«Мы можем дать не только деньги, но и рост»

Вложения Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ) в экономику РФ за десятилетие его существования превысили 2,1 трлн руб., фонд с 2011 года стал одним из важнейших институтов привлечения прямых иностранных инвестиций в Россию. С 2020 года РФПИ занят проектом вакцины «Спутник V». Глава РФПИ Кирилл Дмитриев в интервью “Ъ” рассказал о том, что изменили в стратегии фонда десять лет развития, коронавирусная пандемия и постоянный поиск новых партнеров — от Китая и Ближнего Востока до стран Азии и Латинской Америки.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Десять лет назад у вас были лишь общие представления о том, чем будет РФПИ. Что из того, что вы тогда предполагали о будущей стратегии фонда, осталось у вас сейчас в core business?

— Я бы сказал, что реализовалось все — и много больше. Мы десять лет назад предполагали построить уважаемый, прозрачный суверенный фонд для РФ, который создаст множество партнерств с ведущими мировыми инвесторами. Этот проект реализован. За счет партнерств мы, как и предполагали, доходно вкладываем средства в широкий список ведущих российских компаний — и, соответственно, они развиваются. Государству мы уже десять лет показываем, что не «как-то освоили средства» — у нас есть доходность на инвестиции РФПИ.

Идея самовоспроизводящегося инвестиционного цикла реализована: средства, вложенные в фонд, преумножились, мы можем или возвращать государству доходность, либо инвестировать дальше.

Эта модель инвестиционного роста, она доказана. Не только нашим учредителям — она доказана нашим партнерам настолько, что ОАЭ, например, с нами сделали уже 65 сделок, а это инвесторы, про которых нельзя сказать, что они что-то могут не понимать про доходность и инвестфонды.

То, что осталось в core business, в сухом остатке,— наша модель привлечения капитала и его инвестирования. Она работает, это главный результат. Мы умеем привлекать капитал, обеспечивать доходность через построение ведущих на рынке компаний, в которые мы инвестировали.

Самое важное, чем расширена эта схема,— полученное РФПИ умение быстро и мощно реагировать на новые вызовы. Для нас таким вызовом стал, например, коронавирус. Но максимально использовать все наши накопленные ресурсы, в том числе партнерства, мы, очевидно, научились до пандемии, иначе бы наши сегодняшние проекты были невозможны. Если бы возник другой какой-то вызов подобного масштаба, мы бы на него точно так же старались реагировать. Это плюс к модели, свойства, на которые мы десять лет назад твердо рассчитывать не могли.

— То есть если бы РФПИ не занимался «Спутником», то вы уверены, что к какому-то проекту вы бы рано или поздно отнеслись так же? Пусть не в таком масштабе, но вполовину, треть? И в каком секторе вы бы видели такого рода проект?

— Есть пять основных тематик, которых мы инвестируем. Это улучшение качества жизни, развитие инфраструктуры, импортозамещение и развитие экспортного потенциала, развитие регионов, технологическое развитие. Инвестфонд может инвестировать теоретически в любые проекты, где мы видим доходность и рост, но эти пять тематик для нас важны, поскольку каждая инвестиция в проекты в рамках этой тематики транслируется в важный для людей и для страны результат. Например, улучшение качества жизни — сеть клиник «Мать и дитя» построила новых 40 клиник с тех пор, как мы вошли в этот проект. Они в момент вхождения РФПИ в капитал группы работали в трех регионах РФ, расширились в 25 регионов.

Часто тематики совмещаются, и это отлично. В «Герофарме» исходно проект был построен на идее замещения импортного инсулина на рынке РФ нашим российским инсулином. Но следующая история про «Герофарм» это будет историей выхода на внешние рынки — это уже развитие экспорта. Первый российско-китайский железнодорожный мост: его не могли построить 20 лет, мы подключились, и сейчас мы его достроим. Этот мост сокращает на 700 км основной маршрут транспортировки грузов из КНР в РФ и увеличивает пропускную способность грузопотоков между Россией и Китаем на 54%. Это важный инфраструктурный проект.

Я могу приводить множество примеров, но в этом случае буду говорить одну и ту же вещь: в каждой из наших инвестиций есть не только доходность, но и осмысленность более высокого порядка. Например, мы работали с «Ростелекомом» по проекту снижения «цифрового неравенства»: «Ростелеком» на средства РФПИ и партнеров обеспечивал качественным интернетом малые города России. В проекте получили доступ к сети 14 тыс. малых населенных пунктов в России, а это качество жизни и новые возможности 3,5 млн человек. И это совершенно не благотворительный проект. Делать жизнь в малых городах России лучше с этой точки зрения — рентабельно! Мы привлекаем в такие проекты не только российские средства, но и деньги внешних партнеров.

