9 декабря президент России Владимир Путин встретился с членами президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ). Он пообещал помочь членам СПЧ изучить закон об иноагентах, чтобы они предложили, как его усовершенствовать (об отмене закона речи не идет). СпецQR “Ъ” Андрей Колесников считает, что теперь у ректора Шанинки Сергея Зуева есть все шансы выйти из СИЗО, впрочем, лишь под домашний арест. Предложение Евы Меркачевой о появлении в Уголовном кодексе статьи «Пытки» уже, оказывается, разрабатывается Советом федерации.
Владимир Путин обсудил текущие проблемы гражданского общества с ним самим
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Многое во встрече Владимира Путина с членами СПЧ было, казалось, предопределено. Круг выступающих очерчен; круг тем — тем более; ответы в целом тоже казались предсказуемыми: если уж тема выносилась на это заседание, то ее предстояло в определенном смысле закрыть или по крайней мере решить, как это начинать делать.
Между тем как всегда нашлись нюансы.
Для начала Владимир Путин перечислил достижения, которыми должен славиться теперь СПЧ.
После каждого заседания принимаются меры. Так, в последний раз были внесены изменения в Лесной кодекс, и теперь собственники могут содержать леса, которые находятся на их территориях, а не вырубать эти леса от греха.
Кроме того, международные IT-компании начали «приземлять» в России: они теперь должны регистрировать и открывать свои представительства в нашей стране. Впрочем, не все члены СПЧ отчего-то относят это событие в актив работы совета.
Прооперированным детям с диагнозом «ретинобластома», рассказал Владимир Путин, «нужно было каждый год по мере взросления подтверждать инвалидность, чтобы оплачивать замену глазного протеза. В результате обсуждения на совете этот вопрос был урегулирован, и сейчас инвалидность таким детям устанавливается сразу после операции и вплоть до 18 лет». А вот этим можно даже гордиться.
СПЧ, как выяснилось, играет свою незаменимую роль даже в деле поэтапного сокращения производства одноразовых и трудноперерабатываемых товаров.
Глава СПЧ Валерий Фадеев продолжил говорить о достижениях — начале работы над созданием музейного центра на Бутовском полигоне (эта работа, без сомнения, будет закончена, так как я хорошо помню, как много лет назад Владимир Путин долго стоял перед считай что самодеятельным мемориалом и просто читал и читал фамилии расстрелянных там людей).
Может, Валерий Фадеев решил не перегружать повестку уже сделанным, но на самом деле это были, пожалуй, все перечисленные достижения.
Чрезвычайно горячей по понятным причинам является тема предстоящей раздачи QR-кодов.
— Есть люди,— рассказал Валерий Фадеев,— перенесшие инфекцию, но не обратившиеся к медикам. Кто-то в силу личной определенной безответственности, а кто-то, болея нетяжело, по призыву специалистов — а такие призывы звучали — не хотел перегружать систему здравоохранения в период пиков эпидемии. У нас нет статистики, но, похоже, таких людей миллионы, и у них есть антитела!
Он говорил об этих людях как просто о действующей армии какой-то, готовой занять любую господствующую высоту.
Впрочем, он предложил разумную вещь, которую я как обладатель высокого титра антител очень ценю (правда, я, как многие другие, и нас миллионы, уже психанул и все-таки сделал двухкомпонентную прививку):
— Наверное, было бы правильным в случае наличия высокого титра антител, такого же как после прививки, выдавать этим людям код как переболевшим.
Но ведь не дадут: долго будут искать точный порог антител, после которого человек заслуживает QR-кода, и не найдут.
Валерий Фадеев между тем решительно поддержал идею о защите прав человека в цифровом пространстве.
— Слежка за гражданами частными компаниями, соцсетями, платформами, банками, мобильными операторами и так далее. Слежка, которая нарушает важнейшее право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайны. При этом добровольность передачи персональных данных оказывается профанацией! Цензура той информации, которую пользователи ищут в интернете, цензура той информации, которую пользователи размещают в интернете, манипулирование пользователями на основе имеющейся о них информации, например навязывание товаров и услуг!..
В общем, наступление совета на цифровое пространство для защиты и комфорта людей в нем будет продолжено с нарастающей активностью.
