Годовщина всего
Исполнилось 70 лет плану Маршала
В декабре 1951 года официально завершилась послевоенная американская программа поддержки экономики Европы, вошедшая в историю как план Маршалла. Общая сумма ассигнований по плану Маршалла (с 4 апреля 1948 по декабрь 1951 года) составила около $13 млрд. Что обрели Америка и Европа за это время и эти деньги.
Фото: Underwood Archives/Getty Images
Фото: Underwood Archives/Getty Images
В июне 1997 года госсекретарь США Мадлен Олбрайт, участвуя в выпускных торжествах в Гарвардском университете, посвятила свое выступление 50-летию плана Маршалла. «В течение последних лет мы отмечаем 50-летия буквально всего»,— с некоторой иронией заявила она. Действительно, зачастую по какой-то непостижимой логике знаковые исторические события очень кучно располагаются на оси времени. Если назвать одну круглую дату, то тут же в памяти всплывут и другие исторические вехи, чьи юбилеи только состоялись или вот-вот грядут. Так обстоит дело и с годовщинами плана Маршалла. Нынешнее 70-летие с момента его завершения — это в буквальном смысле годовщина всего. Это предстоящее 75-летие Генерального соглашения о тарифах и торговле (подписано в октябре 1947 года); 70-летие создания Европейского объединения угля и стали, которое принято считать отправной точкой Европейского союза (апрель 1951 года); 70-летие завершения деятельности Международной администрации Рурской области, способствовавшего консолидации промышленных и сырьевых ресурсов Западной Германии (октябрь 1951 года); 65-летие Люксембургского договора, который закрепил возвращение ФРГ богатой углем Саарской области (октябрь 1956 года); 50-летие «никсоновского шока» — решения президента Ричарда Никсона о прекращении размена доллара на золото (август 1971 года). Также вспоминаются вехи формирования международной валютной системы: Бреттон-Вудское соглашение, создание международных финансовых институтов и институтов развития. Все эти события тесно переплетены между собой, так как именно в них содержатся зародыши мощных тенденций глобализации, поляризации и конкуренции, которые определяют ход истории по сей день.
«Вопрос политэкономический в буквальном смысле»
Мадлен Олбрайт помимо того, что по праву считалась одной из самых влиятельных женщин в мире, запомнилась многим своей любовью к замысловатым брошкам с закодированными в них посланиями. Однако ее склонность к смысловым аллюзиям, по всей видимости, не ограничивалась только ювелирными изделиями. Выступление госсекретаря четверть века назад в Гарварде буквально пронизано скрытым смыслом. Именно в этом университете в 1947 году на таких же выпускных торжествах госсекретарь США Джордж Маршалл предъявил миру свой знаменитый план. Причем совпадают не только место и повод, но и день — 5 июня. Не менее примечательно смысловое сравнение отмечаемого события с днем завершения учебы. «Это веха в жизни, которая позволяет отметить достигнутое и одновременно устремить свои помыслы в будущее»,— напутствовала выпускников Олбрайт. Действительно, замысел плана Маршала выходил далеко за рамки сиюминутной финансовой помощи странам Западной Европы. Это был стратегический план, и базировался он на экономической мощи США, которые до поры до времени воздерживались от открытой демонстрации своих претензий на мировое лидерство. И вот их час настал.