Там, где мы инвестируем, появляются компании, которые способны дальше развиваться и давать помимо акционерного дохода и капитализации важные для общества результаты.

И третье — это выгодно для государства, оно имеет через нас вполне ощутимую доходность.

— В этом смысле РФПИ, кстати, на три-четыре года опередил концепцию «национальных целей развития», по крайней мере большинство будущих целей развития вы точно угадали. Тем не менее вы как инвестфонд вынуждены ориентироваться на прибыльность инвестиций. Как это совмещается с «социальными» целями?

— Прибыльность для нас очень важный элемент. Очень легко растерять эффективность инвестиций, если не думать о прибыльности. Если ты государство и распределяешь бюджет — ты должен выделить его и проконтролировать освоение. Дальше тебе не надо, в сущности, думать ни о чем: бюджет потрачен. Нам сложнее. С видением РФПИ проекта должны согласиться привлекаемые внешние игроки, которые должны одобрить это вложение,— и фактором контроля за качеством нашего видения выступает доходность. Она овеществляет качество нашей экспертизы, наших навыков, наших процедур — то, что теряется фокус эффективности, сразу понятно по доходности.

— Многих на рынке удивило вхождение РФПИ в группу «Просвещение» вместе с другими инвесторами. Фонд также ожидает высокой рентабельности в этом секторе?

— Наши инвестиции в «Просвещение» и в проекты в сфере образования, в edtech, объясняются в том числе и тем, что, безусловно, образование — это важнейший элемент развития страны. Но это всегда важно, а в моменте важно еще и то, что образование и в России, и в мире находится в переломной точке. В том числе в связи с переходом на цифровое образование — но это только один из факторов.

В наших инвестициях в «Просвещение» важны два конкретных аспекта. Это роль компании в переходе в России на цифровую модель образования, в том числе предполагающее использование элементов искусственного интеллекта в образовании. И это глобализация образования: можем ли мы использовать наши партнерства так, как мы использовали их с той же вакциной, для того чтобы реализовать его в стратегии «Просвещения»? У нас, я считаю, лучшие школы в мире до сих пор и одна из самых лучших школьных программ в мире, это стоит достаточно дорого. Можем ли мы распространить это наше страновое достижение и возможности РФПИ для «Просвещения» и другие наши edtech-активы на внешние рынки? Когда наш инвесткомитет смотрит на сделки, мы думаем не просто вот как-то пассивно, вот какая-то область, а мы всегда думаем, что именно мы можем привнести в компанию помимо капитала. Конкретно в «Просвещение» мы можем привнести технологии искусственного интеллекта и поддержку внешней экспансии. Мы можем дать не только деньги, но и рост. Мы и сами в этом заинтересованы: давая рост, мы больше уверены в своей доходности, так мы ее защищаем.

— Когда десятилетие назад создавалась модель РФПИ, многие ждали от него привлечения ПИИ как «дешевых» денег и с удивлением обнаружили, что деньги фонда и его партнеров точно не дешевые.

— Наша модель строилась десять лет, и ее стоит рассматривать в динамике. РФПИ — проект долгосрочный, и мы хотели бы, чтобы все наши партнеры расширяли свои инвестиции в российской юрисдикции. Ранее ни Эмираты, ни Саудовская Аравия фактически не инвестировали в Россию — разумеется, мы их привлекали в первую очередь хорошей доходностью. По мере того как они видят, как, какими механизмами, как именно здесь создается доходность — и мы, и они видят, что есть и другие проекты, с доходностью меньшей. Мы постоянно снижаем ожидания доходности у наших партнеров, в том числе структурно: в инфраструктуре более надежны денежные потоки, и мы предлагаем нашим партнерам снижать ожидания по доходности. Но если бы мы начинали с самого начала с идей вкладывать в Россию деньги с низкой доходностью, пусть и гарантированной тем или иными способом, они бы сюда просто не пришли.

