«Наша задача — сделать так, чтобы ни один выпускник детского дома в стране не остался без поддержки»

В Новосибирске уже несколько лет работает программа наставничества для воспитанников и выпускников детских домов. Она позволяет сопровождать детей и взрослых с детдомовским прошлым, которых не удалось устроить в семью. Спецкор «Ъ» Ольга Алленова выяснила, как наставники помогают сиротам и почему такие программы нужно внедрять в других российских регионах.

«Ты поедешь в санаторий, отдохнешь, а потом вернешься»

Худой, высокий молодой человек и темноволосая женщина в джинсах оживленно разговаривают, сидя в креслах-мешках. Я наблюдаю за ними из-за стеклянной двери: он, вытянув длинные ноги и скрестив руки на груди, над чем-то весело смеется; она, развернувшись к нему вполоборота и слегка подавшись вперед, активно жестикулирует. Когда я вхожу в комнату, они встают. Вова — выпускник детского дома, а Галина — его наставник. У новосибирского благотворительного фонда «Солнечный город» с 2014 года действует программа наставничества для подростков из детских домов, и благодаря ей в жизни Вовы четыре года назад появилась Галя.

«Я уже пять лет волонтерю в "Солнечном городе",— рассказывает Галина.— У нас есть такая программа — "Волонтерский караван": мы ездим по отдаленным детским домам области, проводим для ребят мастер-классы, соревнования, творческие занятия. Поездки в отдаленные детдома между собой называем "биг-тур", потому что обычно они занимают несколько дней. Вовка жил в Чистоозерском детском доме, и мы туда тоже ездили. Из Новосибирска на поезде туда добираться — ночь».

Галя с Вовой стали общаться. В 2018 году парню исполнилось 18 лет, он поступил в колледж связи в Новосибирске. «Солнечный город», поддерживает выпускников детских домов — многие из них попадают в плохие компании, начинают употреблять алкоголь или наркотики. Вову стали приглашать на соревнования, интересные семинары, встречи с психологами. Но чтобы поддерживать с выпускником более близкие отношения и не упускать его из виду, нужен личный контакт. В фонде понимали, что такой контакт у парня есть с волонтером Галиной.

— Галя стала меня в гости звать, у меня общага рядом с ее домом,— вспоминает Вова.— Так и сложилась наша «пара».

Оба смеются.

В детский дом Вова попал в девять лет — после смерти матери.

— Сначала меня отправили в Куйбышевский детский дом,— рассказывает он.— Там были и сироты, и домашние дети, у которых в деревне не было школы или у которых семьи были бедные. Нас, сирот, человек 30 было. Я там четыре года прожил, а потом меня отправили в Купино, а это интернат VII вида — для детей с проблемами в обучении. Хотя с обучением у меня проблем никогда не было. С поведением только. Я плохишом был: очень вспыльчивый, школу прогуливал, курил, косячил. На любые замечания — бурно возникал.

С переводом в Купинский детский дом-интернат он долго не мог смириться и надеялся вернуться назад, в Куйбышевский детдом. Он еще не знал, что учреждение расформировали.

— В Купинский запихивали всех детей, которые чем-то не устраивали учителей в школе,— продолжает Вова.— Знаю мальчика, Мишку, у него нет проблем с мозгами, он просто некоммуникабельный, а его тоже туда отправили. Там семья такая непутевая — мамка пьет, он сам себе был предоставлен, на велике все лето гонял. Он тоже сначала в обычном детдоме был, а потом его в интернат VII вида перевели.

В голосе Вовы я слышу обиду.

— Мы с волонтерами ездили в Купино, и, знаете, там были нормальные дети,— рассказывает Галя.— У кого-то непростой характер, кто-то вспыльчивый или упрямый.

Вова кивает:

— Просто неудобные.

Он вспоминает, что перед отправкой в новый интернат воспитательница, которую он очень любил, сказала ему: «Ты поедешь в санаторий, отдохнешь, а потом вернешься». Он до сих пор не может простить ей этого обмана.

