Умеренность в своих силах

Свой ударный балетный декабрь Парижская опера начала с премьеры программы «Аштон / Эяль / Нижинский». «Рапсодия» вернулась в репертуар в исполнении молодого поколения, «Фавнов» поставила Шарон Эяль, и это дебют одной из самых востребованных современных хореографов в Опере, «Весну священную» переписали и адаптировали усилиями франко-русской сборной. Смотрела Мария Сидельникова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Три одноактных балета трех совершенно разных хореографов худрук Орели Дюпон объединила русской темой. «Послеполуденный отдых фавна» (он же «Фавны») и «Весна священная» проходят по линии дягилевских «Русских сезонов», «Рапсодия» — классический довесок с двойным русским следом: музыка Сергея Рахманинова и первое исполнение Михаила Барышникова. Именно для него — приглашенного премьера Royal Ballet — и поставил в 1980 году Фредерик Аштон свой бравурный балет-фейерверк в подарок на 80-летие королеве-матери Елизавете.

Однако виртуоза уровня Барышникова для премьерного вечера в Парижской опере не нашлось. Матерые этуали труппы брошены на «Дон Кихота», «Рапсодию» же Дюпон отдала молодежи, и выбор первого танцовщика — Марка Моро — нельзя назвать удачным. Невыворотные ноги с тяжелой низкой икрой решительно отказывались широко и чисто проговаривать техничные скороговорки Аштона. Разудалые круги больших прыжков, лихие проезды по диагонали назад и вперед с выброшенной ногой, фуэте, разбавленные искристым прыжком,— все, что составляет мастерство мужской «русской школы», восхищавшей Аштона, французу было не по ногам и не по темпераменту.

Неудачный выбор солиста с лихвой компенсировала этуаль Сэ Ын Пак. Первая кореянка, добившаяся высшей ступени в иерархии парижской труппы, отлично выучена в родном Сеуле, дисциплинированна, обладает музыкальностью и раскрывается с каждой новой партией. В сложнейшем хореографическом тексте, где только и успевай чеканить заноски, менять ракурсы да с лету прыгать в изощренные поддержки, она — хрупкая и легкая — выделила множество ярких вспышек, стильных полутонов, едва уловимых нюансов и сделала это с заразительным драйвом.

Главной интригой вечера была мировая премьера «Фавнов» в постановке Шарон Эяль. Израильский хореограф, воспитанница Охада Наарина, одна из самых влиятельных и модных фигур в современном танце впервые получила приглашение работать в Опере, да еще с таким непривычным для себя материалом — «Послеполуденным отдыхом фавна» Дебюсси, чья тягучая музыка кажется совершенно противоположной самой природе ее пульсирующей хореографии. Впрочем, на премьере майским вечером 1912 года от Фавна-Нижинского тоже ждали захватывающих дух элеваций, он же растянулся в неге над пещерой.

Никакого юноши-козленка и мифологических дев у Эяль, разумеется, нет и в помине. У нее все фавны и все нимфы одинаковы: для всех восьми артистов костюмы телесного цвета — шорты и перетянутые крестом на груди майки — сшиты по эскизам диоровской арт-директрисы и постоянной напарницы Эяль Марии Грации Кьюри. Если где и есть аллюзии на балет Нижинского, так это в движении в одной плоскости, в перекрученных телах, словно снятых с античных барельефов, в угловатых руках с вывернутыми вверх ладонями. В остальном же парижская премьера — это мгновенно узнаваемая, повторяющаяся из спектакля в спектакль Шарон Эяль. Ее фавны топчутся на высоких полупальцах в па-де-бурре, заламывая назад руки — этакий гибрид ее последнего спектакля «Цепь души» и фокинского «Умирающего лебедя»,— выскальзывают на соло и потом вновь поглощаются бесполым коллективным телом, раздираемым звериными инстинктами, уязвленным человеческими страхами и освобожденным от гендерных условностей.

На финал припасли новую версию «Весны священной» Игоря Стравинского. Хореографию Вацлава Нижинского (1913) восстановила и адаптировала Доминик Бран, исторические костюмы Николая Рериха воссоздал Александр Васильев. Француженка, многолетняя исследовательница жизни и балетов Нижинского, специалист по системе записи танца Лабана и русский телеведущий, историк моды сработались на съемках фильма «Коко Шанель и Игорь Стравинский» еще в 2008 году. По следам фильма и при участии историков Хуана Игнасио Валейоса и Софи Жакото в 2014 году Доминик Бран выпустила свою полноценную версию «Весны» и представила ее как альтернативу исторической реконструкции 1987 года Миллисент Ходсон и Кеннета Арчера, которая считается максимально близкой к утраченному первоисточнику. У француженки другой подход к работе: так как оригинала нет («Весну» показали восемь раз, и она не была задокументирована самим Нижинским), она отрицает «иллюзорные реконструкции» хореографии и выбирает свою собственную интерпретацию. В качестве отправной точки она взяла партитуру «Фавна» 1915 года, записанную самим Нижинским, плюс сверялась с партитурой Стравинского и Мари Рамбер, которая работала вместе с Нижинским над «Весной».

Изменения в новой «Весне» главным образом коснулись композиции. Между двумя частями балета «Поцелуй земли» и «Великая жертва» постановщица создает сюжетную связку. Получив всю мощь природы — а «поцелуй земли» буквально поднимает скрючившегося в конвульсиях Старейшего-мудрейшего на ноги,— старец в компании одного из юношей чертит роковой круг, в котором предстоит умереть Избраннице. Смысла это происходящему на сцене не добавляет: сюжетность — последнее, что интересовало создателей балета век назад. А вот градус действия, эмоциональный ритм спектакля сбивает. Его отсутствие, пожалуй, главный недостаток новой «Весны». В погоне за повествованием, хореографической достоверностью, которая выражается в цитатах из «Послеполуденного отдыха фавна» Нижинского и утрированной корявости, балет приобрел декоративность и, увы, растерял дикость. К тому же Васильев, сверяя свою работу с оригиналом Рериха, причесал юношей слишком аккуратно, постаравшись сделать позаметнее лапти, алые рубахи и бородатых медведей-оборотней. Ощущение катастрофы в финальной пляске Избранницы появилось только во втором составе, когда главную партию танцевала Эмили Козетт. Но это личная заслуга балерины предпенсионного возраста — на тридцать прыжков с поджатыми ногами ей физически не хватало сил.

Премьера «Весны священной» состоялась с одобрения наследников Вацлава и Ромолы Нижинских. Их дочь Тамара (1920–2017) несколько десятилетий тщетно билась с Миллисент Ходсон и Кеннетом Арчером, чья версия раньше шла в Опере, за получение авторских отчислений. Необходимую законодательную базу, закрепляющую за наследниками авторские права, приняли во Франции только в 2013 году, к столетию «Весны». С тех пор балеты Нижинского можно ставить только с разрешения его фонда. В этом, по всей видимости, и кроется ответ на вопрос, зачем Парижской опере понадобилась новая — причесанная и приглаженная — версия самого радикального балета эпохи модернизма.