Наша задача — реализовать длинную стратегию. Нам нужно, чтобы десятки и сотни инвесторов по всему миру понимали в первую очередь: в России можно получать хорошую доходность, тогда они заинтересуются всем спектром возможностей. Они есть — и в инфраструктуре, и в высокотехнологичных проектах, где доходность еще выше. Это основная идея: мы не можем заставить наших партнеров инвестировать, они сами должны принимать решения на основании своих ожиданий от вложений, поэтому Россия должна давать конкурентоспособную доходность по сравнению с другими странами мира, поэтому деньги РФПИ не дешевы и не дороги, они стоят столько, сколько должны стоить.

— В какие сектора в последние два года, как вы полагаете, РФПИ должен инвестировать и привлекать средства активнее, чем раньше?

— У нас есть несколько подходов к сканированию рынков. Во-первых, мы смотрим в принципе на всех лидеров ключевых индустрий и рассматриваем возможность нашего вклада в выход компаний на внешние рынки или привлечения наших партнеров. Во все ключевые сектора экономики мы так или иначе можем инвестировать, если там есть потенциальная компания-лидер.

Мы стараемся понимать рыночную конъюнктуру. Поэтому нам всегда интересны инфраструктура и технологии: инфраструктура — это важно и это надежно, технологии — это возможность быстрого роста, прорывные решения для многих индустрий.

Сейчас мы особенно сфокусированы на агросекторе: мы считаем, что агросектор, особенно на фоне мировой инфляции и роста потребления в Азии,— это новая «звезда», он очень важен. Мы активно смотрим на сектор производства удобрений: мы поддерживаем мнение о том, что в мире среднесрочно их может не хватать.

Мы, безусловно, очень смотрим на прорывные темы в медицине. Мы построили что-то вроде плацдарма с вакциной «Спутник V» в 70 странах мира. Мы осознали, что российские — очень хорошие — фармпрепараты фактически невозможно выводить на внешние рынки: их пытаются «убить» при первом подходе на эти рынки. Мы научились этому противостоять. Поэтому мы очень активно смотрим на другие медицинские препараты и медицинские технологии — мы знаем, что мы в состоянии помочь компании развиваться не только в России.

Наконец, в связи с растущей инфляцией в мире мы смотрим больше, чем раньше, на ресурсные сектора. Инфляция неизбежна: рост «новых денег», напечатанных в США за два года,— 40%, инфляция неизбежна и будет значительной, по сути, ресурсные сектора — вариант антиинфляционных инвестиций.

И, разумеется, экология, «зеленая повестка», ESG. Здесь мы, например, с Fortum РФПИ инвестирует в самую большую ветростанцию в РФ, в самую большую станцию солнечной электроэнергии. Это тоже в значимом фокусе: мы верим, что здесь есть эффективность и доходность.

— На этом месте как раз имеет смысл обсудить ваш главный проект последних месяцев — «Спутник V». Правильно ли представлять его отдельным проектом? Из ваших слов следует, что это не столько отдельный проект, сколько часть стратегии РФПИ и его партнеров по медицинско-фармацевтической платформе в целом. А как выглядит вся платформа?

— «Спутник V» — это, безусловно, не изолированный проект. Даже до ковидной тематики мы инвестировали в сеть клиник «Мать и дитя». В рамках этого проекта мы внутри него вырастили проект онлайн-медицины «Доктис» — там очень хорошие результаты. Мы инвестировали в «Биннофарм» совместно с АФК «Система» — это производитель крайне перспективных фармпрепаратов.

Но когда началась пандемия COVID-19, мы на самом деле начали делать то, что нам обычно не очень свойственно. Мы взяли на себя три существенных риска, которые бы не взяли на себя в других обстоятельствах: мы проинвестировали систему производства экспресс-тестов на коронавирус, мы инвестировали в «Авифавир» вместе с компанией «ХимРар», мы вложились в производство и маркетинг «Спутника V». Это действительно были менее системные инвестиции — если, например, сравнивать с «Биннофармом», где очень широкая линейка препаратов, риски были существенны.

Но у нас все получилось: мы вернули назад средства с нормальной доходностью и заодно увидели, что такое фарминдустрия в мире. Это был очень полезный, хотя часто и очень неприятный опыт. Первое, что мы выяснили,— возможности очень велики, ошеломляюще велики. Наши продажи «Спутника» на экспорт сейчас уже более чем в два раза больше, чем весь годовой экспорт всех российских лекарств. Второе. Раньше, когда к нам приходили люди и говорили: «У нас есть препарат, но его не хочет большая фарма, она нас хочет уничтожить», мы, честно говоря, считали их полусумасшедшими. Однако, столкнувшись с тотальным намерением буквально «выжечь» российскую вакцину, не дать ей закрепиться на международных рынках, мы убедились: «большая фарма» — не легенды, она действительно целенаправленно уничтожает хорошие технологии и делает это очень мощно и системно.

