Член комитета ВС по законодательству и видный патриот Сергей Бабурин объявил Президиуму ВС о своем выходе из комитета, ставшего "инструментом в борьбе против парламента и всей системы представительной власти в России". Председатель комитета Михаил Митюков возразил, что Бабурин не принимает реального участия в работе комитета уже три года (т. е. с июня 1990 г.),так что, если верить Митюкову, черновой законодательной работой известный депутат не занимался вообще ни единого дня.
Самый факт оглашения заявления не на пленарном заседании парламента (где, казалось бы, естественно было разоблачать враждебные козни), а на заседании Президиума ВС, т. е. в узком кругу начальства, предполагает внутреннее согласие с действующей хасбулатовской концепцией парламентаризма, согласно которой ВС — иерархическая структура, основанная на единоначалии. При таком понимании природы парламента донос и вправду естественно подавать по начальству. С точки зрения содержательной существенно, что разоблаченный архизлодей Митюков принадлежит к чрезвычайно умеренным членам парламента, пытавшимся до самого последнего момента избегать политических дрязг и держаться в экологической нише "чистого юридизма". Когда в качестве ведущего ниспровергателя представительной власти избирается такой персонаж, остается констатировать, что кроме "бешеной оппозиции" представительную власть не защищает вообще никто. Столь специфическая узость круга защитников представительной власти плохо служит к доказательству ее представительного характера.
Другую попытку квадратуры круга предпринял в работе под названием "Русская идея" Руслан Хасбулатов. Высказав ряд общетеоретических замечаний касательно русской идеи, председатель предлагает президенту "сдвинуться к центру политического спектра" — тогда и ВС "не на словах, а на деле" явит свои консолидаторские способности. На практике это должно выразиться в отказе от осенних выборов — апрельский плебисцит "нанес огромный политический и нравственный учеб народу... дайте время, чтобы гражданин пришел в себя от предыдущего насилия, травмировавшего его сознание, душу, совесть".
Вообще говоря, названия знаменитых философских трудов (к которым бердяевская "Русская идея", несомненно, относится) являются интеллектуальной собственностью авторов, а никак не председателя ВС. Поскольку председателю присущи иные взгляды на проблемы авторского права, не исключено, что следующая установочная статья председателя будет называться "Критика чистого разума". Более интересно, однако, другое: осуждая самый факт проведения апрельского плебисцита и предостерегая от повторения предвыборных мерзостей осенью, Хасбулатов довольно точно воспроизводит мнения таких принципиальных противников представительной демократии, как Честертон и Победоносцев, которые справедливо указывают, что в ходе демократических выборов кандидаты обманывают избирателей, соревнуются в грубой демагогии, изливают друг на друга ушаты грязи etc. В устах убежденного сторонника монархического или аристократического образа правления такие суждения вполне уместны, однако если к ним прибегает страстный партизан представительной демократии, эффект странен — примерно, как если бы лицо, претендующее на роль хранителя семейных устоев, стало бы с невыразимым омерзением описывать реальности пола и зачатия.
Куда менее парадоксален в своих суждениях ответственный секретарь Конституционной комиссии Олег Румянцев. Сделав много драматических заявлений типа "тирания неизбежна", ответственный секретарь оставил тираноборчество и настаивает лишь на том, чтобы в сводный проект Основного закона была включена глава "Гражданское общество".
Вопреки расхожему представлению о том, что гражданское общество потому и гражданское, что существует автономно от государства, а конституция, напротив, кодифицирует как раз особенности взаимоотношений граждан с государством, авторы парламентского проекта решили конституционно кодифицировать как раз такие автономные сферы жизни личности, как труд и быт, брак и семья, союзы и ассоциации etc. — государство обязуется лезть в те сферы, где ему по определению делать нечего. В президентском проекте раздел "Гражданское общество" был похерен, однако для Румянцева сохранение этого изделия есть своего рода point d'honneur: смирившись с утратой титула Российского Мэдисона, ответственный секретарь рассчитывает застолбить себе место в истории хотя бы уж сохранением данного экстравагантного раздела — благо на авторство более никто и не претендует.
