«Мы научились жить по-новому — на экране»

Этот год выглядит одним из лучших для российского инвестиционного бизнеса — фондовые индексы достигли многолетних максимумов, в ходе размещений привлекаются большие объемы средств, внедряются новые инструменты. О возросшей роли российских розничных инвесторов, появлении новых имен на рынке IPO и перспективах развития зарубежных структур, входящих в группу, “Ъ” рассказал председатель совета директоров «ВТБ Капитала» Юрий Соловьев.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Приток инвесторов на российский рынок продолжается, растут число и объем сделок и в долговом, и в акционерном капитале. Какие у вас ожидания по развитию ситуации?

— Очень хороший год. Мы своевременно отреагировали на возникшие в пандемию вызовы, и эти управленческие решения приводят к результату: группа ВТБ по итогам года покажет рекордную прибыль. У корпоративно-инвестиционного бизнеса тоже рекорд. Мы продолжаем наращивать присутствие почти во всех сегментах российского финансового рынка и в некоторых секторах международного бизнеса: перевыполнение планов по всем направлениям, а планы и так были достаточно амбициозными.

Мы считаем корпоративный и инвестиционный бизнес связанными. Те, кто выдает кредиты, должны четко понимать, что происходит с эмитентом на рынке облигаций и что — на рынке акций. Это позволяет более эффективно работать с инструментами фиксированной доходности, производными инструментами.

— А если выразить рекорды в цифрах?

— Мы участвовали в 120 сделках на рынке DCM (долгового капитала.— “Ъ”) из 187, произошедших в этом году,— как внутренних, так и внешних. Мы традиционно занимаем ведущую долю на этом рынке — около 29%. И это тоже результат управленческих решений. С конца 2020 года мы понимали, что глобально мир не справляется с инфляцией, это ощущение есть до сих пор, а значит, ЦБ будет работать на опережение и поднимать ставку, укрепляя локальную валюту против тех, кто на инфляцию не реагирует. Поэтому позиционировали себя должным образом в процентных ставках, в сырьевых материалах и так далее.

И да, активность очень большая. Мы думали, что в какой-то момент количество сделок будет уменьшаться, но пока рынок достаточно открытый и живой. Есть спрос, есть предложение, появилось много новых имен, сектор зеленого и социального финансирования развивается, рынок еврооблигаций опережает прошлый год, когда происходило снижение ставок, и на рынках акционерного капитала — абсолютный бум.

— Весной вы говорили о десяти готовившихся сделках IPO и SPO. Насколько увеличилось число мандатов к настоящему времени?

— Уже произошло 22 размещения: было 7 IPO и 15 SPO. Мы были организатором в 2/3 от общего количества сделок и на всех российских IPO в этом году. Год будет для нас и для всего российского рынка рекордным и по количеству сделок, и по их объему. И думаем, тренд этот продолжится.

Несмотря на то что мы уже приближаемся к декабрю, когда многие инвесторы уходят на каникулы и окно для размещений закрывается до конца года, мы ожидаем еще одну-две сделки в 2021 году, если, конечно, рынки будут в нормальном состоянии. Конечно, ажиотаж, который возник в последнее время вокруг наших границ (эмигрантский кризис в отношениях ЕС и Белоруссии, сообщения о якобы войсках на границе с Украиной, конфликт между Арменией и Азербайджаном.— “Ъ”), на настроения инвесторов влияет — после первых новостей и рубль ослабел, и фондовый рынок упал, хотя, на мой взгляд, абсолютно необоснованно. Геополитика — непредсказуемый фактор.

— Какие ожидаются размещения — IPO или SPO?

— Не могу говорить.

— Каковы ожидания на следующий год в части размещений?

— На успехе последних размещений выросло число новых имен. Мы сейчас работаем с целым рядом клиентов из самых разных отраслей: интерес разогрелся и к финансовому сектору, и к сектору TMT, и к горнодобывающему сектору. Уже начали работу с рядом компаний, которые планируют выйти на публичный рынок в начале следующего года. Некоторые начали подготовительную работу к IPO для размещения в осеннее окно 2022 года. Если благоприятная рыночная конъюнктура сохранится и в 2022 году, можно ожидать не меньшего количества IPO, чем в текущем году.