— Я потом четыре года еще ждал, что вернусь,— говорит парень.— Спрашивал воспитателей: «Если буду хорошо себя вести, меня отправят назад?»

В Купинском интернате «директора менялись как перчатки»:

— Я там четыре года провел, за это время четыре директора сменилось. Одного мы вообще не видели ни разу, он какие-то свои дела там решал. Другая постоянно шубы меняла. А потом пришла очень хорошая, адекватная директриса Токарева Ольга Владимировна. Она вела у нас риторику, я учился у нее хорошо, и она меня спросила: «А ты что тут делаешь?» Ну, типа: «Ты как сюда попал?» А я что отвечу? Что любимая воспитательница отправила «в санаторий»?

По настоянию Токаревой Вову перевели в другой детский дом в Чистоозерском районе.

— Там я в нормальную школу пошел,— продолжает он.— Я, конечно, жалею, что четыре года получал не то образование, которое надо было. И этой директрисе я очень благодарен. Она сразу меня разглядела, а другим директорам было все равно.

В новом детском доме он увлекся музыкой, театром и стал мечтать об актерской профессии. Галя недавно помогла ему устроиться в модельную школу.

— Там работает моя знакомая, я и подумала: почему бы Вовке не попробовать? — вспоминает она.— Внешние данные у него хорошие.

Это одна из задач наставника — помочь подопечному найти работу или интересную занятость.

— Там и актерское мастерство есть, и учат продвигать себя в соцсетях,— рассказывает Вова.— Я боялся камеры, а мне сказали, что у меня и харизма есть, и речь хорошая. Вот теперь учусь не бояться камеры. Сначала я ходил туда только на индивидуальный курс — сразу оплатил его, лишь бы не ходить с группой. Там есть урок дефиле, а я не хотел, чтобы на меня смотрели, потому что я какой-то неловкий. А сейчас я уже в группу хожу.

«У нас очень выгодный союз»

Как-то Галя и Вова побывали на семинаре, посвященном зависимостям.

— Я позвала Вовку, сказала ему, что там будут рассказывать не только о наркомании, ведь зависимостей много — еда, кино, компьютерные игры, покупки. И мне это интересно,— вспоминает Галина.

— Да, мне тоже было интересно,— соглашается Вова.— После этого семинара я понял, что человеку не очень-то много надо в жизни. А главное, что ему надо,— общение, дружба, поддержка.

Я спрашиваю, чем помогает ему общение с наставником Галиной.

— Ой, да всем! — живо отвечает он.— Она мне показала, где покупать продукты подешевле, стиральный порошок, бытовую химию. Мы ездим вместе, затариваемся. А то я в магазин схожу, ничего не купил, а 700 рублей нет. Пока учился в колледже, у меня стипендия была хорошая (как у сироты), и хотелки тоже выросли. А сейчас надо экономить, я пока не работаю, и выплаты от центра занятости небольшие.

У Галины есть дочь Катя, ей 30 лет. Поначалу Галя переживала, что дочь ревнует ее к чужому ребенку, но им помогли психологи фонда (каждую наставническую пару регулярно консультирует психолог). «Катя ведет себя с Вовкой как старшая сестра: троллит его, подшучивает,— улыбается Галина.— В прошлом году мы втроем поехали на наше взморье, взяли палатку, вкусную еду, провели там весь день».

— Было классно,— откликается Вова.— Особенно еда.

Они снова смеются.

— Галя меня постоянно кормит, она вегетарианка, у нее все время какие-то ништяки на столе,— продолжает парень.— А я не люблю готовить. Так что у нас очень выгодный союз, я использую Галю в корыстных целях.

— Мы его тоже используем,— парирует наставница,— у нас перед домом небольшой огородик, и, когда Вовка приходит, мы его туда затаскиваем — копать, сажать, пилить.

У Вовы есть старшие брат и сестра, но они провели в детском доме немного времени, а Вова — полжизни. После выпуска из детдома ему пришлось заново выстраивать с ними отношения.