В мае 1947 года глава только что созданного в недрах Госдепартамента США подразделения политического планирования (Policy Planning Staff) Джордж Кеннан, считающийся одним из авторов доктрины Трумэна, в своем письме заместителю госсекретаря Дину Ачесону писал: «Это должно быть абсолютно понятно, что вопрос предоставления американской помощи является, по существу, вопросом политической экономии в буквальном смысле слова и что такая помощь будет поддержана только в случае удовлетворяющей нас взаимосвязи между ожидаемыми результатами и затраченными американскими ресурсами и усилиями». Однако достичь «удовлетворяющих» США результатов планировалось за счет других стран. В сохранившихся документах, свидетельствующих о ходе подготовки плана восстановления Европы, американцы последовательно проводят одну и ту же мысль — восстановление экономики континента является не только задачей самих европейцев, но и должно быть оформлено как их инициатива. Об этом Джордж Кеннан писал Дину Ачесону, а в октябре 1949 года сам Ачесон в том же ключе уговаривал министра иностранных дел Франции Робера Шумана занять лидирующую позицию в вопросе развития Европы. Вот и в июне 1997 года госпожа Олбрайт с решительностью убеждала слушателей в том, что Джордж Маршалл даже не пытался приклеить к своему плану ярлык «сделано в Америке». Столь осторожный подход к целеполаганию определялся далеко идущими американскими политическими и экономическими интересами, в которые не следовало посвящать ни союзников, ни противников. Кроме того, выделение помощи другим странам, особенно тем, которые были причастны к развязыванию Второй мировой войны, не имело однозначного отклика в обществе и среди политиков. Администрации Трумэна необходима была поддержка в Конгрессе, а для этого — убедительные аргументы о безальтернативности помощи Европе.
Кнут и пряник
Фото: Daily Express / Hulton Archive / Getty Images
Фото: Daily Express / Hulton Archive / Getty Images
В процессе подготовки плана Маршалла прослеживаются как минимум две тактические линии поведения его идеологов. Первая — педалирование фактора советской угрозы в Европе и мире, а также роли США в качестве защитника человечества от коммунизма. Начало гражданской войны в Греции, вывод в 1947 году с Балканского полуострова британских войск, а также обращение греческого правительства к США за финансовой помощью стали катализатором жесткой риторики Вашингтона. Следующим очагом напряженности, по мнению американских стратегов, могла стать Турция. В упомянутом письме Кеннана без обиняков утверждается, что Греция и Турция являются критическими регионами, в которых промедление с решительными действиями может иметь особенно серьезные последствия. Встал вопрос о срочном выделении денег и получении одобрения Конгресса. Лидер республиканского большинства в Сенате Артур Ванденберг, узнав о планах Трумэна запросить Конгресс выделить первые $400 млн для греческого правительства, якобы дал тому совет: «Если это то, что вы хотите, то есть единственный способ это получить. Приходите лично в Конгресс и до чертей напугайте страну». Так Трумэн и поступил, зачитав свою речь в Капитолии 12 марта 1947 года.
Вторая линия — умиротворение политических оппонентов и бывших союзников по антигитлеровской коалиции, прежде всего СССР, кому, собственно, и были адресованы жесткие слова американского президента. В силу необходимости продолжать взаимодействие США и СССР в Европе нужно было как-то сгладить очевидно негативное восприятие Москвой провозглашенной внешнеполитической доктрины. Как утверждают историки, госсекретарь Маршалл получил текст выступления Трумэна, буквально сойдя с трапа самолета вернувшего его из Москвы в Париж. Будучи непосредственно вовлеченным в сложные переговоры с высшим руководством СССР, Маршалл понимал, что подобная риторика может существенно осложнить ситуацию в Европе. Именно поэтому его целью стало стремление несколько понизить градус политических деклараций, перейдя к конкретным экономическим предложениям. Промежуточная роль была отведена Дину Ачесону, которому президент поручил выступить на выпускных торжествах в Педагогическом колледже в Кливленде. Речь заместителя госсекретаря 18 мая 1947 года стала своего рода прологом к выступлению Джорджа Маршалла 5 июня в Гарварде.
Гарвардская речь Маршалла — это отправная точка для начала формальных процедур одобрения финансовой помощи Европе. Благодаря парному выступлению Ачесона и Маршалла, а также наступательной риторики Трумэна в США формировался благоприятный фон для общественной поддержки задуманного — в июле 1947 года 57% населения поддерживали высказанные госсекретарем предложения. Меньше чем через год, 3 апреля 1948 года, президент США подписал одобренный обеими палатами Конгресса закон о зарубежной помощи (The Foreign Assistance Act of 1948).
План Маршала подстегнул европейские правительства встать в очередь за финансовой помощью. Общий объем запросов составил порядка $22 млрд, из которых Конгресс одобрил $17 млрд. В настоящее время в большинстве исторических источников фигурируют цифры реально предоставленной помощи — $11,8 млрд, а вместе с дополнительными грантами и ссудами — свыше $13 млрд.