Личная просьба Валерия Фадеева к президенту состояла в разработке набора льгот для кавалеров трех орденов Мужества. «Три ордена Мужества — это похоже на три ордена Славы или три Георгиевских Креста. Таких людей — кавалеров трех орденов Мужества — в стране очень немного, примерно 150 человек, каждый из них совершил по крайней мере три подвига. Но сегодня они не имеют никаких льгот: пенсионных, медицинских или транспортных»,— добавил Валерий Фадеев.
Скромно. Достойно. По-фадеевски.
И неудивительно, что Владимир Путин пообещал не то что содействие, а быстрейшее решение.
Член СПЧ Марина Ахмедова говорила о бездомных:
— Мы знаем случаи, когда бездомные люди просто умирали на улице в мучениях от онкологии, потому что они не могли получить в больнице обезболивания. Мы точно знаем случаи, когда бездомных женщин с онкологией выписывали из больницы с кровотечением, просто затампонировав это кровотечение, со словами: «Обращайтесь по месту жительства». А куда им обращаться, если у них места жительства нет?!
Все остальное было не легче.
Она предложила «открыть больницу для асоциальных бездомных, куда они могли бы приходить за плановой и экстренной помощью за счет средств ОМС» (сбылась бы мечта Елизаветы Глинки).
Предложения были верные и реальные. «Внести изменения в законодательство, которые бы позволяли бездомным людям регистрироваться по месту фактического пребывания, например, по адресу органа публичной власти или учреждения социальной защиты». «Выдать бездомным специальные социальные сим-карты. По сути, номер этой сим-карты — это регистрация, это такой мостик между человеком и государством. Что это дает? Человек мог бы зайти через эту сим-карту на "Госуслуги", "Мосуслуги", другие региональные услуги, и там он мог бы зарегистрироваться по месту пребывания. А еще ему могли бы позвонить из больницы, из поликлиники, из полиции, пригласить на трудоустройство. Он мог бы позвонить во все эти учреждения. А еще ему могли бы просто позвонить и пригласить также на вакцинацию».
Кто-то сразу, конечно, потеряет такую сим-карту. Но кто-то ею воспользуется. Хотя потеряют почти все. Потому что попытки реализовать провалятся.
— Я для себя пометил, будем делать,— сообщил господин Путин.
Ева Меркачева говорила о пытках. Говорила подробно и без преувеличения прекрасно. То есть пытки, может, даже не заслуживают, чтобы о них так говорили.
— Мы проанализировали ситуацию, установив, что у пыток есть три основные причины. Первая — пытают людей с целью получения признаний, явок с повинной, свидетельских показаний по уголовным делам против других. Вторая причина — пытают, чтобы вымогать деньги. Третья — с целью ломки, устрашения и в наказание за жалобы, чтобы установить такой режим, когда люди беспрекословно подчиняются и для них становится невозможным отстаивание их прав, прописанных в Конституции, которые им даны по праву с самого рождения.
Она предложила внести в Уголовный кодекс статью «Пытки». Наказывать за них сразу станет легче.
— Если мы это сделаем...— говорила она.— Я очень на это надеюсь!.. То каждый, кто будет применять пытки, будет понимать, что в его биографии будет строчка «осужден за пытки» (точнее все же, может быть строчка.— А. К.), а не просто за злоупотребление должностными полномочиями!
Все дела о пытках, предлагает Ева Меркачева, должен расследовать центральный аппарат Следственного комитета:
— Это очень важно, потому что если на уровне регионов пытаются такие дела расследовать, то они обычно заканчиваются ничем...
Тяжелая ситуация, по словам Евы Меркачевой, в Иркутске:
— Я бы просила вас отдельно все-таки обратить внимание на иркутские пытки. Дело в том, что уникальная ситуация создалась: сейчас официально признанные потерпевшими по делам о пытках в Иркутске... они же проходят обвиняемыми в организации бунта! Наверное, что-то было не в порядке в этом тюремном королевстве, если людей, которые подняли бунт, пытали. Наверное, может быть, и это было причиной того, что они дезорганизовывали... Если бы, кстати, не уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова, я уверена, что дела об этих пытках не были бы возбуждены. Они возбуждены, но практически не расследуются: до сих пор нет ни одного обвиняемого...
