли, дело пошло, кричать не надо, люди будут здесь.
Она не реагировала.
— Позвони, скорую вызови,— негромко сказал он стоявшему рядом майору.
Одна женщина услышала:
— Они нас в больницу хотят отправить!
— Пока не придет Дзасохов, никуда не уйдем! Восемьсот женщин надели черные косынки. Мы ждем!
Все зло, от которого погибли их дети, персонифицировалось для этих женщин в одном человеке. Он должен был прийти к ним. Он не должен был их обманывать.
— Рита, успокойся! — говорила Сусанна.— Я тебя отправлю домой, если ты будешь так беспокоиться.
— Я за сына отомщу,— повторяла Анета.— Я буду мстить здесь. Я просто так не умру. Я не умру, пока не отомщу. Во мне проснулась кровь предков. Вот сейчас она проснулась, с потерей моей дочери!
Она поднимала руки к небу и что-то бормотала.
— А я террористам говорю: "Ну что вы нас взяли? Вы бы парламент наш взяли",— заговорила еще одна женщина.
У нее было совершенно белое лицо даже по сравнению с лицами других женщин.
— Если бы моя дочка ко мне сейчас пришла, я бы в тайгу пошла с ней и не уходила бы,— говорила еще одна женщина в черном.
Другая разговаривала по мобильному телефону:
— Мы у Дома правительства, пусть все едут сюда, скажи всем, чтобы приезжали, мы тут долго стоять будем.
— Хватит плакать! Ты возле гроба плакала? Ну вот и все, а теперь хватит, а то домой тебя отправлю,— повторяла Сусанна Рите.
Подошли врачи.
— Пойдемте с нами,— предложила женщина в белом халате.
— Никуда мы отсюда не уйдем, лучше дайте нам нашатырки.
— Какой вам нашатырки! Вы же в сознании! — сердито сказала врач.
— Где Дзантиев?! Где Дзасохов?!
Человек мог умереть героем
Врачи ушли. Из дверей Дома правительства вышел немолодой грузный человек в костюме и подошел к ним.— Чего вам надо? — спросили его женщины.
— Может, зайдем туда и поговорим? — предложил он.
— Вы кто?
— Меня Алан зовут.
— Нам страшно, Алан!
Отчего-то они доверились ему.
— Это я с вами согласен,— сказал Алан.— Это по всему миру терроризм идет.
— Алан, вы знаете, как хорошо вели себя наши дети? — сказала женщина с белым, как вата, лицом.— Они молились. И я себя корю, что я младенца вынесла, а сама не вернулась туда, мне не дали, Алан.
— Это его по телевизору показывали? Это наш новый премьер, что ли? — спросил кто-то.
Алан Борадзов кивнул.
— Я хочу, чтобы наша нация процветала...— начал он.
— Мы тоже хотим, чтобы нация процветала,— неожиданно спокойно сказала ему Сусанна.— Помните, королева Елизавета когда-то сказала: "Я замужем за Англией!" Вот что должен человек во власти делать. Вот так должен думать.
— Я понял,— сказал премьер.
— У меня не было квартиры двадцать лет. И я все думала, что я скажу детям, когда они вырастут, где они будут жить,— говорила бывшая заложница.— А там, в зале, я думала, что мне ничего не надо, я хотела, чтобы они жили. И мою дочку убили, ей было девять лет, она сгорела, у меня брюки в черном испачканы, видите, это от моего ребенка, ясно вам?!
— А что вы хотите? — спросил премьер.
— Я не могу простить смерть моей дочери, я должна поговорить с президентом,— повторяла она.— Почему он не зашел к ним? Я себя все время спрашиваю об этом.
— Я тоже спрашиваю,— ответил премьер.— Вы же там, в зале, были отдельно, а он — отдельно. Поэтому так и получилось.
— Почему не приняли меры, чтобы освободить детей?
— Какие меры, там же были дети? — переспросил он.
Он старался перехватить у них инициативу в деле заботы о детях.
— Почему Дзасохов не пошел?
— Мне полковник Панков лично говорил: он шел.
— Пусть бы пять чьих-то детей спас, пусть бы за него одного отпустили. Человек мог умереть героем! Разве он не хотел?
— А ты что, сам с чистой совестью живешь? — спросила его одна женщина, до сих пор молчавшая.
— Я с чистой совестью жил, живу и буду жить,— неожиданно зло ответил ей премьер.