Звено в длинной цепи
Фото: Mirrorpix via Getty Images
Фото: Berliner Verlag/Archiv/picture alliance via Getty Images
План Маршала, как справедливо отметил Дин Ачесон, являл собой политэкономический вопрос, в котором теснейшим образом переплелись и политика, и экономика. Он способствовал европейской интеграции, согласованию интересов конкурирующих держав и послевоенному экономическому росту. При этом некоторые немецкие историки считают, что экономическое значение плана несколько преувеличено. Так, в 1945–1948 годах в рамках государственной программы помощи на оккупированных территориях (GARIOA), реализуемой США, Германия получила $1,1 млрд, а всего иностранной помощи — $2,9 млрд (примерно $730 млн ежегодно). В следующие пять лет, с 1948 по 1952 год, в рамках плана Маршала или «Программы восстановления Европы» (European Recovery Program) Германии досталось в два раза меньше — $1,4 млрд ($280 млн в год). Однако официальные лица Германии горячо поддерживали и высоко оценивали этот план. Автор немецких послевоенных реформ Людвиг Эрхард в своей книге «К процветанию через конкуренцию» не без пафоса заявляет: «Федеральное правительство и народ Германии обязаны быть благодарными Соединенным Штатам и гражданам Америки за план Маршалла». Правда, эта благодарность не мешала ему сетовать на многочисленные препоны, которые приходилось преодолевать, согласовывая с оккупационными властями проведение тех или иных рыночных преобразований: снижение налогов, введение свободного ценообразования, реформирование торговой политики и т. д.
Благодарность немцев, хотя и смешанная с некоторым скептицизмом, может быть объяснена одной фразой историков, исследовавших «политэкономию» плана Маршалла: «Политическая составляющая плана не позволила Франции восстановить свое доминирование в Европе за счет Германии». То, что США планировали укрепить свое мировое влияние за счет экономического возрождения Германии и ее особой роли в создаваемом Атлантическом союзе, было на руку политическому руководству ФРГ. Дело в том, что после войны необходимость восстановления экономики европейских стран требовала существенных сырьевых ресурсов. Промышленный и сырьевой потенциал Рура и Саара был привлекательным для стран-победителей. Великобритания, как и Франция, по свидетельствам исследователей, претендовала на контроль за Руром, а Саар в 1946 году Франция просто объявила своим протекторатом. Поэтому любая внешняя сила, которая была бы способна предотвратить дробление страны, вне зависимости от ее собственных далеко идущих интересов, могла найти поддержку в Германии. В США это понимали и спешили, чтобы не допустить прихода такой силы с Востока.
Еще в ходе войны американцы начали выстраивать фундамент своего глобального лидерства. Его слагаемыми должны были стать устойчивая и контролируемая система международных расчетов, свободная торговля и отсутствие протекционистских барьеров, гибкое, конкурентоспособное, инновационное промышленное производство. Первым шагом стало подписание летом 1944 года Бреттон-Вудского соглашения, определившего роль доллара как ключевой мировой валюты, а также предусматривающего создание Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка. МВФ должен был обеспечить стабильность мировой валютной системы, а Всемирный банк — содействовать экономическому развитию, реформированию национальных экономик, созданию современной экономической инфраструктуры, одновременно способствуя выравниванию уровней экономического развития стран—реципиентов его кредитов. Практически параллельно с подготовкой плана Маршалла велась работа по созданию международных механизмов защиты свободной торговли. В итоге в октябре 1947 года 23 страны подписали Генеральное соглашение о тарифах и торговле, ставшее основой создания в 1995 году ВТО. План Маршалла был нацелен на то, чтобы, по сути, дополнить формирующуюся сеть институтов и соглашений, обеспечив финансовую поддержку пострадавшим в годы войны странам Европы.