Собственно, по итогам этой кампании мы работаем со «Спутником V» в 70 странах мира. Естественно — и у нас уже есть несколько российских препаратов и медицинских технологий для этого,— мы начинаем продвигать вслед за «Спутником» на эти страны и другие продукты. Мы намерены кардинально улучшить позицию России на внешних фармрынках, в том числе и поддерживая наших фармпроизводителей.

Мы знаем, как работает заслон, который создан шестью компаниями «большой фармы» на мировых рынках. Мы понимаем, как его преодолевать.

— Понятно, что в целом вы работаете здесь на всю индустрию, но на какие компании из своего портфеля вы рассчитываете в этой связи? Вы ведь точно не хотите строить седьмого мейджора в мировой «биг фарме», «присоединиться к клубу». Тогда в чем цель?

— Да, нас не интересует стать «седьмым», нас интересуют возможности развития для компаний. «Биннофарм» сейчас будет строить в разных странах мира мощности по производству вакцин. Есть ряд мощных препаратов у «Фармстандарта» и «ХимРара», которые мы будем помогать поставлять на внешние рынки. Можно рассматривать это как некую «виртуальную фармкомпанию» — не «седьмой гигант», а структуру, в которой компетенции РФПИ по продвижению позволяют использовать тот кредит доверия, который получил «Спутник».

И тут я не могу не сказать, что «Спутник» на самом деле — это важная история успеха. Собственно, именно поэтому многие компании «большой фармы» пытаются любыми способами ее дискредитировать. Это часть борьбы с нами — постоянно держать «Спутник» под неким вопросом.

А между тем ответ на все вопросы есть, и очень простой. Исследование в Венгрии продемонстрировало «Спутник» как самую эффективную среди пяти вакцин — в сравнении с Pfizer, Moderna, AstraZeneca, Sinopharm. В Аргентине, вакцинировавшейся «Спутником», в 35 раз упала заболеваемость за четыре месяца. В то же время во Франции при вакцинировании 90% населения в основном Pfizer — пик заболеваемости, потому что, видимо, Pfizer не держит защиту реально более шести месяцев. Нам есть что ждать. 70 министерств здравоохранения в мире, которым все внушали — не берите «Спутник», читают peer-reviewed-журнал и знают: они провакцинировали своих людей лучшим препаратом. Когда руководства 70 минздравов в странах, где живет 4 млрд человек, видят эту реальность, они становятся более открытыми и к другим российским продуктам. Этот диалог мы должны будем конвертировать в поставки новых инновационных продуктов. Они есть в том числе и у института Гамалеи — это и интраназальная вакцина, и препараты на основе антител. Нам уже сейчас есть что предложить миру в рамках «виртуальной фармкомпании» РФПИ.

— В ближайшие несколько месяцев ожидаете ли вы каких-либо «триггерных» событий по «Спутнику» в мировом масштабе?

— Вообще, «Спутник» уже признан в мире — и, честно говоря, данные показывают, что это самая эффективная, безопасная, долгоиграющая вакцина. Пусть «Спутник» себя докажет? Да он уже себя доказал, привито более 100 млн человек за пределами России. Осталось преодолеть те регуляторные препоны перед «Спутником» в знаковых юрисдикциях. Они будут преодолены. РФПИ отвечает за регистрацию препарата в индивидуальных странах (мы вот зарегистрировались в 71 стране), Минздрав России — за регистрацию в ЕМА и в ВОЗ, это разделенная ответственность. У нас нет сомнений, что все регистрации будут: на 100 млн человек «Спутник» в мире показал лучшие результаты, чем любая другая вакцина, там, где он был, нет таких взрывов инфицирования, которые есть в странах, где заканчивается полугодовая эффективность Pfizer. Реальность никуда нельзя спрятать.

— У увлечения РФПИ «Спутником» есть свои плюсы и минусы, это влияет и на страновое позиционирование России, и на позиционирование РФПИ как суверенного фонда. Где плюсы и где минусы от «Спутника» в остальных сферах инвестиций, за пределами собственно вакцинного проекта?