— Аушев ведь зашел,— сказала Рита.
— Не трогайте Аушева (бывший президент Ингушетии Руслан Аушев.—Ъ), он с ними заодно,— поддержал разговор полковник МВД, стоявший за спиной премьера.
— Я попросила, можно моя взрослая девочка выйдет тоже вместе со мной? — говорила бывшая заложница.— Они говорят: "Нет, один младенец — одна мать". Я вышла. Фатима тоже с грудничком вышла, она вернулась в зал, а меня не пустили.
Премьер посмотрел вокруг и увидел несколько мужчин, стоящих вокруг.
— Тебя как зовут? — спросил он одного.— Володя? Пойдем отойдем — поговорим, Володя.
Он и еще несколько человек отошли в сторону.
— Никто, Володя, не может простить горе. Это же все не так просто. Я поэтому и других пригласил. Вот вас как зовут? Роберт? Я и Роберта поэтому пригласил. Какие у вас вопросы ко мне?
— Почему говорили, что среди террористов арабы? — мирно спросил Володя.
— Вчера парламент был. Задали этот вопрос ФСБ. Они расследуют этот вопрос.
— А ингуши были там? Везде есть ингуши! — в сердцах сказал Роберт.
— В системе, где я работал, их ни одного не было и нет,— твердо сказал премьер.— На транспорте.
— А Дзасохов где?
— В Москве. Его Путин вызвал на Совет безопасности. Решают.
— Понимаете,— сказал Володя,— у людей личная боль.
Премьер кивнул.
— Давайте пройдем ко мне и поговорим об этом,— просто предложил он.
Мужчины закивали. Это была первая победа Алана Борадзова в новой должности.
— Есть один вопрос, Алан Георгиевич,— протиснулся к нему мужчина лет сорока пяти с нервным и, я бы даже сказал, умным лицом.— Надо, чтобы к ним замгенпрокурора Колесников пришел. Ведь он где-то здесь. Пусть он поговорит. Он на их вопросы ответит. А женщинам, Володя, надо объяснить, что их главная задача — с Колесниковым встретиться, а не с Дзасоховым. Все-таки замгенпрокурора.
Володя кивнул. Премьер ушел в здание.
— Мы бы такие ужасы не выдержали, какие наши дети выдержали,— говорили между собой женщины.
— Сейчас Колесников подъедет,— сказал им вышедший из здания немолодой человек, не Володя.
— Нам не нужен Колесников! — сказала Сусанна.
— Как это не нужен? — обиделся он.— Это большой человек.
— Мое сердце обожжено,— ответила ему Сусанна,— а вы мне про Колесникова говорите.
— Да просто не надо провоцировать таким поведением,— сказал ей этот человек.— А вы хотите провоцировать, чтобы к власти пришли те, кому вообще безразлична судьба ваших детей.
— У моего сына нет судьбы, он умер,— сказала женщина.— И мы не хотим провоцировать.
— А вам не кажется, что мы наше горе превращаем в фарс? — спросил он.
— Я не фарсую,— сказала ему Сусанна.— Это у Дзасохова получился фарс. Вся его жизнь фарс теперь.
— Мы сочувствуем вашему горю,— сказал ей этот человек.
Кто хоть это был такой?
Как вести себя в горе
— Вы же знаете меня,— произнес он.— У меня погибла дочь. Мою историю освещали по телевидению на всю страну.— Да, мы вас знаем. Вы Валерий Гизоев. Мы тоже сочувствуем вашему горю.
23-летняя дочь Валерия Гизоева Инна погибла 9 декабря 2003 года в Москве при взрыве у гостиницы "Националь". Потом одна из газет написала, что Гизоева была одной из погибших шахидок и находилась в федеральном розыске как подозреваемая в причастности к взрыву на рок-фестивале в Тушине. Родители Инны через суд добились опровержения этой информации.
— Я молчал в моем горе,— сказал Валерий Гизоев.
— Вы неправильно себя вели в вашем горе,— сказала Сусанна.
— По моему горю дело вели, поэтому я молчал. Давайте цивилизованно решим, по-человечески, пройдем в здание... Вам нужна эта толпа?
— Это наша толпа,— сказала Анета.
Валерий Гизоев помолчал и ушел обратно в здание, не справившись со своей задачей. Вместо него вышел еще один. Его тоже знали. Это был Теймураз Кусов, бывший министр по делам национальностей Северной Осетии и сопредседатель смешанной трехсторонней контрольной комиссии по Южной Осетии. Он только начал говорить, как Рита буквально взмолилась:
— Ну оставьте нас!