Иных политиков больше заботят беды завтрашнего дня. Будущий парламент, по предположению более представительный, чем нынешний ВС, служит для президентских соратников предметом не надежды, но серьезнейших опасений. Один из учредителей блока реформистских сил Владимир Шумейко сообщил, что, по мнению аналитиков, "новый парламент будет еще хуже, чем нынешний — в смысле количества и организованности антиреформаторских сил".
С одной стороны, как заметил член президентского совета Петр Филиппов, "если в ходе предстоящих выборов мы получим популистский непрофессиональный парламент, то — в силу его большей легитимности — он спокойно может остановить любые реформы". Каким бы ни оказался новый парламент, он заведомо не сможет быть таким идеальным громоотводом, как хасбулатовский ВС, а между тем сомнительно, чтобы, лишившись громоотвода, правительство стало чувствовать себя уютнее. С другой стороны, опыт новых выборов в Польше и Чехословакии 1992 года (где в депутаты навыбирали Бог знает кого) не внушает оптимизма. Политики типа Хасбулатова ополчились на правительство не столько по причине своих явных или тайных коммунистических убеждений, сколько из простейшего расчета: власть удобнее захватывать, когда правительство проводит непопулярные меры. Популярных мер при нынешнем экономическом положении дождаться трудно, а потому с избытком хватит новых народных избранников, которые захотят громить исполнительную власть, исходя из абсолютно тех же практических соображений, что и старые народные избранники.
Пока до выборов далеко, и эвентуальные избранники, чтобы показать монолитность будущей реформаторской коалиции, загодя переругиваются. Вождь РДДР Гавриил Попов уличил реформистский блок в неправомерном желании приватизировать голоса тех, кто поддержал президента на плебисците и объявил о намерении создавать блок "Либеральный путь возрождения России". "Будем только рады, если в таком случае 'апрельцы' (т. е. реформисты — Ъ.) к нам присоединятся", — присовокупил Попов.
В одном отношении Попов безусловно прав. Если вице-премьер Владимир Шумейко считает голоса поддержавших президента 36 миллионов избирателей уже как бы в активе блока и намерен работать прежде всего с 30 миллионами голосовавших против, то вполне уместно напомнить, что из этих 36 миллионов реформистского квазиактива многие реально голосовали всего лишь против невменяемого съезда, а при отсутствии такового могут повести себя и иначе. Сомнения вызывает позитивная часть поповских речей. Как практическая, так и теоретическая деятельность Попова-реформатора в основном отдавала фабианским социализмом (или, как утверждали злые языки, сицилианским коррупционизмом) и уж точно имела весьма сомнительное отношение к экономическому либерализму — если, конечно, не понимать последний в духе вице-президента Руцкого, т. е. как высшую степень всеобщей социальной защищенности. Поэтому "либеральный путь" в исполнении Попова — любопытный оксюморон. Наконец, последняя фаза Попова: "лучше вы присоединяйтесь к нам", — за которой, вероятно, должно последовать ответное: "Нет, лучше вы к нам", — показывает, что по крайней мере в чрезвычайной амбициозности мелких партий, склонных тянуть все одеяло на себя, патриоты и демократы на удивление похожи друг на друга.
Конечно, способы такой перетяжки различны, и есть очень вежливые. Егор Гайдар признался, что ему больше не хочется входить в состав нынешнего правительства: это означало бы, что "экономическая политика проводится в правильном направлении", что, по мнению экс-и. о. премьера, не совсем так. Что думают в связи с этим коллеги Гайдара по реформистскому блоку Владимир Шумейко и Борис Федоров, сказать трудно. Остается надеяться, что и Гайдар, и Шумейко, и Федоров все же далеки от обреченной убежденности украинского премьера Леонида Кучмы: "Я не знаю, как мы проживем это лето".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