— У нас отцы разные, и я ни сестру, ни брата почти не помнил, когда вышел из детдома,— говорит Вова.— С братом у нас сейчас отношения хорошие, мы можем вместе куда-то пойти погулять. С сестрой — ну так себе. Сложно, когда долго не общаешься.

Пока он вместе с братом жил в Куйбышевском детском доме, сестра их навещала. Когда учреждение расформировали, братьев разместили в разные детдома, и связь с сестрой порвалась. После выпуска из детдома Вова сам разыскал и брата, и сестру.

Сестра работает в Южной Корее гидом, брат — аэрофотогеодезист. Трехкомнатную квартиру в Куйбышеве они продали и разделили деньги на троих.

— Никто из нас не собирался туда возвращаться,— объясняет Вова.— Сестра говорила, что какая-то чужая тетка стала ее обрабатывать, убеждала, что она ей родная тетя. На квартиру глаз положила. Вот и продали.

В начале пандемии сестра предложила ему пожить в ее арендованной квартире в Новосибирске: девушка осталась за границей и возвращаться не собиралась. Вова говорит, что жизнь в квартире сестры, за которую не надо было платить, была слишком легкой, и он расслабился: «Я себя чувствовал таким приблатненным, живу в центре Новосибирска, денег хватает, жизнь удалась». А потом сестра вернулась, ему пришлось съезжать.

Весной 2020 года Вова окончил колледж, и его попросили освободить общежитие. Жить ему было негде.

— Вообще из общаги до лета не выгоняют, но у меня были косяки — я курил в окно на пятом этаже, лень было спускаться. И плитка электрическая у меня в комнате стояла — не люблю готовить на общей кухне. Как-то пожарный инспектор пришел, увидел, ну и все, я попал.

Собрав вещи, он поехал к знакомой по детскому дому — девушка жила в квартире подруги, тоже сироты.

— Я знал, что она с встречалась с парнем, он наркоту употреблял, она его все спасала. А я с ней много лет дружил. Когда она вышла из детдома, к ней сразу прицепились какие-то дружки, одному 30 тыс. заняла, другому 40 тыс., никто не вернул. Я ей говорил: «Не давай ты им деньги», а она: «Это мои друзья». А когда ей хреново было, эти друзья исчезали. И парень, которого она все спасти хотела, тоже исчез.

Историю дружбы с девушкой Вова рассказывает очень подробно. Кажется, что она его очень задела.

— В тот вечер, когда я к ней переехал, она предложила пойти в ночной клуб, подцепила там какого-то парня,— продолжает он.— И вот едем мы под утро в такси домой — какой-то парень левый, она пьяная, и я, как дурак, тащусь с ними в «однушку». Приехали — оказалось, что она потеряла ключ от квартиры, стала меня обвинять, что я его украл. Парень этот свалил. Полицию вызвали, дверь открыли, я вещи собрал и ушел. Я ее не виню. Многие ребята из детского дома спились, потерялись.

Если бы не наставница, Вова остался бы на улице. Несколько недель он прожил у Гали и Кати. Они даже прописали его в своей квартире.

— У меня была временная регистрация в общаге,— поясняет парень.— А когда я оттуда ушел, меня выписали, я стал бездомным. Квартира мне как сироте не полагалась, потому что у нас была в Куйбышеве и мы ее продали. А если прописки нет, то на учет на биржу труда встать нельзя и выплат не будет. Если бы не Галя и Катя…

— С арендой его чуть не обманули,— рассказывает Галина.— Он квартиру искал по объявлениям, не хотел агентству платить. Как-то похвастался мне, что нашел за десять тысяч в центре Новосибирска. Я говорю: «Не может быть, нет таких цен». Поехали смотреть, вышел какой-то человек нетрезвый, глаза бегают, зрачки расширенные, ни на один вопрос по квартире ответить не может, и квартира совсем другая — не та, что на фото, пустые комнаты и полно детских игрушек. Я Вовке говорю: «Он у тебя деньги возьмет и исчезнет, а ты потом ничего не докажешь».

