 |
ФОТО: AP  Гигантский выставочный зал сан-паульской биеннале, выстроенный по проекту знаменитого Оскара Нимейера, требует такого же большого искусства |
Еще недавно ни одна большая художественная выставка в мире не могла обойтись без обязательной "политинформации" — как минимум треть проектов была так или иначе посвящена социальным проблемам (войны, национальные конфликты, нищие, больные, эмигранты, женский вопрос и т. п.). Причем визуального удовольствия от этих вещей зрители, как нетрудно догадаться, получали мало — видеоарт по выразительности часто уступал "Международной панораме" Александра Бовина, а фотографии мало отличались от газетных репортажей из горячих точек. В лучшем случае получался "Клуб кинопутешественников" или National Geographic. Свои умные статьи знаменитые кураторы обязательно начинали с политкорректных заявлений, в конце концов превратившихся в риторические фигуры наподобие обязательных в советских научных трудах цитат из классиков марксизма-ленинизма. Только вместо теории отражения и классовой сущности искусства здесь фигурировали идентичность (обычно — по отношению к странам третьего мира и разнообразным меньшинствам) и глобализация с консюмеризмом.
И вот что-то произошло — открывается большая международная выставка, на нее съезжаются вроде бы те же знаменитые кураторы, в каталоге печатаются те же слова, а искусство — совсем или почти совсем другое. Любо-дорого посмотреть — ни "чернухи", ни "краснухи".
Президента Бразилии, прибывшего на открытие биеннале в Сан-Паулу, встречали не художественные демонстрации и лозунги (хотя какие-то локальные манифестанты все ж таки прорвались сквозь охрану, но это не были художники — скоро в Бразилии выборы). Его встречала обнаженная сирена, сидящая, как на ветвях дерева, на гигантской металлической конструкции и распевающая какие-то бессловесные гимны (позже выяснилось, что это была знаменитая португальская танцовщица). А дальше все, что могло бы сойти за критическое высказывание, на поверку оказалось чистой эстетикой. Не исключено, что кое-что и цензурировали. Так, без объяснений был отменен заявленный в программе вернисажа перформанс со сжиганием бумажной башни, который должен был символизировать мирный фейерверк искусства против чудовищных террористических "фейерверков". Хотя, кто знает, может, его запретили пожарные.
Осталась, правда, политическая карта мира. Она лежала на полу в одном из главных залов биеннале на видном месте. Голубая клеенка (вроде как мировой океан) размером метров десять на пятнадцать, на ней — горсти разнообразных конфет в разноцветных фантиках, выложенные по очертаниям материков и стран. Прямо на вернисаже, как и следовало ожидать, публика эту карту съела — причем никакой закономерности между, скажем, политическим строем той или иной страны и вкусом сладостей не наблюдалось. Россия, например, состояла из ореховой нуги в золотистых обертках, а Антарктида — из вишневого мусса.
 |
ФОТО: REUTERS На биеннале встречались живые экспонаты (на фото вверху — португальская актриса Вера Мантеру) и поролоновые зрители (на фото внизу — инсталляция Сергея Шеховцова Cinema) |
Каждая страна-участница показывает одного художника. Стран всего 55, начиная от ведущих художественных держав (США, Англия, Франция, Германия, Италия) до практически всего бывшего соцлагеря, Латинской Америки и многих стран Африки и Азии. На выбор национальных художников куратор не влияет, его вкус проявляется в другом разделе — "Приглашенные художники" (почти полторы сотни участников). И вот оказывается, что между выбором частного лица и выбором государств нет принципиальной разницы. Возможно, потому, что Альфонс Хьюг — сам чиновник, долгие годы он возглавляет отделения немецкого культурного Гете-института в разных городах. Несколько лет назад он рулил этой организацией в Москве, теперь обосновался в Рио-де-Жанейро. А может, потому, что искусство действительно говорит на интернациональном языке и особой художественной специфики тот или иной географический регион сейчас не имеет. Или, что тоже вероятно, просто не хочет ее предъявлять международной арт-общественности, Россия ведь не возит на такие мероприятия самых знаменитых на родине своих творцов — Шилова, Глазунова и Церетели.