Вся эта система могла работать эффективно только в условиях обеспечения политической стабильности и бесконфликтности в мире и главным образом в Европе — в важнейшем очаге послевоенного экономического роста. Несмотря на целенаправленную послевоенную деиндустриализацию и падение ВВП, экономика Германии оставалась второй в Европе, уступая лишь Великобритании. Кроме этого, страна становилась форпостом Запада в противостоянии с СССР. В силу этих причин американцы последовательно сдерживали экспансионистские устремления Франции и Великобритании. Центром потенциального внутриевропейского конфликта мог стать Рур, вокруг которого развернулась сложная дипломатическая борьба между бывшими союзниками. План Маршалла до определенной степени выполнял роль гироскопа, стабилизирующего их взаимоотношения. Более того, он создал предпосылки для начала интеграционных процессов в Европе.
На первом этапе движения к цели европейской интеграции 28 апреля 1949 года создается Организация европейского экономического сотрудничества, в дальнейшем преобразованная в ОЭСР. Спустя полгода заместитель госсекретаря США Дин Ачесон обращается к министру иностранных дел Франции Роберу Шуману с пространным письмом, в котором буквально уговаривает того в необходимости поддержки развития Германии и заверяет в невозможности возрождения немецкого милитаризма, угрожающего соседям. Письмо датировано 30 октября и написано буквально по следам создания Германской Демократической Республики 7 октября 1949 года. В новых условиях, по мнению Ачесона, «нужны присущие Франции инициатива и лидерство, чтобы обеспечить быструю и решительную интеграцию ФРГ в Западную Европу; промедление серьезно ослабит шансы на успех». Фактически Ачесон призывал французское правительство предпринять активные шаги к развитию европейской интеграции, которая бы смягчила проблему контролируемых территорий. Призыв был услышан, ведь такой подход позволял Франции обеспечить контроль над промышленными ресурсами того же Рура не напрямую, а через коллективные общеевропейские институты. Робер Шуман, взяв за основу план, разработанный руководителем французской генеральной комиссии по планированию Жаном Монне, 9 мая 1950 года сформулировал предложения, известные как «Декларация Шумана», об объединении французских и немецких промышленных ресурсов. На основе этой декларации 18 апреля 1951 года был подписан договор о создании Европейского объединения угля и стали. Это стало одной из важнейших вех в истории Евросоюза.
Инициатива была поддержана и в Германии, так как там также видели выгоду от «общеевропейского зонтика», под которым можно было последовательно восстанавливать собственную экономику и конкурентоспособность. Первым зримым результатом стало прекращение в октябре 1951 года деятельности Международной администрации Рурской области. Дальновидность канцлера Конрада Аденауэра, поддержавшего декларацию Шумана, оправдалась и в долгосрочном плане — ФРГ стала экономическим, а затем и политическим лидером Европы.
Закон Севарейда
Фото: Bettmann / CORBIS / Bettmann Archive
Фото: Bettmann / CORBIS / Bettmann Archive
В 1970 году ведущий вечерних новостей компании CBS Эрик Севарейд изрек сентенцию, которая впоследствии вошла в список так называемых законов Мэрфи: «Главная причина проблем — их решение». За четыре года до этого, в 1966 году, английский психолог Питер Уэйсон несколько с иной стороны подошел к похожему выводу: «Определить проблемы гораздо более важно и сложно, чем найти им решение». Для американцев план Маршала был элементом в их комплексной стратегии послевоенного международного развития. Однако, как показали последующие события, найденное в 1947 году решение создало новые проблемы, о которых его авторы даже не помышляли.
В 2019 году в связи с 75-летием Международного валютного фонда в официальном журнале организации Finance & Development был опубликован рассказ о том, как один из основателей фонда и автор Бреттон-Вудских соглашений Джон Мейнард Кейнс оказался в гостях у тогдашней главы МВФ Кристин Лагард. В рамках вымышленной, но основанной на реальных фактах и документах беседы, Кейнс раскрывает суть своего спора с представителем США Гарри Уайтом. Дело в том, что прочной основой для долларцентричной валютной системы был положительный торговый баланс США. Кейнс якобы предупреждал Уайта: «США не всегда будут страной с профицитной торговлей. Когда возникнет дефицит баланса, у вас будут проблемы». Был ли такой диалог на самом деле, сказать сложно, но США настояли на своем.