— Честно говоря, пока мы об этом минимально думаем — коронавирус с весны 2020 года был настолько серьезным вызовом, что наши ресурсы очень во многом были ориентированы на проекты, связанные с ним. Когда мы приняли это решение, оно было неочевидно, нас многие критиковали: вы зря тратите время и деньги, пандемия быстро закончится, от ваших усилий ничего не останется. Впрочем, у нас, в сущности, не было выбора «участвуем или нет», а был выбор — как участвуем. Или мы берем ключевую роль и ее играем, или нет. Мы выбрали первое. Сейчас понятно, что это было правильное решение. Многие коллеги из других фондов оценили то, что больше ни у одного инвестфонда в мире нет триады «тесты—препарат—вакцина». Оценивают всю стратегию и результаты, а не локальные успехи.

Безусловно, мы, соответственно, многие ресурсы направили на борьбу с ковидом, но при этом мы продолжили инвестировать в другие компании. И эти компании тоже успешно прошли коронавирусный кризис — ни одна из компаний нашего портфеля не ухудшила положение резко. Даже World Class, риски которой были огромны — люди не могли ходить в спортивные залы какое-то время. Наконец, мы продолжили инвестировать в новые компании: количество сделок, например, в 2021 году будет больше, чем в прошлом, то есть мы не остановились.

Но, конечно, есть крупный минус. Команде РФПИ пришлось делать много работы, которая, строго говоря, несвойственна инвестфонду. Просто непонятно, кто еще, например, должен был, кроме нас, обеспечить поставку вакцины в Индию на национальный День независимости — там надо было срочно маркировать наклейками партию, это было физически некому делать, и этим занимался наш финансовый департамент при температуре –20°С. Скоро это закончится, и мы вернемся в более стандартный инвестиционный режим.

— Возвращение мировой экономики из кризисного режима вообще много что может изменить. Ожидаете ли вы, что РФПИ в ближайшее время расширит географию? Вы довольно хорошо работали, в том числе по «Спутнику», по Латинской Америке, чего раньше не было.

— В первую очередь этот Латинская Америка. На днях визит делегации РФ в Аргентину это показал: «Спутник» сыграл ключевую роль. Отношения России резко укрепились со всеми странами региона, включая и Мексику: там будут производить тот же «Спутник» для региона. Аргентина хочет расширения сотрудничества по фармкомпаниям. Раньше мы вообще не присутствовали как РФПИ в этом регионе. Для нас же Латинская Америка — это крайне перспективно с точки зрения работы в агросекторе. Мы также теперь нарастим взаимодействие со странами Азии, такими, например, как Вьетнам; взаимодействие по «Спутнику» нам позволило гораздо больше думать про различные партнерства, в том числе с вьетнамскими компаниями.

— Второе, с чем мы, очевидно, столкнемся при выходе из пандемии,— то, что мировая экономика охвачена «пандемией» ESG, общим «озеленением»: недаром, когда Европейский союз вводил у себя регуляцию по QR-кодам, там назвал это именно green pass. Что для вас изменится в этой связи?

— У нас довольно мощный фундамент в этой сфере, и сейчас это будет работать более эффектно. Наша портфельная компания «ФосАгро» очень правильно выдвинулась с концепцией зеленых удобрений: у России и у Саудовской Аравии есть производство ряда удобрений, которые более, чем стандартные рыночные продукты, подходят под определение «зеленые», и сейчас РФПИ, «ФосАгро» и компания Ma’aden, ведущий производитель удобрений в Саудовской Аравии, готовят совместную программу по зеленым удобрениям. Мы работаем с «Фортумом» по проектам зеленой энергетики, о чем я уже говорил.

Мы видим, что действительно в этой тематике надо быть глубоко — и не только потому, что многие европейские страны пытаются ее использовать, чтобы ограничить развитие ряда стран и переиграть правила в свою пользу. Важно не быть игроком, который послушно исполняет продиктованные правила. А вместе, например, с Саудовской Аравией, с другими партнерами выстраивать свои логику, решения, идеологию. Здесь важно быть не ведомым, а ведущим. У России есть уникальные возможности в зеленой повестке: наши леса поглощают больше всего углерода в мире. С оценкой их углеродной емкости есть свои манипуляции не в нашу пользу, но в целом зеленая тематика очень выигрышна для России. Ей надо системно и правильно пользоваться, будучи одним из лидеров.

— То, что вы говорите, выходит за пределы зеленой тематики. Таким образом, РФПИ участвует в формировании некоторой силы на стыке политики и экономики, которая бы позволяла иметь альтернативные правила игры, в том числе в международной экономике, во всяком случае, в отдельных аспектах. А кто, кроме Саудовской Аравии, про которую понятно, с вами в команде? Условность этих обсуждений понятна. Но вот Китай, например, в этом «клубе»?