— Я вам что, мешаю? У вас есть вопросы?
— Террористы сказали нам, что мы должны молиться, чтобы у них все получилось, тогда и мы, и они живыми останутся,— сказала бывшая заложница.— Значит, это вы что-то не так сделали.
Он пожал плечами:
— Все так.
— Дзасохов восьмого обещал нам, что придет сегодня. Где он?
— Так он же Совет безопасности в Москве созвал. Он что, не должен был туда ехать?
— Но он же нам обещал! Он просто обманул нас всех. Опять он обманул.
— Вы допускаете, что я чего-то знаю, а вы не знаете? Ну так вот, он должен был поехать!
— Такая система, что сделаешь, они по двадцать лет сидят, породили эту систему...— тихо говорила Анета.
— Я не сидел!
— Я не хочу вас обидеть.
— Но вы меня обижаете!
— Уважаемый, зачем вы на нас так кричите? — спросила Сусанна.
— Да я же объясняю...
— Я вам тоже объясняю: оставьте нас.
Узнать и изменить
— Жить-то как не хочется,— сказала Рита.— Когда мы сидели в зале,— ответила бывшая заложница,— террористы нам сказали: "Вам хочется есть? Ну так считайте, что вы объявили сухую голодовку, и вам будет легче". И мы сейчас тоже объявим. И они говорили нам: "В 'Норд-Осте' нас обманули, а это вам не 'Норд-Ост'". Они не были смертниками, они не хотели умирать, они могли умереть, но они не хотели. Я спрашивала их, чего они хотели, они говорили, что вывести войска из Чечни, а я говорила, что ничего про это не знаю, что я не убивала, а они говорили, что я же плачу налоги на армию и внутренние войска, значит, убиваю. Я спрашивала, что за бог у вас, что вы с детьми так поступаете, а они говорили, что ничего страшного с ними не случится, они ангелочки и сразу улетят на небо. И один говорил нам, мы с грудничками стояли, что зря мы думаем, что нас выпустят и нас ничего не коснется. Ничего, говорил, не переживайте, я успею забежать к вам и взорвать вас и себя.
— Мы должны все узнать и все изменить,— говорила Рита.
— Что изменить? — спросил отлучавшийся куда-то и, видимо, присланный обратно господин Кусов.
— Власть изменить. Президентскую власть. Дзасохов не должен быть президентом.
— Они директора водили звонить, чтобы она связалась с Дзасоховым,— говорила бывшая заложница.— А она вернулась и сказала, что там никто не отвечает.
— А телефон они сами давали? — спросил Кусов.— Ну вот! На них никакой надежды!
— Я хотела вернуться, а меня не пустили,— повторяла бывшая заложница.— Где Дзасохов? Где Дзантиев? Прежде чем это люди в погонах и в должностях, это мужчины. Мы вызываем двух мужчин!
— Один сейчас должен вообще-то подъехать,— озабоченно сказал Кусов.
Из здания вышел еще один парламентер, бывший премьер Южной Осетии Олег Тезиев. Он был на митинге восьмого, пытался успокоить людей, и ничего тогда у него не вышло.
— Надо попытаться завести их в здание все-таки,— тихо сказал он своему соседу.
— Уже пытались,— ответил тот.
— Ну так еще раз! — сказал Олег Тезиев.
— Вам же холодно, пойдемте туда! — начал он, обратившись к женщинам.
— Нашим детям тоже холодно сейчас,— сказала Рита.
Олег Тезиев повернулся и пошел обратно в здание.
— Мы дождемся Дзасохова,— повторяла Сусанна.— Он плевал на меня, когда я была живая. Теперь я на него хочу плюнуть.
Почти ко входу подъехал Mercedes с тонированными стеклами и синими номерами. Из него вышел усталый и, казалось, пожилой человек. Это был министр внутренних дел Казбек Дзантиев. Правительство накануне было отправлено в отставку, но насчет него и остальных силовых министров приказ должен был подписать президент страны. Господин Дзантиев, таким образом, пока исполнял свои обязанности, а требование оппозиции об его отставке не было выполнено.
Министр подошел к группе людей, стоявших метрах в двадцати от входа, и я узнал в одном из них замгенпрокурора Владимира Колесникова. Они о чем-то поговорили минуты три.