Кроме того, она обратила внимание на ректора «знаменитой Шанинки» Сергея Зуева.
— Сергей Зуев три операции в этом году перенес,— рассказывала Ева Меркачева.— Зачем его арестовали и он находится в тюремной больнице? Врачи, акушеры-гинекологи, в том числе среди них есть те, которые проходят по так называемому делу репродуктологов,— все сидят! Тренер легендарной лыжницы Лазутиной, руководитель нашей российской сборной на Олимпиаде в Сочи Александр Кравцов сидит! У всех преступления экономические!.. Непонятно, повторюсь, что они делают в СИЗО, они вполне могли бы быть под домашним арестом.
Затем, когда прекратилась трансляция, про судьбу Сергея Зуева говорили и Александр Асмолов, и Николай Сванидзе. Вряд ли получится не обратить на это внимание. Судя по всему, у Сергея Зуева хорошие шансы по крайней мере на домашний арест, а не на СИЗО.
Кроме того, по рассказам членов СПЧ после встречи (об этом пишет «Новая газета»), Владимира Путина, когда к середине третьего часа прекратилась трансляция, спросили, как он относится к возможному закрытию «Мемориала». Российский президент, с одной стороны, рассказал, что запросил дополнительные сведения по процессу над «Мемориалом», и добавил, что по его данным, «Мемориал» защищает террористические организации вроде «Хизб ут-Тахрир» (запрещена в РФ.— “Ъ”). Он сказал, что сам-то всегда с уважением относился к деятельности «Мемориала», поэтому и справка понадобилась: не мог, наверное, поверить, что в «Мемориале» может быть такое. Он достал и справку и зачитал избранное: «Мемориал» причислил к жертвам политических репрессий несколько человек, которые, как «обнаружили израильские специалисты», служили при нацистах.
Если Владимир Путин руководствуется этой информацией, то иллюзий быть не должно: «Мемориалу» не устоять. Хотя нет сомнений, что в ближайшее время разъяснения последуют и от «Мемориала».
А пока Ева Меркачева поясняла:
— Мы считаем, что на самом деле причина того, что этих людей сажают,— это низкое качество следствия! Следователь использует механизм заключения под стражу с целью давления. Причем люди, когда находятся в СИЗО, лишены звонков, свиданий с близкими и даже в некоторых случаях переписки, то есть они в полной изоляции и сидят там иногда не месяцами, а годами!.. Мы очень просим в связи с этим дать следующие поручения: проанализировать практику заключения под стражу, рекомендовать судам вместо арестов использовать современные технологии и методы слежения, в том числе электронные браслеты.
Последняя просьба Евы Меркачевой была тоже по делу. Это было дело врачей в одной больнице:
— В Москве есть единственная тюремная больница, в ней лечат всех московских заключенных, абсолютно всех. Так вот, в этой больнице нет ни аппарата КТ, ни МРТ. Заключенным с коронавирусом делают рентген, и вообще любая диагностика — это рентген. Звучит как дикость, но это факт! Вывозить их в гражданские учреждения очень сложно, потому что для этого требуется конвой, для этого требуются сила, автозаки, поэтому вывозят не так часто. Все наши попытки попросить купить этот аппарат наталкиваются на один-единственный ответ: «Нет денег». Можно попросить вас поручить Минфину выделить средства на покупку этого оборудования, и чтобы оно было в единственной, повторюсь, тюремной больнице в столице?!
Когда человек говорит убедительно и без лишнего надрыва, агрессии и отчаяния в голосе, хочется ведь, видимо, и согласиться с ним. И не надо бороться с таким желанием.
И я считаю, Ева Меркачева получила беспрецедентный ответ президента:
— Все, что вы перечислили, безусловно, подлежит самому внимательному рассмотрению и после этого рассмотрения — принятию.
Ибо понятно уже, что и рассмотрение будет в ее пользу.