— Я бы сказал так: растет количество стран, которые очень устали от излишней политизации всех тем, которые раньше не считались предметом большой мировой политики. В этих странах все чаще говорят: мы хотим, чтобы у нас люди жили долго и счастливо, мы готовы сотрудничать с Россией и с другими странами, нам не нравится, что нам постоянно что-то запрещают. Эти страны и в Азии, и на Ближнем Востоке все чаще откровенно говорят: давайте мы будем решать определенные вопросы совместно, их не политизируя, а остальные пусть поступают как хотят, это их дело.

И это, возможно, важный перелом. Дело не в том, кто у нас в «альянсе». Дело в растущем неприятии сильного политизирования всех вопросов на свете. Все больше стран Азии входят в эту категорию. Этому способствует и постоянная смена курса при смене политических администраций в США: роль этой страны стала более непредсказуемой. Курс на деполитизацию решений открывает для России большие возможности партнерств. Партнерство возможно только при доверии. Доверие у нас есть: сделали 20–30 успешных инвестиций — хорошая основа для доверия на экономическом уровне.

— В целом РФПИ начинался именно с первого миллиарда средств суверенного фонда КНР. За десять лет появилось множество новых партнеров, которые, возможно, оттеняют китайско-российское сотрудничество в инвестсфере. Как бы вы описали текущую ситуацию с китайскими партнерами РФПИ?

— Китай и был, и остается одним из ключевых партнеров РФПИ. Это не только Российско-китайский фонд, где мы сделали более 20 сделок, но и Российско-китайский технологический фонд, где мы инвестируем в технологические компании. Соответственно, мы вместе с партнерами имеем контролирующий пакет в «Alibaba Россия»: Alibaba присутствует в России, но при этом контролирующие акционеры — именно российские. Но вы правы в том, что безусловно китайские инвестиции можно и нужно наращивать в несколько раз. Мы нарастили китайские инвестиции в два-три раза, но видим потенциал роста ПИИ из Китая в РФ в 10–20 раз.

Мы надеемся в это качество перейти в ближайшие несколько лет. Мы уже обсуждаем вопрос увеличения объема Российско-китайского инвестфонда.

— Китайская China Gold, например, интересовалась вхождением в проект «Интергео», портфельную компанию РФПИ. В каком состоянии этот проект? Интерес сохранился?

— Стоимость металлов выросла в разы, интерес к «Интергео» вырос и у российских, и у китайских инвесторов — и китайские компании, и китайские банки показывают большой интерес к проекту. Компания сейчас обсуждает различные конфигурации с различными инвесторами — все, что могу сказать.

— Ключевым партнером РФПИ по «Спутнику» были индийские компании. Стоит ожидать крупных новостей РФПИ по этому направлению?

— Мы, безусловно, имеем хорошие перспективы работы с Индией. Напомню, в Индии шесть производителей «Спутника», включая Serum Institute — самый большой производитель вакцин в мире. Мы договаривались с ним о производстве нашей вакцины в течение года (очень много сил пытались нам помешать и убедить их не взаимодействовать с Россией). Но тут мы видим очень большой потенциал не только по «Спутнику» и фармацевтике, но и по другим сферам. Мы очень усилили взаимодействие с Индией за последние два года. Но — как и в случае с Индией, и в случае с Китаем — обратите внимание на то, какие это были годы. В пандемию трудно работать, трудно встречаться, трудно летать.

— С точки зрения не инвесторов, а объектов инвестиций как минимум постпандемийный мир будет отличаться повышенным интересом к туризму и путешествиям и к индустрии развлечений, спорту. Кроме того, отмечен, по крайней мере в крупных городах, взрывной рост интереса к сбережениям и к финрынку для физлиц. Кажется, интерес РФПИ к этим секторам большим не был — что-то изменилось?

— По туризму — мы заинтересованы в туризме внутри России. Рассматриваем несколько проектов строительства гостиниц и туристических комплексов в ключевых городах России. Мы верим во внутренний туризм.

По индустрии развлечений — приведу два примера, которые иллюстрируют настроения РФПИ в этой сфере. Это наши инвестиции в онлайн-кинотеатр ivi: пандемия увеличила онлайн-потребление контента, мы довольны своими вложениями, ivi — замечательная компания, которая отлично развивается. И это наши инвестиции в UFC. Все немного удивились вложениями РФПИ в UFC. Но UFC — это самый быстрорастущий, в том числе с точки зрения зрительского интереса, спорт в мире. Есть немного видов спорта в мире, которые люди хотят смотреть именно в то время, когда происходят состязания, и где есть звезды. Россия очень хорошо представлена в UFC, и это важный перспективный вид спорта. Мы видим тут тренды.

