«Мы почувствовали, что музыка сделала полный круг»

Один из основателей английской группы Duran Duran, клавишник Ник Роудс рассказал Борису Барабанову о ее только что вышедшем новом альбоме «Future Past», о музыке, сделавшей круг, и о своей дружбе с барабанщиком «Кино» Георгием Гурьяновым.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Первый за пять лет альбом Duran Duran считается посвящением 40-летию группы, и логично было бы ожидать музыки, которая звучала на протяжении всех этих десятилетий. Но вы сконцентрировались на 1980-х, а, например, замечательный роковый период альбома «Duran Duran» (1993) с хитами «Ordinary World» и «Come Undone» в новой пластинке никак не отозвался.

— Так произошло потому, что спустя три десятилетия после того, как 1980-е закончились, мы почувствовали, что музыка сделала полный круг. То, что сейчас считается современным, явно сделано под влиянием 1980-х. С нами в студии были два продюсера из разных эпох: Эрол Алкан, остро чувствующий современность диджей с инди-корнями, и Джорджо Мородер, человек из диско 1970-х. И они оба сказали нам о том же: каким-то образом этот звук вернулся. Если вы послушаете The Weeknd или Билли Айлиш, вы тоже найдете в их звучании отголоски 1980-х. Я, как и вы, люблю наш «Свадебный альбом» 1993 года, и мне самому интересно, сможем ли мы повторить что-то подобное. Надеюсь, ответа не придется ждать пять лет.

— В 2000-е Duran Duran записывались с самыми востребованными продюсерами того времени — Тимбалендом и Джастином Тимберлейком. В 2010-е — с продюсером Эми Уайнхаус Марком Ронсоном. А в этот раз вы взяли на борт не Финнеаса О’Коннелла или Джека Антоноффа, а парней, о которых мы давно ничего не слышали,— пропагандиста ню-рейва 2000-х Эрола Алкана и экс-гитариста Blur Грэма Коксона.

— Эрол Алкан — это был рискованный выбор. Я знал его как диджея и гораздо меньше — как продюсера. Он как-то зашел к нам в офис, мы разговорились, оказалось, что он большой фанат Duran Duran. У него обнаружились интересные идеи и хорошая энергия. Он ходячая энциклопедия танцевальной музыки и инди. И мы решили: что если он побудет с нами пару дней в студии? Посмотрим, что выйдет. Когда он вошел, от него как будто исходили электрические разряды. Мы не захотели с ним расставаться. Что касается Грэма Коксона, то мы впервые пересеклись с ним в 2017-м на круглом столе, посвященном Дэвиду Боуи. Я сказал: «Почему бы тебе не зайти к нам на студию? Поиграем вместе, может, что-то получится». Спустя два года, когда мы сели записывать альбом, я послал ему сообщение, и в итоге он не сыграл только на двух треках альбома — на тех, где с нами был Джорджо Мородер. Грэм Коксон с Эролом Алканом, как выяснилось, жили в соседних подъездах. Так что к нам на студию они ездили в одной машине. Их тандем дал сильный толчок нашему альбому.

— Многие были бы рады видеть Грэма Коксона на сцене с Duran Duran.

— Мы уже успели сыграть вместе на церемонии вручения наград Billboard. Насколько я знаю, что-то планируется на BBC в декабре, и он тоже собирается присоединиться.

— Песни «Beautiful Lies» и «Tonight United», где участвует Джорджо Мородер, очень близки итальянской или немецкой, а то и советской поп-музыке 1980-х и максимально далеки от традиционно аристократичного звучания Duran Duran.

— Мы 40 лет ждали шанса поработать с Джорджо. Для нас самих это была загадка — что получится? В этих песнях он делает то, за что его все любят. Он играл на одном синтезаторе, и это такие очень характерные для него, узнаваемые секвенции. А то, что вам кажется «евродиско»,— это всё уже моя ответственность. Звук этих песен делался на инстинктивном уровне. Никакой продуманности. И еще Джорджо практически отказался в них от живых инструментов. Только синтезаторы. Так что мы все оказались в его особенном электронном мире.

А насчет италодиско скажу: это моя слабость. Там нет таких песен, как «Ordinary World», но оно заставляет меня улыбаться.

И люди на танцполе не могут устоять на месте.

— В песне «Falling» играет многолетний партнер Дэвида Боуи — пианист Майк Гарсон. Мне эта вещь показалась гораздо более близкой к джазу, чем к Боуи и тем более Duran Duran.

— В отличие от меня, парня, стоящего за синтами и лэптопами, Майк Гарсон — человек с классической выучкой, отлично знающий джаз. Когда мне было 10 или 11 лет, альбом Дэвида Боуи «Aladdin Sane» стал большой частью моей жизни. Когда мы начали записываться с Майком, мы попросили его: «Дай нам настроение, как в песнях "Aladdin Sane" и "Lady Grinning Soul"!» И когда он заиграл, мы все затаили дыхание. Если бы в студии упала булавка, было бы слышно. Партии Майка не нуждались в редактуре. Все, что он сыграл, целиком вошло в альбом. В его партии фортепиано на контрасте с моими синтезаторами была естественная красота, как бы вступившая со мной в диалог.

— Гитарист российской группы «Кино» Юрий Каспарян рассказывал мне, как вы, находясь на гастролях в Санкт-Петеребурге, были в гостях у барабанщика «Кино» Георгия Гурьянова. И как вы с Георгием слушали альбомы «Кино» и точно угадывали, к какому году какой из них относится. Насколько близко вы были знакомы?

— Я очень хорошо помню Георгия и до сих пор скорблю о нем. Нас когда-то познакомила княгиня Катя Голицына, они были друзьями. У нас с Георгием были похожие вкусы — музыка, диджеинг, фотография, живопись. Не стоит забывать, что он был выдающимся художником. Я был в его мастерской, он показывал мне свои работы, и еще у него там был очень милый котенок. Да, мы действительно слушали альбомы «Кино» и смеялись, сопоставляя их с записями Duran Duran, слушая, откуда какая мелодия взялась. Мы просто развлекались, ничего серьезного. Мне было интересно, что происходило в тот момент в русской музыке.

Мы в Англии хорошо знали русское классическое искусство и даже кино, но никак не были осведомлены о современной музыке.

Виноваты были и железный занавес, и языковой барьер. Знаете, когда я в последний раз был в Москве, я отправился на кладбище, чтобы увидеть могилу Прокофьева. Все эти великие русские композиторы — Прокофьев, Рахманинов, Стравинский — они серьезно повлияли на меня когда-то.