"Странники" (The Wanderers, 1979, *) — малоизвестный, интригующий и жестоко разочаровывающий фильм в общем и целом достойного режиссера Филиппа Кауфмана. В своих лучших фильмах он продемонстрировал чуткое умение если не стилизовать, то воспроизводить более или менее удаленную от наших дней эпоху, будь то Пражская весна в "Невыносимой легкости бытия" (The Unbeareble Lightness of Being, 1987) или быт парижской маргинальной богемы 1920-х годов в "Генри и Джун" (Henry and June, 1990), экранизации откровенных дневников писательницы Анаис Нин, побывавшей одновременно любовницей Генри Миллера и его жены Джун. "Странники" — тоже ретро, но сугубо личное: Кауфман вспоминает о своих школьных годах в Бронксе, закончившихся с убийством президента Кеннеди в 1963 году. Тут ему, казалось бы, и карты в руки. Но интимное для режиссера кино получилось неизмеримо более картонным и фальшивым, чем его экскурсы в Европу и в прошлое. Психологический тормоз, что ли, существует какой-то у большинства режиссеров, когда они пытаются снимать о сокровенном? Место действия весьма специфично: конечно, в 1963 году Бронкс еще не то угрюмое бандитское гетто, что сейчас, но район вполне трущобный и поделенный на зоны влияния молодежными бандами, основанными на этническом признаке, — итальянскими, афроамериканскими, еврейскими. И все обычные для кино о "босоногом детстве" клише — первая любовь, первая измена, первое предательство — поэтому окрашиваются в мрачные, смертоносные тона. Но, несмотря на это, по градусу истерического веселья "Странников" можно сравнить разве что с "Покровскими воротами". Кауфман словно испытывает неловкость перед зрителями, пытается затушевать собственную неискренность наигранной ажитацией. Все невпопад: хохочут, подпрыгивают, куда-то суетливо бегут. Головорезы с бейсбольными битами в руках ничуть не страшны, а жуткие трущобы, в которые нелегкая заносит как-то компанию друзей, напоминают картонные декорации из какой-нибудь старой экранизации "Парижских тайн".
"Готика" (Gothika, 2003, ***) — первый голливудский опыт французского режиссера и превосходного актера Матье Кассовица. В таких случаях принято говорить: сбылась мечта идиота. Впрочем, мечта у Кассовица достойная: не просто попасть в Голливуд, что для французского режиссера вещь почти невозможная, а максимально помучить на экране красавиц Холли Берри и Пенелопу Крус. Конечно, снимай он этот фильм на родине, оттянулся бы Кассовиц вовсю, показал бы и "фронтальную обнаженку", и подробности пыток, которым подвергают похищенных девушек сексуальные маньяки из провинции, в обыденной жизни — респектабельные врачи и полицейские. Но в Голливуде все гораздо жестче, поэтому Кассовиц не перешел некий порнографический рубеж, во Франции давно преодоленный. Сочетание подавленного желания режиссера шокировать и голливудской осторожности заставляет видеть в ужасном смешное и предаваться ироническим фантазиям. Например, есть все основания надеяться на то, что насилуемая дьяволом Пенелопа и угодившая в собственную психушку врач Холли, разогнав маньяков и выйдя на свободу, создадут крепкую и счастливую семью. Но нет, не сходят с гетеросексуальной стези. Почему фильм называется "Готика", сказать трудно. Да, в потоках ливня героине является пылающий призрак, пациентка психушки уверена, что ее насилует в палате не кто иной, как сам дьявол, но, что касается сюжета, это достаточно стандартный психотриллер с долей мистики, которая так и остается необъясненной. Однако Кассовиц позволяет себе гораздо больше бьющих по нервам, слуху и зрению эффектов, чем его американские коллеги. Он вообще режиссер агрессивный, талантливый, претенциозный, иногда невыносимо банальный, всегда — наивный в своей преждевременной напыщенности. Дебютировав пресной молодежной комедией "Метиска" (Metisse, 1993), он оказался в одночасье фаворитом критики, получив на Каннском фестивале приз за "Ненависть" (La Haine, 1995), жесткую, подтянутую, черно-белую трагедию о латентной гражданской войне между ментами и обитателями парижских спальных районов, в основном иммигрантами из Африки. Поставил тошнотворную и сюрреалистически неправдоподобную страшилку "Убийцы" (Assasin(s), 1997) о старом киллере-садисте, приобщающем к своему ремеслу новичка, а бестолковые "Пурпурные реки" (Les Rivieres pourpres, 2000) вывели его в первые ряды режиссеров, мечтающих о Голливуде-на-Сене. Впрочем, этой утопии он все-таки предпочел Голливуд реальный, благоразумно отказавшись от постановки еще более дурацкого, чем оригинал, сиквела "Рек" и подступившись с инфантильной улыбкой маньяка к очаровавшим его американским красавицам.