— На фондовом рынке возросла роль частных инвесторов. Не уверен, занимают ли они большую часть размещения, но влияние их точно растет. Какая доля в размещениях сегодня приходится на частных инвесторов?

— Уже в целом ряде IPO мы можем закрывать книги заявок исключительно за счет российских розничных инвесторов. Такого в истории России никогда не было. На брокерских счетах сейчас 15,7 трлн руб., из них половина — это частники. Огромный объем перешел с депозитов, и этот переток случился вовремя для очень многих розничных инвесторов — они попали на самое большое ралли в мире и реально заработали. Рынок удвоился с прошлого года, многие почувствовали себя уверенно, стали активнее инвестировать.

Я лично знаю два эпизода, когда западных андеррайтеров можно было к столу не приглашать. Они пытались что-то сказать эмитенту про интересы западных фондов, но им показывали книгу заявок, переподписанную российскими инвесторами, которые оказывались более агрессивными по цене.

Этот тренд проявился уже на размещении «Аэрофлота» осенью 2020 года, когда Россия показала западным банкирам, что при большом размещении формально может обойтись без иностранных денег.

Это довольно сильное изменение баланса сил. Оно дает российским эмитентам возможность чувствовать себя более уверенно.

Тем не менее роль западных инвесторов остается большой. Западные деньги — это умные, длинные деньги. И мы хотим их привлекать. В любом размещении, даже с большой переподпиской, нужен баланс между ритейлом, который в большей степени выступает спекулянтом, и институциональным, долгосрочным инвестором. Надо выбрать правильное соотношение всех факторов — характера инвестора, его горизонта инвестирования, участия в работе эмитента. Например, некоторые покупают и никак не проявляют себя, а другие ведут активный диалог с менеджментом. Все эти факторы мы пытаемся донести до эмитентов, и многие очень взвешенно подходят к пулу инвесторов при размещении.

— Одновременно увеличивается число организаторов с российской стороны. Вы с ними конкурируете за объемы размещения или, напротив, они помогают собирать более диверсифицированную базу?

— Всегда привожу такой пример из 2006 года. Когда я работал в Deutsche Bank, объем вознаграждений на всем инвестрынке, прежде всего IPO и сделках M&A, составлял около $2 млрд. Deutsche Bank претендовал тогда на долю 5–10%, то есть мог зарабатывать от $100 млн. И это считалось много. На российском рынке после 2009 и 2014 годов вознаграждения упали в десятки раз. Но если выбирать, то мы лучше будем владельцем доли до 10% на рынке в $2 млрд, чем больше 50% на рынке в $200 млн. Конкуренция — это всегда хорошо. Она показывает, что есть спрос и есть предложение, рынок развивается, на него выходят новые игроки, и это возбуждает интерес у новых эмитентов.

— Позволило ли восстановление рынка поднять комиссии? Какие они сейчас на российском рынке?

— Разные. Если уровень комиссии на IPO на американских биржах для компании средней капитализации варьируется в диапазоне 5–7% от объема сделки, то в Европе, и в том числе в России, общие комиссии, как правило, ниже и находятся в диапазоне 2,5–3,5%. Разница во многом связана с количеством и объемом сделок: в США объем рынка IPO в несколько раз выше. Тем не менее мы видим, что за последний год в связи с ростом интереса компаний к рынкам акционерного капитала средний размер комиссий в российских сделках начал расти.

— «ВТБ Капитал» в этом году стал акционером ivi, «СПБ Биржи», «Делимобиля». Одновременно вы один из организаторов их IPO. Участие в акционерном капитале помогает в получении мандата? Вы не собираетесь сокращать долю при размещениях, рассчитываете на дальнейший рост?

— Это два совершенно не связанных между собой бизнеса. Один — инвестирование, другой — бизнес, где мы работаем как организатор. Между ними — жесткая китайская стена.

В процессе покупки участвует подразделение под названием Private Equity & Special Situations (частные инвестиции и специальные ситуации). Это такой элитарный спецназ с гигантским опытом и знаниями. И отдельное подразделение занимается IPO — другая группа не менее профессиональных людей, но с иным опытом и иными компетенциями. Плюс аналитики, которые выступают с обзорами, плюс синдикат, который собирает заявки, плюс продавцы, которые непосредственно обращаются с клиентами, сидят на телефонах и за компьютерами, и трейдеры уже по рынку в целом.