— Видите, там Дзантиев подъехал,— сказала Анета.
— Мы что, кричать ему будем? — спросила Сусанна.— Подождем.
Но министр и замгенпрокурора уже шли к ним.
С кого начать
— Я пришел по зову сердца,— сказал замгенпрокурора.— Задавайте ваши вопросы. Готов ответить.— А можно не с вас начать? — спросила Сусанна и посмотрела на министра.
Господин Колесников кивнул.
— Почему в этот день наши дети были не защищены?
— Мы разослали людей, сколько могли, сколько у нас было, по всем школам,— сказал министр.— Где-то дежурили сотрудники ГИБДД, где кто-то еще.
— А почему райотделы милиции так мощно охраняли? Там не по два человека были.
— Поступила информация, что их будут захватывать, террористам нужно было оружие, поэтому было усиление.
— А почему они прошли?
— Граница такая,— сказал министр.— На каждый метр человека не поставишь. Сто километров. Разве вы не понимаете таких простых вещей?
Стало довольно тихо.
— Не надо уходить,— сказала бывшая заложница.— Надо ответить.
— Я отвечу,— сказал министр.
Прозвучало как угроза.
В тот же вечер президент России подписал указ о его отставке. Уволен был и начальник УФСБ по Северной Осетии генерал-майор Валерий Андреев (см. стр. 2).
"Дайте нам слово!"
— Мы должны дать правильную оценку происшедшему,— вступил в разговор Владимир Колесников.— Это трудно. Среди сотрудников правоохранительных органов есть мои друзья.— Такие же продажные,— сказала бывшая заложница.
Он сделал вид, что не услышал.
— Я стараюсь, чтобы все получали информацию. Я буду говорить, чтобы все знали, что сделано и как. Есть еще ко мне вопросы? Да, и те, кто еще не сдал анализы на кровь, вы сделайте это, и может быть, найдете кого-то из близких...
— Да мы уже опознали своих.
— А, понятно.
— Дайте нам слово, что вы придете и расскажете, что делаете. Нас восемьсот женщин в трауре. Приедете в Беслан?
— Я буду встречаться регулярно с представителями СМИ,— ответил господин Колесников.— А вам просто не могу обещать. Я не выполню потом, а вы скажете. Всему обществу надо быть бдительней. Вчера мы были на Госдуме. Не скрою, я сказал: я против ваххабизма. Я за то, чтобы наши дети были вовлечены в процесс производства... Нехватка рабочих мест...
— У вас же есть штаб. Пусть кто-то из штаба встретится с нами.
Замгенпрокурора пожал плечами. Глава МВД сказал, обращаясь к женщинам:
— Вы нас правильно ругаете. Но у нас, если честно, к вам тоже есть вопросы. Вот мы два раза в год перекапываем границу. Но ее кто-то закапывает каждый раз. Кто? Кто ездит? Разве из Беслана не ездят? Разве не зарабатывают на нефти?
— Да их мало, кто в Беслане на нефти зарабатывает. Вы их всех знаете. Почему не боретесь? С ними, с террористами?
— Так,— произнес замгенпрокурора.— Дайте я скажу. Пришли не преступники, а людоеды, которые в наши головы не влезают!
Он внезапно очень разволновался.
— Вы не застрахованы, что с вашими детьми этого не произойдет,— сказали ему.
Он кивнул и попрощался:
— Всего вам доброго.
Остался министр.
— А когда Дзасохов вернется? — спросили его женщины.
— Может быть, завтра.
— А если завтра не вернется?
— Я не знаю точно,— признался он.
— Мы соберемся послезавтра в Беслане и будем ждать его в двенадцать часов у ДК,— сказала Рита.— И не заставляйте нас идти сюда снова. Будет гораздо хуже.
— Мы поговорим с ним как с мужчиной,— сказала Сусанна.
Я думаю, он опять не придет. В Москве в это время будет идти историческое заседание правительства с участием руководителей регионов. Господин Дзасохов приглашен. Пойдет.
— А ваши милиционеры очень испугались моего зеленого платка,— сказала главе МВД Анета.
— Вы еще что-то хотели у меня спросить,— произнес министр.
— Я уже забыла. Мы пойдем.
— У вас машина есть?
— Нет. Так приехали!
— Подождите, я вам дам. Стойте, не уходите! Куда же вы?!
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