«Дунай», режиссерский дебют Любови Мульменко, вышедший в ограниченный прокат и попавший на локдаун, доступен теперь в онлайн-кинотеатре Start. Познакомиться с этим необычным и чрезвычайно симпатичным фильмом рекомендует Андрей Плахов.
В дунайском воздухе свободы разгорается любовная история двух героев
Фото: START
Надя (Надежда Лумпова) приезжает в Белград, оставив за плечами тридцать лет московской жизни, работу, о которой хочется как можно быстрее забыть, и, вероятно, не самый удачный любовный опыт. Ах да, осталась еще Москва, про которую кое-кто говорит, что это самый зажигательный и свободный город мира. Кому как. Надя не мыслит стереотипами, для своего отпуска она выбирает не турецкий курорт, а Сербию — как бы Россию в миниатюре, только с другим темпераментом, балканским.
В первый же день девушка встречает Нешу (Ненад Васич) — доброго душевного парня, который одет как оборванец, ночует где придется, а зарабатывает (причем, как выясняется, не так уж мало), жонглируя на улицах перед стоящими у светофоров машинами. Эта встреча вполне могла остаться в жизни обоих как one night stand, но превратилась в «отношения», со смешными и трогательными перипетиями, легкими недоразумениями, иногда вспыхивающими надеждами на что-то большее. Прежде всего со стороны Нади, которая ищет в неуклюжей любовной авантюре выхода из пустоты, прагматизма и одиночества. Даже если этот выход — незапланированная хмельная беременность.
Нащупав в сценарии эту пружину, другой режиссер стал бы всячески ее выпячивать, но Мульменко, сама будучи опытной сценаристкой, наоборот, приглушает тональность, топит мелодраму в атмосфере незатейливых белградских тусовок. Город, знавший лучшие времена, все еще не залечил травмы войны, изоляции, унижения, но не унывает, дурачится, веселится, поет и пьет. Так, во всяком случае, ведут себя персонажи, с которыми судьба свела Надю,— местные «полуночные ковбои» и «беспечные ездоки», шалопаи и ловеласы, их пылкие и сентиментальные подруги. И привыкшая жить «по плану» москвичка отдается этому спонтанному потоку жизни, столь же несуетливому, но при этом властному, как омывающий город Дунай.
Мифология великой европейской реки использовалась и в культурных, и в политических целях, как в известной песне на стихи Евгения Долматовского, где «встретились в волнах болгарская роза и югославский жасмин». Мифология дунайской дружбы была сильно скомпрометирована, в том числе югославской войной, но Любовь Мульменко возвращает ей «довоенное» значение. Белград выступает как обитель невинности, которую давно утратила Москва, а Неша — анахроничная реинкарнация моды на дзен и нью-эйдж. Он не отягощает себя мобильником и периодически уходит в лес, чтобы зарядиться природной энергией. Он с обезоруживающей наглостью несет пургу про инь и ян и на полном серьезе уверяет, что английский язык — не что иное, как переделанный славянский, но даже в этой глупости, за которой обычно следуют проклятия в адрес США, нет ни капли агрессии.
Как и ее Надя, Любовь Мульменко не романтик, а наблюдатель и исследователь жизни. «Дунай» — это открытие страны и ее людей с той малоизвестной стороны, какую не ощутишь и в сербских фильмах — как правило, гораздо более жестких и токсичных. Это также открытие нового режиссера, чуткого к человеческим лицам, к фактурам и ритмам современного города и, конечно, к диалогам. В том числе иноязычным. Финским, как в «Купе номер 6» Юхо Куосманена, или осетинским, как в «Разжимая кулаки» Киры Коваленко,— Мульменко принимала участие в написании и тех и других, и оба фильма прозвучали в значительной степени благодаря этим диалогам. В данном случае сербский используется еще и как источник дополнительной свободы. Ведь именно с запрета картины «Комбинат "Надежда"» Натальи Мещаниновой, для которой Мульменко тоже писала сценарий, семь лет назад началась лексическая цензура и с официального российского экрана был изгнан мат. В Сербии такую ситуацию представить невозможно, и хотя в «Дунае» им не злоупотребляют, естественный язык, слегка смикшированный русскими субтитрами, очень украшает картину.
Украшают ее и пластичная работа оператора Михаила Хурсевича, и сербская музыка в широком диапазоне: от Джордже Марьяновича и народных песен до рок-группы Idoli — культовой классики «новой волны» 1980-х. Получился фильм, который приятно смотреть, на котором легко дышать и в котором все художественные элементы как будто свободно плывут по течению, но так прилажены друг к другу, что и не узнать, «где чей подарок». Однако и впечатление легкости тоже обманчиво: в свободном плавании накопится достаточно горечи, чтобы ожидаемый финал стал эмоциональным шоком.