Работающие в этих бизнесах команды могут пересекаться на уровне совета директоров компании (если у нас достаточно голосов для участия), но в таких случаях представители ВТБ, как правило, воздерживаются при голосовании по выбору банков-организаторов.

Есть и другая ситуация: когда мы работаем в одном секторе над двумя сделками параллельно у похожих эмитентов. Тогда внутри выстраивается так называемый китайский кубик, когда приходится не просто китайскую стену возводить, а чуть ли не бункеры для обеих команд, чтобы не было ни малейшего шанса для их пересечения. Мы работаем на большом количестве международных рынков и соответствуем самым жестким требованиям.

— В «СПБ Бирже» ВТБ принадлежит почти 11%. Планируете держать? Какова справедливая капитализация биржи?

— Мы не инвестор на всю жизнь. Для каждой инвестиции есть свой горизонт, своя философия. И регулярно, не реже раза в год, мы проводим анализ своих вложений. Разное бывает. Иногда выходим, не досидев до достижения каких-либо показателей. У нас есть риск-лимит, ограничивающий пропорцию капитала, которую мы можем потратить на определенный инструмент, инвестицию. Если лимит заполнен, но появилась новая возможность, которая может быть лучше предыдущей, мы принимаем решение что-то продать.

Что касается «СПБ Биржи», сделка реализуется достаточно хорошо. Она находится в балансе, дает возможность акционерам, которые заходят сегодня, получить хороший доход. По нашей оценке, капитализация как минимум $1,4 млрд. По сути, это уже «единорог» (компания, которая за короткий промежуток времени с нуля достигла капитализации свыше $1 млрд.— “Ъ”). Безусловно, IPO налагает на всех существующих акционеров lock-up. И мы будем это ограничение выдерживать. А дальше все зависит от того, как будет развиваться ситуация. Если финансовый сектор выстрелит, поднимется в разы и мы пройдем свои целевые ориентиры, то выйдем. Пока держим.

— Собираетесь стать провайдером иностранных инвесторов на «СПБ Биржу»?

— Менеджмент и акционеры биржи достаточно мобильные. Они быстро освоили нишу доступа на зарубежные рынки и фактически стали одной из самых больших площадок по предоставлению услуг на зарубежных рынках, прежде всего на американском. При открытии зарубежных площадок для розницы я, если честно, переживал за наших клиентов — не знаю, насколько они понимают тот риск, на который идут. Но, как говорится, кто заработал — тот и прав. Тем более что в последнее время в мире индексы S&P и NASDAQ продолжают свой уверенный путь наверх.

У «СПБ Биржи» есть еще несколько идей в проработке, которые мы поддерживаем. Совместно прорабатываем механизм предоставления доступа к американским и европейским ценным бумагам на «СПБ Бирже» для резидентов ЕС. Им может быть это интересно как с точки зрения расширения времени торгов, так и за счет значительно меньших комиссионных издержек по сравнению с зарубежными биржами. В следующем году запустим «ВТБ Мои инвестиции» в Германии, планируется, что клиентам будет предоставлен доступ в том числе к «СПБ Бирже». Также обсуждаем вывод наших БПИФов на площадку, расширение списка бумаг, в частности начало торгов ETF.

— Жесткая конкуренция «СПБ Биржи» с Московской биржей вас не пугает?

— В мире есть много примеров такой конкуренции. Например, США — NYSE, NASDAQ и CME. Это очень большие биржи. Но у каждой своя специализация. И пример такой специализированной ниши демонстрирует «СПБ Биржа».

Безусловно, Московская биржа больше, нас связывают тесные отношения, она — стратегический партнер. Совместно делаем несколько проектов, в том числе по торговле углеродными сертификатами. Этот проект мы реализуем на открытой платформе, мы открыты к партнерству. В открытом партнерстве мы видим преимущества. Это касается нашей философии вообще — и как банка, и как группы. Мы делаем все на открытых платформах — от IT-архитектуры до бизнеса.

