|
Капкан для тигров |
 |
| Фото: AP |
Азиатская роскошь
Восточноазиатские страны середины 90-х годов представлялись весьма привлекательными для инвестирования. Предшествующие десять лет их экономика демонстрировала выдающиеся темпы роста. Порой относительный прирост ВВП измерялся двузначными цифрами. В словаре экономистов появился новый термин — "азиатские тигры", так называли Гонконг, Сингапур, Тайвань и Южную Корею. Благодаря бурному росту электронной промышленности они стали составлять реальную конкуренцию развитым странам Запада. Лидерам Восточной Азии буквально наступали на пятки и другие страны региона: Индонезия, Малайзия, Таиланд, Филиппины. В результате в 1995 году восточноазиатский регион обеспечивал около 25% мирового ВВП, хотя в 1960 году его доля была менее 5%.
Иностранных инвесторов привлекала в регион жесткая привязка курса местных национальных валют к доллару США в сочетании с устойчивым ростом восточноазиатской экономики. Взяв кредиты в долларах под низкие проценты в западных странах, инвесторы размещали эти средства в Азии. Ставки по привлеченным и размещенным кредитам порой отличались в разы. Это позволяло инвесторам зарабатывать баснословные прибыли в твердой валюте.
Вместе с тем за оболочкой экономического благополучия скрывались серьезные структурные перекосы как в производственной, так и в финансовой сфере. В большинстве перечисленных стран, которые потом сыграли центральную роль в азиатском кризисе, политическая власть и бизнес почти не разделялись. В Южной Корее, например, корпорации, контролируемые семьями, приближенными к правящей элите, назывались "чеболи". Тридцать крупнейших чеболей обеспечивали более трети промышленного производства страны. При этом большинство политических режимов в странах Восточной Азии были, мягко говоря, авторитарными, а точнее — диктаторскими. И, естественно, благополучие компаний во многом определялось благосклонностью властей.
Особым образом организовывалось и финансирование проектов. Выпуск акций с риском утраты контроля над компанией считался нежелательным. Компании, вне зависимости от своего размера, предпочитали пользоваться заемными средствами, прежде всего кредитами. Но кредиты национальных банков в Азии выдавали с оглядкой на правительство. Если у владельцев компании были связи во властных структурах, кредит выдавался без особых условий и под низкие проценты. Да и само решение о выдаче кредита обычно принимал не банк, а контролирующие его органы.
Во всю эту систему органично вписался иностранный капитал. Кроме описанной выше схемы перекредитования распространено было чистое кредитование азиатских компаний. Многие зарубежные фонды действовали на фондовых рынках этих стран, привлекаемые высокой ликвидностью и постоянным ростом котировок. Да и система государственного вмешательства в экономику пришлась инвесторам по вкусу. Поддержка властями той или иной корпорации воспринималась как своего рода госгарантия — инвесторы были уверены, что в случае неприятностей власти обеспечат компанию нужными ресурсами.
Однако огромные займы начали сказываться отрицательно на состоянии предприятий. Например, в 1996 году у корейских чеболей соотношение заемных средств к капиталу в среднем составляло 4:1, причем прибыль всего на 30% превышала выплаты по долгам. Это было следствием и непродуманности стратегии развития, и больших затрат на "благодарность" политикам. Положение осложнялось возрастающим расточительством топ-менеджеров. Восточноазиатские страны в середине 90-х годов были одними из ведущих импортеров предметов роскоши и товаров класса "люкс".
Многие экономисты считали, что долго так экономика азиатских стран развиваться не может, однако большинство ожидало плавного снижения темпов экономического роста. Предвидеть полномасштабный кризис могли только отчаянные пессимисты.
Восточные единоборства
Тем не менее 1996 год стал последним относительно благополучным в Азии. В январе 1997 года крупный корейский чеболь Hanbo Steel не смог расплатиться по текущим долгам. Общая задолженность корпорации составляла $6 млрд. В результате на грани банкротства оказался и его крупнейший кредитор — банк Korea First. Сумма кредитов, выданных Hanbo Steel, составляла 60% капитала банка. До дефолта корпорации банку это удавалось скрывать с помощью всевозможных уловок. Через пять дней после скандала с Hanbo Steel обанкротилась Somprasong, крупная таиландская компания.
В течение месяца после этих событий власти принимали меры по стабилизации ситуации, которая тогда еще не казалась кризисной. Правительство Таиланда объявило о готовности выкупить $3,9 млрд зависших долгов. А тогдашний глава МВФ Мишель Камдессю заявил, что, по его мнению, причин для развития кризиса нет.
Однако многие спекулянты придерживались иного мнения. Знаменитый финансист Джордж Сорос позднее в своей книге "Кризис мирового капитализма" признался, что возглавляемый им хеджевый фонд Quantum в это время начал играть на понижение таиландского бата. Продажи велись как без покрытия, так и с помощью производных инструментов со сроком исполнения через три и через шесть месяцев. И, судя по всему, Сорос был не одинок в своих устремлениях.