План Маршалла в целом оказался весьма успешным для Европы. Причем на интервале 1945–1952 годов выявляется устойчивая зависимость: чем больше удельный вес полученной помощи в ВВП страны-реципиента, тем выше оказывались темпы ее экономического роста. Например, наибольший удельный вес помощи в ВВП у Греции — 30%. При этом ВВП страны за семь лет увеличился на 131%, а к 1970 году — в семь раз. Причем на длительном интервале времени (25 лет) эта зависимость усиливается практически по всем странам — корреляция между темпами роста ВВП и долей помощи в ВВП стран-реципиентов достигает 0,6.
Анализ макроэкономических показателей показывает, что, казалось бы, на начальном этапе послевоенного развития Западная Германия отстает от других стран по темпам роста. Однако следует учитывать глубину падения ее экономики после войны, а также масштабы ее целенаправленной деиндустриализации, предпринятой США, Великобританией и Францией на оккупированных территориях. В 1940 году ВВП Германии составлял 38% от ВВП США, в 1945-м — 21%, в 1948-м — 14%. Однако к 1960 году ВВП Германии достигает 27% от ВВП США, становясь крупнейшим в Европе. Судя по статистике ВВП, экономическим аутсайдером послевоенного развития оказалась страна-победитель Великобритания.
Фото: Elise Amendola, AP
Фото: Elise Amendola, AP
Еще более разительные перемены происходили в качестве производимой продукции. Опекаемая США Германия превратилась в одну из крупнейших экспортно ориентированных держав мира. В 1948–1952 годах удельный вес экспорта в ВВП Германии увеличился более чем в три раза, что существенно быстрее, чем у других стран-реципиентов. По имеющейся статистике уже в 50-е годы торговый баланс Германии стал положительным. В 1960 году он составлял чуть более 30% от положительного сальдо торгового баланса США, а в 1970 году уже превышал его более чем в восемь раз. Остальные страны, получившие помощь по плану Маршалла, в течение первых 20 лет с момента его завершения за редкими исключениями имели отрицательный торговый баланс. Но главное было в другом: приложив руку к созданию послевоенной глобальной экономики, обеспечив ее долларизацию, США столкнулись с конкуренцией со стороны тех, кому активно помогали,— 1970 год стал фактически последним годом в новейшей истории, когда торговый баланс Америки был положительным.
Яркое и символическое выступление Мадлен Олбрайт в Гарварде в 1997 году на 50-летии плана Маршалла не имеет аналогов. В канун 60-летия плана в январе 2006 года Кондолиза Райс, госсекретарь США в администрации Джорджа Буша-младшего, вскользь упомянула его в контексте инициатив Белого дома по оказанию различных видов международной финансовой помощи. Также бегло о его 70-летии вспомнил Дональд Трамп, выступая на 72-й сессии Генеральной ассамблеи ООН 19 сентября 2017 года. А в Гарварде в 2007 году на выпускных торжествах блистал Билл Гейтс, в 2017-м — Марк Цукерберг.
Времена изменились. Пафос исторический миссии США все больше тускнеет на фоне текущих глобальных экономических проблем и противоречий. Новые вызовы не оставляют места для идеализма, а поле для торговых и валютных войн становится все более и более просторным. Роль глобального финансиста примеряет на себя Китай. По последним данным, в 2013–2017 годах Китай ежегодно расходовал на финансовую поддержку других стран более $85 млрд, а США — $37 млрд. Примечательно, что в ценах 2021 года общая помощь странам Европы в рамках плана Маршалла составляла порядка $150 млрд, то есть, по сути, те же $37 млрд в год, что и сейчас. Тут уж не до помпезных речей — вспоминать прошлые достижения и устремлять взгляд в будущее, как наставляла выпускников Гарварда Мадлен Олбрайт, уже не очень-то и получается. С позиций сегодняшних трендов прошлые достижения уже не кажутся столь выдающимися, а будущее — слишком неопределенное.