Умение работать с партнерами дается нелегко, но когда вы умеете это делать, то синергия выражается абсолютно во всем.

— Насколько велик и привлекателен рынок углеродных единиц?

— Уже довольно велик. По оценкам, годовой объем операций на нем в мире достигает $0,5 трлн, а к 2025 году перевалит за $1 трлн. Наш рынок потенциально намного скромнее, но мы не сомневаемся, что он будет. К 2025 году наш рынок может достичь сотен миллионов долларов по оборотам. Многие компании, конечно, думают, как можно платить по квотам поменьше. А есть компании, которые, напротив, будут получать за это деньги. Например, Segezha Group, которая занимается воспроизводством лесов.

— На какой стадии сейчас находится проект с Московской биржей по торговле углеродными сертификатами?

— Пока формируется регуляторная часть. Я надеюсь, что в следующем году начнется торговля.

— Снижение углеродного следа и в целом внедрение принципов ESG — модная тема. Наша промышленность, инвесторы готовы следовать этим принципам?

— Более половины денег в мире инвестируется в акции и более трети — в долговые инструменты с учетом ESG. Если посмотреть на индекс MSCI развивающихся стран по ESG с 2007 по 2021 год, то его доходность составила 140%, тогда как общего индекса MSCI — всего 53%. Да, есть сложность с унификацией — пока все это оценивается через разные индексы и методики. Был случай, когда мы оценивали одну горнорудную компанию с точки зрения ESG: по одной метрике выходил один результат, а по другой — другой. Нужно чуть больше определенности. Но в любом случае для инвесторов это перспективное дело.

Российские эмитенты, привлекающие средства на ESG-проекты, уже чувствуют эффекты при выходе на западные рынки. В зоне евро — четкий дисконт по доходности (или премия по цене) для облигаций, которые идут на зеленые проекты. Потому что денег аллоцируется довольно много, а объем ценных бумаг, выпускаемых российскими компаниями и банками, невелик.

В некоторых странах действуют еще и регуляторные послабления в отношении ответственных инвестиций — как налоговые, так и в части резервирования по таким инструментам. У нас, к сожалению, пока ни то ни другое не реализовалось. Причем наше правительство четко декларировало приверженность принципам устойчивого развития, а ЦБ разрабатывает систему верификации ESG-облигаций, однако мотивационная программа отсутствует. Когда она появится, это будет очень большой задел.

Но главное сегодня понятно: ESG уже не может игнорировать ни одна ответственно управляющая компания.

— Как насчет самого ВТБ?

— Понимание есть и у нашего контролирующего акционера — государства, которое ставит KPI в том числе по этому фактору. Набсовет ВТБ 19 ноября утвердил ESG-стратегию на 2022–2025 годы, где зафиксированы положения по всем уровням управления и исполнения — от устава и положений о наблюдательном совете и правлении до сотрудников группы, работающих с клиентами. Главная задача — сделать ESG-принципы нашей философией.

Мы готовы помогать правительству, розничным клиентам, предприятиям МСБ и крупным компаниям реализовывать ESG-инициативы. В октябре запустили ESG-платформу. Создали центр консультирования и экспертизы, который работает и с федеральными, и с региональными клиентами по принципу одного окна. Уделяем внимание развитию социальных инициатив, реализуем «социальное казначейство». Для более плавного перехода к зеленой реальности работаем в плане декарбонизации с компаниями нефтеперерабатывающего сектора и электроэнергетики. В будущем, надеемся, наиболее ответственные компании будут еще и зарабатывать на торговле ESG-сертификатами. Если они могут достигать целей, появится возможность продавать углеродные единицы и тем самым повышать доходы.

— А с точки зрения самого банка, что является критерием выполнения стратегии? Всех сотрудников пересадите на Tesla и лишите бумаги?

— Мы хотим становиться более экологичными, и это не новость, реализуем разные мероприятия в этом направлении уже не первый год. Но к 2030 году мы хотим добиться углеродной нейтральности, и это целая программа — изменение автопарка на более экологичный, «умный офис», обеспечение банка зеленой электроэнергией, переработка оборудования, безбумажный документооборот.

— На клиентов требования по ESG тоже распространите?