Впрочем, все, конечно, уже и так делается:
— Во-первых, Совет федерации уже начал работу по внесению изменений в законодательство, закрепляющих само понятие состава преступления — «пытки»,— сообщил президент (все-таки инициатива показалась, видимо, слишком резонансной, чтобы ее автором потом считали Еву Меркачеву.— А. К.).— Такая работа идет. Во всяком случае, она в Совете федерации поднята и над этим работают.
— Пока суд не пришел к выводу о том, совершено преступление или нет,— среагировал Владимир Путин по всем признакам на историю с Сергеем Зуевым,— конечно, засаживать человека за решетку, в камеру часто совершенно неоправданно. Уверяю вас, я полностью с вами согласен!
Последние фразы, надо надеяться, также станут руководством к действию, причем немедленному.
Шота Горгадзе предлагал, «чтобы был единый подход к таким ситуациям, когда злой умысел непосредственно нападавших пусть не будет полностью оправдательным нюансом для того, кто заступился и превысил меры необходимой самообороны, но хотя бы не даст возможности сажать за это на много лет (а то люди опасаются заступаться за других людей, опасаясь причинить им больший вред, чем они нанесли кому-то сами.— А. К.)! Потому что на сегодняшний день судят и за нанесение тяжких телесных, как будто был у человека умысел на это, и совсем забывают о статье о необходимой самообороне!.. Ведь закон и справедливость должны быть идентичны, на мой взгляд».
Тут господин Путин сомневался:
— Вопрос достаточно тонкий. Хотя я тоже наблюдал за тем, что происходит, за дискуссиями, которые возникают в этой связи.
Да, Владимир Путин хорошо понимал, о чем с ним будут говорить на этой встрече, и был вооружен.
— Мы с вами знаем — я сейчас уже боюсь что-то неточно сформулировать, но в целом мы как юристы с вами понимаем,— что смысл всех этих норм заключается в том, чтобы средства защиты соответствовали средствам нападения, не превышали тех средств нападения, которые используются преступниками.
В общем, не стоит пока спешить ввязываться в драку и пытаться защитить случайного прохожего: чревато слишком серьезными последствиями не только и, главное, не столько от хулиганов.
Обсуждали другие темы, например проблемы выживания китообразных:
— У нас ведь позволяется ловить морских млекопитающих всего по трем основаниям: коренным малым народам, малочисленным народам, в учебных и культурно-просветительских целях,— легко ввязывался Владимир Путин в дискуссию и об этом.— Как вы сказали, вот эта китовая тюрьма (об этой тюрьме в Приморье шла речь на прошлой встрече, и китовая тюрьма была в итоге демонтирована.— А. К.) под этой маркой и создана. И что? Предложение-то какое? Сейчас как раз рассматривается вопрос о совершенствовании законодательства. Ваше мнение какое? Запретить полностью? Как поступить-то, как вы думаете?
То есть дискуссия становилась оживленной:
— Владимир Владимирович, тот проект закона, предложенный правительством...— отвечал член СПЧ Сергей Цыпленков.
— Извините, пожалуйста,— перебивал его господин Путин,— но вы знаете, что коренным малочисленным народам в принципе во всем мире, несмотря на всеобщие запреты, во всем мире разрешено это делать!
— Я предлагаю поддержать те поправки, которые предложены депутатами! — предлагал Сергей Цыпленков.— Они оставляют возможность коренным малочисленным народам, они оставляют возможность для научного лова. Они закрывают промышленный вылов китов и вылов китов для этих самых развлекательных целей — тогда мы действительно уберем юридическую возможность появления этих «китовых тюрем»!
И они дискутировали еще несколько минут.
Член СПЧ Кирилл Кабанов сосредоточился на борьбе с буллингом в школах и предложил прежде всего заниматься его профилактикой, а также заняться повышением квалификации педагогического состава. Тема как отобранная для встречи с президентом звучала безукоризненно.
Но вот, наконец, дошла очередь до Павла Гусева и истории с законом об иноагентах. Он докладывал широко и печально:
— Он стал большой бедой для российских журналистов. Все... поражены тем, что в этой спешке этот закон не обсуждался ни в журналистском сообществе, ни с профильным комитетом Госдумы, ни с союзами журналистов... Есть закон о СМИ... Есть Роскомнадзор, который контролирует все эти положения...