Кризис стремительно набирал ход. В конце марта разорилась еще одна крупная корейская компания — Sammi Steel. А в начале мая случилось одно внешне незначительное событие. Японские финансовые власти заявили, что обеспокоены снижением курса иены. Причина этого, по их мнению, крылась в проблемах соседей. И так как на эти проблемы они повлиять не могут, то, возможно, для поддержки своей валюты вынуждены будут увеличить свою учетную ставку.
Ставку в Японии так и не увеличили, но кредиторы и инвесторы восточноазиатских стран были шокированы. Вложения многих из них строились по принципу постоянного рефинансирования, то есть напоминали пирамиду. Играть в эту игру с выгодой для себя они могли только в том случае, если на заем средств они тратили меньше, чем затем получали от их инвестирования. А при увеличении ставки в Японии такая игра лишалась смысла. И поэтому часть инвесторов, привлекавших средства на этом рынке, решили выйти из игры.
К середине мая процесс вывода капиталов принял необратимый характер. К инвесторам, судорожно конвертирующим свои средства из местной валюты в твердую, добавились спекулянты, целенаправленно играющие на понижение азиатских валют. Наиболее ощутимой была атака на тайский бат. Первый удар принял на себя центральный банк Таиланда, который все еще надеялся, что его валютных резервов хватит на удовлетворение всего спроса. Потом ему на помощь пришел центробанк Сингапура. Из Таиланда проблемы распространились и на другие страны региона. Филиппины, например, подняли учетную ставку до 13%.
В самом Таиланде власти еще как-то могли защищать валюту от спекулянтов. Но вот компании этой страны, разом лишившиеся привлекательных условий рефинансирования своих долгов, оказались на краю пропасти. Ближе к концу мая обанкротилась крупнейшая финансовая корпорация Таиланда Finance One. Таиланд смог поддерживать фиксированный курс своего бата еще месяц. За это время в стране сменился министр финансов, а остальные должностные лица стали уверять общественность и инвесторов, что девальвации не будет ни при каких обстоятельствах. 2 июля ЦБ Таиланда выступил с заявлением о том, что он переходит на "управляемое плавающее" регулирование курса бата. Одновременно с этим ЦБ попросил помощи у МВФ. К этому моменту валютные резервы страны сократились более чем в полтора раза, опустившись ниже отметки в $30 млрд. В тот же день управляемое плавание сменилось неуправляемым обвалом. Бат подешевел на 15% до 29 батов за доллар. К концу 1997 года за доллар давали уже 55 батов.
Остальные валюты региона были обречены. В разных странах на подавление сопротивления центробанков ушло разное время, но к середине октября фактически девальвированными оказались и индонезийская рупия, и филиппинский песо, и малазийский ринггит. Их курсы по отношению к доллару снизились в 2-2,5 раза. Не спасли ситуацию и массированные интервенции центральных банков, истративших на поддержание национальных валют до половины валютных резервов.
Восточное гостеприимство
С валютного кризиса начался полномасштабный кризис всего региона. Положение осложнялось тем, что правительства отказывались признавать свои ошибки. Виновного в падении курса валют нашли быстро — им оказался Джордж Сорос. Малазийский премьер-министр Махатхир Мохаммад, например, заявил: "Все эти страны потратили 40 лет на то, чтобы отстроить свои экономики, а такие идиоты, как Сорос, пришли и все разрушили". (Впрочем, господин Сорос в долгу не остался и заявил, что настоящей угрозой для Малайзии является ее премьер-министр.)
Одновременно с крахом валютной системы началось разрушение фондового рынка. Те компании, которые еще оставались на плаву, стремительно теряли в капитализации — инвестировать в них было некому. Даже выраженные в национальной валюте курсы акций за полгода упали примерно на треть. Стремительно сокращалось производство и деловая активность — безработица в регионе удвоилась, строительство практически прекратилось.
Первые экстренные транши МВФ и других международных организаций, направленные в кризисный регион, казалось, уходили, как в песок. Впрочем, и предназначались они скорее не для поддержания экономики, а для спасения западных инвестиций. Вместе с тем только в три страны региона — Индонезию, Корею и Таиланд — было вложено более $125 млрд, сумма, сопоставимая с валютными резервами этих стран. И неудивительно, что к концу 1998 года и на валютном рынке, и на фондовом, и в целом в экономике ситуация стала выправляться.
Считается, что среди пострадавших от азиатского кризиса были не только резиденты, но и иностранные инвесторы, не успевшие вывести деньги. Однако предыдущий рост экономики и последующие вливания международных финансовых организаций значительно смягчили для иностранцев последствия кризиса. А экономика США так даже оказалась в некотором выигрыше. Несмотря на то что индекс Dow Jones в первой половине 1997 года снизился на 10% до 6400 пунктов, к концу года он дошел до отметки 7900 пунктов. Инвесторы, напуганные азиатским кризисом, искали спасения в США, причем выводили свои активы не только из кризисных стран, но и из Европы.
В начале азиатского кризиса Россия тоже стала прибежищем спекулятивного капитала. Индекс РТС в первой половине 1997 года вырос в два раза до 400 пунктов. Однако механизм собственного российского кризиса уже был запущен. Западные инвесторы отвернулись от рискованных вложений. А вскоре и основа российского благополучия — цены на нефть — стремительно пошли вниз. Но это уже другая история.
АЛЕКСЕЙ БАЙБАКОВ