— Будем постепенно интегрировать ESG-факторы в систему корпоративного управления и систему управления рисками. С 2022 года начнем вводить регулярное стресс-тестирование с учетом ESG-факторов, а с 2023 года начнем распространять ESG-скоринг на портфель.

— То есть теоретически вы можете кому-то отказать, если компания не проходит ваш скоринг?

— У нас в практике уже были случаи, когда мы не брались за проекты, где видели большие экологические риски. Например, в горнорудной промышленности при проектном финансировании мы серьезно смотрим на организацию хвостохранилищ, перевозку, складирование продукции и т. д. У нас большой опыт финансирования таких предприятий, и мы понимаем, что, если сэкономить на необходимых экологических мероприятиях, это в итоге обернется убытками.

— Но в целом вы не отказываетесь от кредитования таких производств?

— При условии их соответствия экологическим требованиям.

— В этом контексте интересны ваши инвестиции и сделки в энергетическом и горнодобывающем секторах. Какова стратегия по выходу из капитала «РусГидро»? Ожидаете ли вы, что цена акций поднимется до нужного уровня? Идут ли сейчас переговоры с кем-то о продаже доли ВТБ?

— Мы заключили форвардный контракт по акциям «РусГидро» еще в 2017 году, с учетом продлений соглашение предполагает осуществление расчетов до марта 2025 года. Сама по себе компания — это жемчужина российской экономики, энергетики. Там хороший динамичный менеджмент, она хорошо управляема. Все права и обязанности сторон четко прописаны в акционерном соглашении. Компания регулярно выплачивает дивиденды и так частично сокращает платежи нам по форвардному контракту. Выходить не торопимся — для нас комфортно быть ее акционером.

К нам приходят интересанты, прицениваются к пакету, но продажа может произойти только с согласия правительства РФ. Поэтому мы интересантов направляем к правительству.

— ВТБ и ВЭБ кредитуют «Русскую платину» на проект по освоению Черногорского месторождения. Ожидает ли банк подключения к проекту «Норильского никеля»? Давая добро на кредит, учитывал ли банк возможность поддержки проекта с его стороны?

— Мы — единственный кредитор проекта. Вместе с ВЭБом рассматриваем сделку по проектному финансированию. Освоение месторождения предполагает различные варианты партнерств, это может быть и «Норникель». Мы условий об обязательном участии в каких-либо конкретных партнерствах не ставим.

— Бывший топ-менеджер группы ПИК Владислав Свиблов активно покупает активы в золотодобывающей отрасли при поддержке ВТБ. Как банк оценивает перспективы IPO будущей компании, в которую они войдут?

— ВТБ принимает самое активное участие в финансировании Highland Gold в рамках проекта по созданию одной из крупнейших золотодобывающих компаний России и в целом поддерживает ее. Компания в активной фазе роста, в определенный момент она будет готова и к выходу на публичные рынки. На усмотрение акционеров.

— Вы развиваете рынок поставочных фьючерсов на пшеницу на Московской бирже. Однако спустя год после запуска проекта пока не видно активности ни продавцов, ни покупателей, хотя на фоне роста цен на мировом рынке и ведущей роли российских поставщиков стоило бы ждать оживления. Что сдерживает торговлю?

— Внедрение такого инструмента — небыстрый процесс. Пока объемы действительно маленькие: в этом году были две поставки по фьючерсным контрактам — на 50 млн и 250 млн руб.

Сдерживающим фактором стало введение плавающей пошлины, когда в отсутствие свободного ценообразования трудно прогнозировать расчеты по инструментам.

Да и для полноценного запуска должно реализоваться большое количество образовательных процессов. На мировых биржах торгуют и фермерские хозяйства, и экспортеры, и конечные потребители зерна. На российском рынке пока ни те, ни другие, ни третьи. Доступ «физиков» к этому инструменту вообще ограничен со стороны ЦБ. Тех категорий участников рынка, которые существуют на Западе, у нас практически нет.

Но постепенно идет процесс их образования. Мы в партнерстве с Андреем Гурьевым из «Фосагро» запустили цифровую платформу «Поле.РФ», сельскохозяйственный маркетплейс. Здесь можно будет торговать производимым товаром, покупать удобрения, осуществлять лизинг сельскохозяйственной и другой техники, страхование. Клиенты будут получать консультации по климатическим условиям. Будем открывать доступ и к биржевым торгам. Объем производства и экспорта зерна у России огромный, так что это перспективное направление.

