Чудо в овечьей шкуре
Василий Степанов о фильме «Агнец», сказочном хорроре про человека-овцу
Несмотря на московский локдаун, в прокат вышел дебютный фильм исландца Вальдимара Йоханссона «Агнец», получивший спецприз за оригинальность в Каннском конкурсе «Особый взгляд» и отправившийся от Исландии на соискание «Оскара».
Фото: Capella Film
Бездетные, когда-то похоронившие дочь фермеры — Мария (Нуми Рапас) и Ингвар (Хильмир Снайр Гвюднасон) — живут сменами дней и сезонов: сначала выгоняют свое овечье стадо в зеленую исландскую долину, а затем загоняют овец обратно, чтобы сберечь поголовье от морозов, в уютный отапливаемый хлев, кормят, поят, лелеют. В этой тихой крестьянской жизни фермерам помогает пастушья собака с не по-собачьи мудрыми глазами и кот, взгляд которого вызывает что-то вроде оторопи. Однажды под Рождество парнокопытные слышат в своем загоне тревожное звериное дыхание, страшно вращают глазами, и к лету одна из овец одаривает пастухов причудливым приплодом — как только детеныш появляется из утробы, глаза исландцев округляются. Есть чему удивиться: у агнца почти человеческое тело!
Зрителю, впрочем, наполовину ягненка—наполовину младенца авторы предъявляют не сразу, важна не сказочная человеко-зверушка, а те эмоции, которые она вызывает. Это чистая любовь — младенца кормят из бутылочки, кутают, баюкают. Ревнуют к матери-овце (кто отец, до самого финала можно только гадать). Самое главное и удивительное — ни Мария, ни Ингвар бедной овечке не удивляются, как будто в местных фантастических ландшафтах всякое чудо не просто возможно, но и обязательно произойдет. «Что у вас тут творится?» — спросит залетевший из города брат Ингвара. И ему ответят просто: «Счастье!»
Исландия — важнейшая географическая точка на карте современного кино. Здесь и зрительский, и авторский кинематограф привыкли искать и находить волшебную инопланетную натуру. Ридли Скотт снимал здесь родину Чужого, а Александр Сокуров выгуливал Мефистофеля. Но сами исландцы до сих пор изучали свои просторы скорее взглядом сугубо реалистическим: да, здесь снега, да, здесь ветра, да, гейзеры, да, симпатичные маломерные лошадки,— но все-таки прежде всего они снимали кино о человеке, потерянном на краю земли, нежели о самом этом крае потерь. Вальдимар Йоханссон своим дебютным «Агнцем» слегка переписывает сложившуюся традицию. Первые полчаса он усердно наблюдает за молчаливой фермерской жизнью во всей ее физиологической красе (сцены, в которых главные герои занимаются своей землей и стадом, поражают прежде всего документальной интонацией в духе Косаковского или Дворцевого), но затем бытовой очерк явно дрейфует в сторону поэтической сказки.
Нуми Рапас в роли удивительной приемной матери, прижимающей к груди овечку-человечка, заставляет вспомнить о другом скандинавском хите прошлого Канна — шведской истории про троллей «На границе миров», в которой смешивались в сногсшибательный коктейль миф, гротеск и социальный комментарий. Возможно ли принятие овцы в мир людей? Возможна ли семья, построенная не на кровном родстве? В финале картина нетривиально отвечает на все поставленные вопросы, но все-таки кажется, что драматургически оправданные ответы — последнее, что на самом деле интересует режиссера.
Успех «Агнца» — не в истории, не в вывихнутой сказочной фабуле. Скорее он в непротиворечивом равновесии, которое удается создать любующемуся ландшафтами оператору-постановщику Эли Аренсону, эмбиент-композитору Тораринну Гуднасону (между прочим, это брат написавшей музыку к «Чернобылю» и «Джокеру» Хильдур Гуднадоуттир) и актерам, которые умудряются здесь стать частью ландшафта. Йоханссон являет зрителю пространство в полноте и равновесии. Здесь собака, кот и овца так же важны, как зеленый луг, как облако тумана на вершине горы, как человек — не венец, но тоже важная часть природы.
Родившаяся в хлеву девочка-овечка предъявляет неразделимость всех явлений мира. Ее красота именно в этой неразделимости: копытце — справа, человеческая рука — слева. Поэтическое единство формы и содержания в случае с «Агнцем» понятно интуитивно, и можно закрыть глаза на многочисленные подсказки, которые тут и там раскладывает Йоханссон для недоверчивых зрителей, привыкших опираться на цитаты и сноски: вот вам «Собачье сердце» в руках Марии, вот — исландская книжка-сказка про принцессу Диммалимм и лебедя в руках Ингвара, или прослушайте рождественские гимны по радио в хлеву. И то, и другое, и третье — истории про метаморфозы и попытку перейти границу, отделяющую звериное от божественного. Но нужно ли переходить этот рубеж? Этого Йоханссон, к счастью, не знает. Но русскоязычному зрителю после просмотра «Агнца» в слове «человечество» еще долго будет мерещиться что-то овечье.