Как бы то ни было, глядя на этот географический "срез", нельзя сказать, что страны третьего мира предпочитают, скажем, допотопную реалистическую живопись, а индустриальные державы — высокотехнологичные интерактивные инсталляции. Известная всякими электронными штучками Финляндия выставила картины (кстати, чуть ли не порнографического содержания). Прекрасные живописцы фигуративного толка обнаружились в Германии и Австрии. А вот представитель Арабских Эмиратов по имени Абдулла показал инсталляцию из камней и ссылался при этом на Хайдеггера.
 |
Что касается представительства России, то мы выступили вполне по международным правилам. Инсталляцию Cinema молодого скульптора Сергея Шеховцова (он же Поролон), перед этим показанную в Москве в галерее "Риджина", собственно и открывшей это имя, вполне можно было бы назвать бытовой зарисовкой, если бы не прямолинейная по-шекспировски метафора "весь мир — кинотеатр". В маленьком зале сидят люди, пялятся в экран. На месте экрана — посетители биеннале. Выходят и натыкаются на две фигуры — девушка в мини-юбке, поправляющая туфлю нагнувшись, и юноша, мочащийся в углу. Будь это дело отлито в бронзе или изваяно в мраморе, не миновать автору Госпремии. Но за несерьезный поролон, из которого "вырублены" фигуры, Госпремий не дают. Зато возят на биеннале.
Другого нашего художника, приглашенного самим Хьюгом, Павла Пепперштейна, слишком часто зовут на международные выставки, чтобы его участие на биеннале в Сан-Паулу могло стать сенсацией. Те же самые три картины под общим названием "Политические галлюцинации" недавно показывались на выставке "Москва--Берлин" в Историческом музее. Несмотря на обилие флагов, акцент явно надо ставить на слове "галлюцинации" — фактически это и есть жанр, в котором работает Пепперштейн, будь то живопись, инсталляции или развернутые тексты, которые и принесли ему славу нашего главного психоделика.
 |
Бразилец Еда Оливейра предлагает зрителям исповедоваться на горе кукурузы |
"Свободная территория" поражает монументальными и странными сооружениями. Какими-то вышитыми шатрами, металлическими колпаками, чем-то вроде поленницы дров, где каждое бревно — не бревно, а целое дерево, мостом, сложенным из костылей, двумя десятками швейных машинок, за которыми что-то строчат живые рукодельницы. Один бразильский художник воспроизвел на выставке свою мастерскую в натуральную величину и со всеми подробностями, включая кухню и санузел. Другой, хоть и наверняка не читал Александра Грина, поставил красный парус на колеса дрезины (кусок железнодорожного полотна с рельсами и шпалами прилагается). Один англичанин устроил посреди зала живой остров — буйные экзотические растения, как в оранжерее, подпитываются снизу водой из двух бочек, а сверху обогреваются специальными лампами. Кубинец построил павильон для ловли солнечных зайчиков.
Список аттракционов можно было бы продолжать, но и из этих примеров ясно, что художники идут на поводу у своего воображения, а не у пресловутого социального заказа. Хотя тем самым парадоксально его выполняют. Достаточно сказать, что прошлая биеннале в Сан-Паулу оказалась мировым рекордсменом по числу посетителей (670 тыс.) среди выставок современного искусства 2002 года. В этот раз организаторы рассчитывают на миллион посетителей за три месяца. Если эти прогнозы сбудутся, миф о непопулярности современного искусства у масс будет окончательно развеян. По крайней мере, в отношении отзывчивой бразильской публики.
Планирующаяся в январе следующего года первая московская биеннале современного искусства вряд ли обретет и долю подобного успеха. Просто потому, что помимо усилий самих творцов для этого требуется и кое-что еще. Чтобы Бразилия стала страной победившего модернизма, понадобилось как минимум полвека государственной поддержки и пропаганды новейших течений и самой идеи художественного интернационала, так ярко выраженной в сан-паульской биеннале.
МИЛЕНА ОРЛОВА