— Планируете ли изменения в составе владельцев зернового «Деметра-Холдинга», где более 50% принадлежат ВТБ, остальные — у Marathon Group Александра Винокурова и Сергея Захарова и «Агроновы» Таймураза Боллоева? Есть планы у существующих партнеров выходить или у вас — привлекать новых?

— Акционерная структура в «Деметре» оптимальная. У нас есть планы по развитию всех направлений, будем продолжать органический рост.

— Каков объем планируемых инвестиций «Деметра-Холдинга» на ближайшие пару лет? Какие активы планируется еще приобретать?

— Компания сама по себе достаточно эффективная. Дополнительно акционерных инвестиций мы не планируем. В этом году «Деметра» впервые выплатит дивиденды. Развитие холдинга будет происходить за счет увеличения долга.

Приоритетное направление сейчас — это увеличение мощностей зерновой экспортной инфраструктуры. Планируем в два раза увеличить мощности перевалки глубоководных зерновых терминалов, построить подъездную железную дорогу к терминалу в Тамани, обсуждаем с партнерами из ЭФКО проект нового зернового терминала в порту Тамань. В этом году уже приобрели два элеватора, рассматриваем новые сделки по покупке действующих объектов и активов, нуждающихся в структурной модернизации (brownfield), и строительство новых элеваторов с нуля (greenfield).

— В портфеле ВТБ остается хорватская Fortenova Grupa (бывшая Agrokor), также занимающаяся производством и реализацией сельхозпродукции. По данным Reuters, вы и другой крупный акционер, Сбербанк, рассматриваете IPO компании в 2023–2024 годах. В каком состоянии этот процесс? Действительно ли вы оцениваете компанию в $2,2–2,5 млрд? Какие критерии, реперные точки вы закладываете для такого выхода?

— IPO Fortenova через два-три года может быть одним из вариантов выхода из капитала. Но пока все на ранней стадии. Компания недавно провела встречи с ведущими инвестиционными банками, которые подтвердили такую возможность, и, по их мнению, оценка при IPO свыше $2,2 млрд достижима. Ключевые факторы успеха для IPO — развитие по плану, укрепление на ключевых рынках и рост рентабельности за счет интеграции розничных активов. Долговая нагрузка там уже снижена.

— Буквально на днях вы объявили о выходе из крупного российского ритейлера — «Магнита». Почему решение принято именно сейчас? Какой доход принесла это сделка с момента покупки (и с учетом дивидендов)? Кредитовал ли ВТБ мажоритарного акционера при покупке своего пакета?

— С покупки пакета «Магнита» в 2018 году мы активно поддерживали трансформацию бизнеса компании, добились существенного улучшения результатов. Покупатели также оценили преобразования в «Магните» — рост сопоставимых продаж (like for like) магазинов за последние полтора года опережал показатели ключевых конкурентов. Мы завершили инвестиционный цикл по данному активу. Сделка принесла относительно высокий доход и высокий возврат на капитал за время инвестиции с учетом дивидендов и цены продажи.

— В сентябре ВТБ закрыл сделку по покупке почти 33% акций АО «Первый канал», она оценивалась на уровне 2 млрд руб. При этом у канала был существенный долг перед вами. Удалось ли его сократить?

— «Первый канал» погасил часть задолженности, приведя долговые метрики в очень хорошее состояние. Его долговая нагрузка существенно сократилась. Мы довольны этой инвестицией, потому что канал занимает лидирующее положение в российском телевещании во всех слотах. Там работает достаточно амбициозная и профессиональная антрепренерская команда. Канал одним из первых запустил цифровизацию. Мы видим большие перспективы успешного развития, наращивания объемов высококачественного контента, в том числе производимого через копродакшен.

— В чем заключается «активное участие в развитии канала», о котором вы говорили в марте? Идет ли речь о дальнейших кредитах на развитие?