Павел Гусев предложил выносить сначала предупреждения (это, конечно, можно; с этим согласятся все, кто предложил его и продвинул, так как это ничего, по сути, не изменит.— А. К.)...
— Может, имеет смысл судебное заседание, чтобы суд выносил соответствующее решение...— размышлял вслух Павел Гусев.
На это предложение Владимир Путин откликнулся заранее, еще на встрече с членами Валдайского клуба, когда в дискуссии с Дмитрием Муратовым с удовлетворением вспоминал, что в Соединенных Штатах статусом иноагента награждает также Минюст (а значит, надо полагать, все правильно).
— Может, имеет значение сначала выносить предупреждение, а затем, если нарушение не исполняется в течение, предположим, трех месяцев, тогда принимается соответствующее решение,— вернулся Павел Гусев к другой своей идее.
Не стоило так разбрасываться этими идеями: в них был соблазн запутаться.
Павел Гусев обратил внимание на то, что нет системы обжалования такого решения. А даже убийца может обжаловать решения насчет себя, настаивал Павел Гусев.
Нет и механизма снятия статуса иноагента, и «это тоже большая недоработка».
— Журналисты получают международные награды (Нобелевскую премию, как известно, к примеру.— А. К.), они участвуют в программах обмена, семинарах... Зачастую это и иностранные деньги... Международные организации ведь проводят! — обратил внимание Павел Гусев.— А мы живем в гостиницах, питаемся...
Он, наверное, недопонимал, что с этим и намерен бороться Владимир Путин.
— Мы таким образом исключаем журналистов из международной деятельности! — впрочем, справедливо воскликнул Павел Гусев.— А мы там проводим очень жесткую позицию насчет защиты свободы слова в России!
То есть, намекал он, власть рубит сук, на котором сидит.
— Есть еще один вопрос! Дошло до того, что маркируется иностранный агент в соцсетях (это было, конечно, с самого начала, а не дошло до того; и «Мемориалу», кроме всего прочего, ставится в вину то, что он этого не делает.— А. К.). Ну это просто какая-то нелепица! Журналистка, признанная иноагентом, наряжает елку, и в соцсетях написано: «Иноагент наряжает елку с ребенком». Зачем?! Ну это!.. Есть какие-то пределы, которые, наверное, не имеет смысла... Мы бы очень просили создать, наверное, рабочую группу по решению этих проблем со включением в нее комитетов Федерального собрания, и союзов журналистов, и Совета по правам человека... Очень просим взять на особый контроль!
— Примеры, которые вы привели, являются комичными, и реакция является очевидной... И то, как документ создавался, и что не обсуждался с профессиональным сообществом... На это нужно не только обратить внимание, но эту работу нужно обязательно провести...— прокомментировал президент.
Он и так уже несколько недель согласен изменить этот закон. Его уже и уговаривать не надо. Правда, пока будут менять, иноагентами не спеша назовут еще несколько десятков человек. А там уж вздохнут с облегчением: меняйте как хотите, мы свой план к Новому году вроде выполнили...
Да и Владимир Путин основную свою идею никому и теперь не отдавал:
— Как к нашим средствам массовой информации относятся за границей? Их вызывают в суд (все-таки и в суд.— А. К.), на допросы, им грозит тюремное заключение за неявку... И нам нужно защитить себя от возможного вмешательства в наши внутренние дела со стороны!.. Нам нужно защитить себя от того, чтобы кто-то использовал какие-то внутренние инструменты внутри России, чтобы достигать своих целей, ничего не имеющих общего с нашими интересами! Это тонкая работа такая!..
То есть он хотел, возможно, чтобы она была тонкой. А джинн с облегчением вырвался из бутылки... Теперь можно было бы, конечно, попытаться упрятать его обратно, но просто интересно будет на это посмотреть...
— Нужно действовать,— говорил теперь Владимир Путин,— очень аккуратно, чтобы не обесточить абсолютно необходимые нам инструменты, которые мы должны использовать для развития страны, чтобы сделать наше общество, экономику более конкурентоспособной, чтобы двигать наше общество вперед!
Это было, конечно, красивое.