Наконец, финансовый сектор. Мы считаем, что российские публичные рынки до сих пор еще недооценены, есть значимый потенциал роста. Мультипликаторы наших компаний гораздо ниже, чем у других юрисдикций.

— РФПИ привлекал средства в Совкомбанк и в Московскую биржу. Есть ли у вас интерес к привлечению средств в банковскую и финансовую инфраструктуру в РФ? Вы полагаете рациональным привлекать иностранные деньги? Или вы считаете, что это просто не ваша повестка?

— Мы очень довольны инвестициями в Совкомбанк — банк с момента, как РФПИ вошел в состав его акционеров, сделал несколько важных приобретений, очень активно расширяется. Других банковских инвестиций мы пока не рассматриваем. На дополнительные возможности, в том числе в секторе финансовых услуг, смотрим, но я пока не готов говорить, на что именно мы смотрим.

— РФПИ — фонд прямых инвестиций, однако у вас есть инвестиции в публичные компании, не очень крупные, в «Аэрофлоте», есть и в «Магните», есть и в «Транснефти». Как вы объясняете эти инвестиции, зачем они вам нужны?

— Когда публичные рынки были закрыты, мы помогали их открывать. В IPO АЛРОСА мы входили вместе с нашими партнерами. Сейчас рынки стали гораздо более открыты, и, может быть, нам надо меньше участвовать в таких проектах, да мы и по существу меньше участвуем в них. Но два-три года назад фактически невозможно было привлечь инвесторов на IPO, рынки были закрыты. Мы играли роль якорных инвесторов, приводили туда наших партнеров, фактически выступали 40-процентным игроком для размещения. И остальные 60% набирались — в том числе потому, что люди видели РФПИ с партнерами «в книжке». Кроме того, в ряде компаний, как, например, «Транснефть», мы видим там действительно значимый потенциал роста капитализации. В «Транснефти» я в совете директоров, возглавляю комитет по инвестициям.

— В любом случае любой ваш коллега из суверенного фонда другой страны может интересоваться и российскими технологиями, и фармацевтикой, но сначала он вспомнит о России три других термина: oil and gas, mining и металлургия, а в последние годы еще и chemical, химия и нефтехимия. В посткризисной экономике стали ли акценты в этих сферах, интересующие РФПИ, другими?

— Если смотреть широко, то эти сектора остаются крайне перспективными, в том числе из-за диких инфляционных как бы импульсов, созданных ФРС США. Многие считают, что мы находимся в суперцикле роста commodities, и здесь Россия, соответственно, имеет перспективу роста этих секторов. Но что важно для РФПИ. В нефтяном секторе инвесторы могут просто купить акции всех наших торгующихся публичных компаний — в них они могут заходить сами, наш фонд им здесь не нужен. В металлургическом секторе то же самое, но здесь мы играем чуть большую роль. Есть «Интергео», есть ряд других проектов, мы видим возможность наращивать инвестиции в этом секторе через непубличные активы. И это же касается химии и нефтехимии. Мы верим в метанольные проекты и инвестируем в них, мы считаем, что это крайне перспективно.

— На десятилетнем отрезке существования РФПИ какие крупнейшие кризисы вы помните и что они вам как фонду дали?

— Я бы называл это не кризисами, а вызовами. Первый вызов — вообще доказать, что модель работает. Это было десять лет назад, когда инвесторы приехали на встречу с Владимиром Владимировичем Путиным и, соответственно, была одобрена концепция создания РФПИ, а суверенный фонд Китая нам дал первый миллиард. Следующая очень важная веха — первые инвестиции и переход на автоматическое предоставление РФПИ средств. Это стало сразу большим кредитом доверия к нам. Люди понимают, что Кувейтский суверенный фонд — самый старый суверенный фонд в мире и один из самых эффективных в мире. И он дает РФПИ 10% денег автоматически во всех проектах — получить такой знак качества было для нас большим событием.

Значит, в дальнейшем это, безусловно, ограничения против России, финансовые санкции. Было очень важно устоять и не потерять партнеров: на них оказывалось мощнейшее давление, в том числе по дипломатическим каналам, от них требовали перестать взаимодействовать с Россией через РФПИ.