— Мы остаемся в качестве финансового партнера, при необходимости будем участвовать в кредитовании. В нашу задачу как инвестбанка входит развитие актива — управленческих, технологических процессов. Сейчас мы участвуем в утверждении планов менеджмента, которые предлагают сокращение издержек по ряду направлений. Мы видим канал как довольно многообещающую инвестицию и выхода в ближайшей перспективе не планируем

— Сбербанк недавно объявил о продаже части своих зарубежных банков. Как вы оцениваете деятельность своих зарубежных «дочек»? Насколько сильно пандемия сказалась на их деятельности?

— Некоторое время назад мы провели большую реструктуризацию международного холдинга, например вышли из Франции и значительно сократили присутствие в Австрии. Европейские «дочки» делятся на три направления.

Во-первых, VTB Bank (Europe) со штаб-квартирой во Франкфурте и филиалом в Вене. В этом году у этого банка двузначный рост, превысил показатели бизнес-плана на 30% В VTB Bank (Europe) мы перевели весь бизнес европейского кредитования из Лондона, где случился Brexit и происходили регуляторные изменения. Одновременно из Лондона привели много людей с инвестиционным бэкграундом, хотя VTB Europe исторически был больше коммерческим банком. Теперь мы там запустили целый ряд новых продуктов, в том числе по торговле производными инструментами, по кредитованию недвижимости и т. д.

Кстати, в Европе планируем запустить приложение «Мои инвестиции», получаем сейчас разрешение от регулятора на этот проект, будем делать его на базе германского хаба. Инвестиционного приложения со столь широким функционалом в Европе сегодня нет. Мы рассчитываем, что оно привлечет клиентов не только в Германии, но и в других странах и мы будем участвовать в развитии рынка розничных инвестиций и там.

У глобального инвестподразделения в Лондоне, где у нас команда инвестбанкиров, инфраструктурного финансирования, тоже рекордный год по объему по всем направлениям бизнеса. И из Лондона, включая офисы в Гонконге и Сингапуре, мы покрываем большое количество инвестиций, а партнерство с бывшей «дочкой» в США позволяет покрывать инвесторов по всему миру.

И последний элемент — наше сырьевое трейдинговое подразделение в Швейцарии, VTB Capital Zug. Как мы и ожидали, инфляционное давление привело к рекордному росту стоимости сырьевых товаров. Поэтому этот сегмент развивается достаточно динамично, как и сама дочерняя структура.

— Год назад вы говорили, что сделка по продаже 10% акций в ангольском Banco VTB Africa замедлилась. Удалось ли ее закрыть? Изменилась ли цена?

— Заключенная два года назад сделка по продаже нашей доли Banco VTB Africa менеджменту пока еще не завершена в основном из-за задержки на стороне ангольского правительства. Мы ее не форсируем: сам по себе Banco VTB Africa небольшой, но остается прибыльным. Он генерирует около 50% возврата на капитал. Большая доля бизнеса банка сосредоточена в алмазной индустрии, но сейчас рассматривается и сельское хозяйство.

— ВТБ два года назад приобрел 19% акций катарского CQUR Bank. Сохранилась ли доля в банке? Какая структура группы ВТБ является ее владельцем?

— Тогда мы поддержали инициативу катарских властей. Эта страна является крупным инвестором в России, в том числе крупным инвестором в ВТБ. Для нас вложения в этот банк небольшие, мы миноритарный акционер. При этом CQUR Bank значительно вырос за последние два года, возврат на капитал достаточно хороший.

— Будет ли инвестбанковский бизнес, во многом строившийся на личном общении, прежним, когда пандемия завершится? Как повлияли на него ограничения?

— Вначале мы наблюдали определенное давление со стороны ограничений. Например, вам нужно провести роуд-шоу IPO, но никто никуда не летает. Все переехали в цифру. Исходно было в диковинку, потом все к этому приспособились. Это экономит время, экономит перелеты, хотя страдает и будет страдать сегмент бизнес-тревела, ведь все сократили внешние командировки в разы. Но мы научились жить по-новому — на экране. Сейчас видно, что хорошо себя чувствуют те, кто справился с нагрузкой и по деньгам, и по технологиям, кто чувствует коллектив, у кого ответственность за людей внутри доминирует. Мы это понимаем, потому что мы настолько хороши, насколько хороши наши люди.

Интервью взял Дмитрий Ладыгин