Во всем есть свои плясы

Обильным трехчасовым концертом в Большом концертном зале «Октябрьский» завершился международный балетный фестиваль Dance Open — один из самых демократичных в России. Концептуальность — не его конек, радикальные эксперименты он тоже не жалует, однако и ограничиваться проверенными хитами не желает, стараясь угодить и неофитам, и консерваторам, и продвинутым зрителям. По мнению Татьяны Кузнецовой, финальный гала юбилейного ХХ фестиваля, объединив в двух отделениях программы самые разные стили и жанры, стал воплощением этой стратегии.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Старую и новую классику в основном представляли премьеры и примы Большого и Мариинского театров. Они-то и оказались главными жертвами сценографов, ежегодно оформляющих гала Dance Open циклопическими проекциями цифровых «декораций». Утверждают, что все эти экзотические дворцы, городские ведуты и парадные залы с гигантскими люстрами необходимы для телевизионной картинки. Может, и так, но в живом концерте кричащий антураж безжалостно подавлял главных героев. Не только бесплотная Анастасия Сташкевич, но и вполне упитанный Игорь Цвирко в па-де-де из «Светлого ручья» почти исчезли на фоне исполинского золотого герба с колосьями — хореографических шуточек Ратманского на таком фоне было не разглядеть. Среди пальм, водоемов и бело-золотых колонн стушевался даже Петипа: в па-де-де из «Талисмана» только поднебесные полеты и вихревые вращения Кимина Кима, поддержанные девичьим очарованием легконогой Марии Хоревой, смогли оказать сопротивление этой вопиющей роскоши. Отвлечься от видеодекораций позволил и уверенный апломб Майи Махатели из Национального балета Нидерландов: в адажио из «Дон Кихота» она выстаивала в аттитюде на одной ноге те долгие секунды, во время которых артисты обычно исполняют обводку. Даниил Симкин, ее партнер из берлинской Штаатсопер, козырял количеством поворотов в пируэтах — после восьмого можно было сбиться со счета.

Английская классика ХХ века была представлена известным дуэтом из балета «Майерлинг», в котором принц Рудольф, уколовшись морфием, провоцирует влюбленную в него 17-летнюю Марию фон Вечера на двойное самоубийство. Пара из Штутгарта — неувядаемый красавец Фридеманн Фогель, находящийся в превосходной форме, и легкая ловкая Элиза Баденас с отменным шагом и отточенными сильными ножками — перевернула все с ног на голову. Элегичный принц размышлял над черепом, что твой Гамлет, а развязная малышка, размахивая пистолетом, будто в рискованной сексуальной игре, жизнерадостно предлагала ему свое тело. Трудные поддержки были исполнены технически безупречно, однако подмена смысла лишила их всякой художественной значимости.

Из новейшей классики впервые в России показали «Бессмысленную доброту» — мини-спектакль, поставленный Юрием Посоховым для Английского национального балета на музыку Шостаковича по роману Гроссмана, «Жизнь и судьба» которого утрамбовались в па-де-катр. Амбициозная затея Посохова обернулась неудачей: несмотря на фирменный психологизм и безыскусную человечность хореографии, перипетии взаимоотношений героев оказались так запутанны, что порядком наскучили после первых семи минут танца.

Эти семь-восемь минут — примерная длительность классического па-де-де — идеальный формат для любого номера любого гала: превышение чревато разочарованием. Так случилось с новым балетом Якопо Годани «48 Nord», поставленным им для своей Dresden Frankfurt Dance Company. Ошеломление от извивающегося клубка марсиански-красных «осьминогов» с нечеловечески гибкими торсами и конечностями, производящими, казалось, по пять телодвижений в секунду, сменилось сначала ожиданием развития событий, а спустя все те же семь минут — и некоторым разочарованием, поскольку ничего иного на сцене так и не произошло, разве что агрессивная дуэтная схватка двух членистоногих позволила лучше рассмотреть экстремальную работу тел. Хореограф Годани, экс-солист Уильяма Форсайта, занявший пост руководителя в его бывшей труппе, совершенствовал лексические открытия своего мэтра так старательно, что довел их до карикатурности, так и не придумав, что делать дальше с запредельно разработанной техникой танцовщиков.

Но Dance Open не пользовался бы такой популярностью, если бы оставил свою публику озадаченной или неудовлетворенной. Финалы обоих отделений осчастливили разные категории зрителей. Первое увенчалось выступлением испанской труппы хореографа Антонио Нахарро, работающего в том искрометном полуэстрадном стиле, соединяющем непременные кастаньеты и сапатеадо с приемами шоу, который получил официальное название La Danza Estilizada. По контрасту с развлекательными испанцами в конце второго отделения нидерландская труппа Introdans шарахнула большой фрагмент из знаменитой «Кантаты» Мауро Бигонцетти — как бы простонародной зарисовки из жизни провинциальной Италии. В России этот спектакль известен по истошному дуэту «Серената» в незабываемом исполнении Натальи Осиповой и Ивана Васильева. Этого дуэта в «Кантате» не было, зато перебранка двух колоритных «итальянцев» на русском языке мигом завела зрительный зал, а дальнейшие забубенные пляски неистовых голландцев с сольными кунштюками, парным соперничеством, гендерным противостоянием и заключительным вакхическим общим ликованием привели публику в совершенно нетеатральное возбуждение. Так что, когда после парада-алле трюковых поклонов занавес наконец закрылся и со сцены донеслись радостные вопли не менее возбужденных артистов, впервые за долгие месяцы локдауна объединившихся в столь многолюдный балетный интернационал, зал прямо-таки застонал, будто его лишили праздника жизни, который еще в полном разгаре.