Конечно, вызовом была резкая девальвация рубля в 2014 году. Курс подскакивал до 90 руб./$, конечно, многие инвесторы нам звонили, спрашивали, что происходит. Мы, соответственно, объясняли им: вкладывайте сейчас, дешево! Те, кто вложили тогда, очень хорошо заработали.

Наверное, последнее — коронавирус. У нас была большая развилка — заниматься этим или нет. Поверьте, у нас была бы гораздо более спокойная, размеренная жизнь в РФПИ, если бы мы этим не занимались.

Впрочем, нет. Есть еще вызов, который сложно «приурочить» к датам. Наша модель работы очень сложна. Мы можем завидовать работе банка: там все, на внешний взгляд, просто и стандартизированно. Нам же надо и других людей привлечь, убедить их куда-то вложить, часто это без обеспечения, это акционерный капитал, и там больше рисков. Но мы научились это все реализовывать в ситуации нарастающей сложности. Мы этому постоянно учимся и сейчас — и этому, и постоянной дружественности. Репутация прозрачного дружественного инвестора для РФПИ очень важна. Ведь мы никогда никого не атакуем. Мы полезный инвестор. Спросите в наших портфельных компаниях, что там думают об РФПИ. А эта репутация сама по себе актив.

Второй такой же актив — это наши партнерства, где мы сделали с различными странами много сделок и понимаем друг друга. В начале сотрудничества возникает очень много вопросов: где-то процедурам, где-то по людям, а где-то на стороне партнера — человек просто, что называется, не верит в Россию... В наших состоявшихся партнерствах все люди уже те, что надо, все процессы отстроены, все верят в Россию, поскольку у них там есть успех, все отстроено. Наши портфельные компании — это фактически более 90 компаний — имеют мощный синергетический потенциал. Многие друг друга знают, многие друг другу помогают. Эффект от этой сложности, ее реальная ценность — в том, что мы стали клубом эффективных успешных компаний, многие из которых взаимодействуют в том числе между собой. И мало того, имеют открытый потенциал взаимодействия с тысячей компаний наших партнеров по всему миру.

Собственно, глобализация российских компаний так и должна выглядеть.

— То, что строит РФПИ, довольно далеко от понятия «экосистема», тем не менее у вас есть примеры взаимодействия ваших портфельных компаний друг с другом через вас?

— Мы точно не строим экосистему. Но базово мы видим громадную силу именно в этом клубе портфельных компаний. Это очень мощный информационный ресурс — я, например, могу по любому вопросу получить в течение дня квалифицированный ответ CEO компании номер один в этом секторе. Откуда, например, мы узнали что-то достоверное про коронавирус? От президента BGI — это генетическая компания номер один в Китае: он работал в Ухане, он сделал первый тест против коронавируса, он предупредил нас, что это реально большая опасность. Без него мы бы так быстро не двигались.

И второе — когда мы что-то решаем делать, то мы всегда задействуем контакты клуба. Когда, например, мы делаем что-то в зеленой энергетике, мы советуемся с «Масдаром» — это крупнейшая в мире компания зеленой энергетики, которую создали Эмираты. В силу этого у нас не российский региональный взгляд на проблему, а глобальный. Глобальные перспективы дают партнерства, и это действительно очень важно. Наш взгляд — это в том числе взгляд Рея Далио, создателя Bridgewater. В течение пандемии коронавируса мы с ним общались ну раз пятнадцать — и всякий раз его советы были бесценны. Инвестиционный бизнес — это информация: без понимания того, что происходит в мире, невозможны качественные решения.

— По итогам десяти лет развития есть ли у РФПИ новые направления, до которых в последнее время просто не доходили руки? Чем вы будете заниматься из того, чем вы не занимались до этого, на горизонте пяти лет?

— Я думаю, что мы продвинемся активно в ряде ключевых перспективных вещей, такие как генетика и искусственный интеллект, и они будут иметь системное влияние на рынке, трансформировать большое количество индустрий. Мы там будем тоже активно участвовать — уже участвуем.

Другая история более активная. Впереди все больший вывод наших ведущих компаний на глобальные рынки. За счет партнерств с нашими фондами, с их портфельными компаниями мы можем делать это с компаниями, которые вообще об этом не думали. Это то, что мы сейчас будем делать с «Герофармом». Все большее использование наработанного доверия между нами и другими странами, между РФПИ и другими фондами необходимо конвертировать в глобализацию российских компаний.

Интервью взял Дмитрий Бутрин