Сейчас Вова снимает комнату в центре Новосибирска.

— Жилье мне нравится,— говорит он.— У меня соседка хорошая, супом меня кормит.

— А друзья у вас есть? — спрашиваю я его.

Вова минуту молчит, как будто пытается вспомнить.

— Кроме Гали, наверное, и нет никого,— отвечает он наконец.— Были у меня друзья… Блин, не хочу имена называть. Один из моего детского дома в ментуру попал. С плохой компанией связался. Мы в детдоме дружили, а после — не особо. А когда его взяли, он мне позвонил, помочь просил. А чем я помогу? За адвоката платить? Но у меня денег таких нет. Девчонка эта, которая меня в краже ключей обвинила, звонит иногда. Как-то в семь утра звонит, пьяная в доску, забери, мол, меня из ночного клуба, мне плохо, поговорить хочу. А я тогда ногу подвернул, дома сидел. Говорю ей: «Бери такси, приезжай, поговорим». Она: «За мной следят, я денег должна». Ну понятно, наркота — дело дорогое. Я ей говорю: «Приезжай, поживи у меня, если надо». Но она не приехала. А раньше мы дружили, мы с ней и в Купинском интернате были, и в Чистоозерку вместе перешли.

Рассказывая о Гале, Вова несколько раз повторяет, что ему «фортануло». С ней можно поговорить о своих проблемах, а больше — не с кем.

— Вот сейчас мы с сестрой в ссоре, из-за пустяка разругались,— говорит парень.— Галя мне помогает разобраться в себе — разговариваем, обсуждаем. Она — как психолог, только денег с меня не берет.

Галя улыбается:

— Я просто занимаюсь техникой исследования мыслей, которые мешают жить, мне это самой в жизни очень помогает. Мы часто додумываем что-то, и эти надуманные мысли нами управляют и заставляют поступать неправильно. А когда исследуешь свои мысли, понимаешь: вот это я знаю точно, а это придумываю. И становится легче разобраться.

— Мне это очень тяжело дается,— говорит Вова.— Но это и правда помогает. У меня уже на сестру нет злости. Надо с ней помириться.

«Есть ребята, которые только спустя год общения с наставником начали говорить о своем прошлом»

Анастасия Землянова — куратор программы наставников в фонде «Солнечный город». Эта программа выросла из волонтерского проекта — сначала волонтеры фонда ездили в детские дома, потом появилась «Служба сопровождения выпускников детских домов», куда и пришла работать соцпедагогом Землянова. «У нас была маленькая комнатка в городском детском доме,— вспоминает она.— Мы там консультировали ребят, которые уже выпустились из этого детдома. Они испытывали разные трудности — с учебой, жильем. У нас был юрист, который помогал им получить жилье, и был психолог, который помогал справиться с внутренними проблемами». Через два года работы службы в фонде поняли, что одних консультаций недостаточно. «Можно оказывать сколько угодно консультаций для выпускников, но если после консультаций их не сопровождать, то они не смогут закончить дело, с которым пришли к нам, потому что им сложно, не умеют, много страхов,— говорит Землянова.— Например, выпускник потерял паспорт, приходит и спрашивает, что делать.

Мы говорим ему: "Иди в паспортный стол, подай такие-то документы". Он идет и пропадает. Начинаем выяснять, оказывается, что в паспортном столе ему кто-то нагрубил, он растерялся, ушел и боится к нам снова идти, потому что не справился».

Методик сопровождения выросших сирот тогда в России было мало, вспоминает Анастасия. Фонд обратился к партнерам — благотворительной организации «Старшие братья, старшие сестры». «Они рассказали нам о своей программе, но не могли передать нам полностью технологию, поэтому мы разработали собственную, учитывая особенности нашего региона и наши возможности»,— говорит Землянова.

«Солнечный город» подготовил программу обучения, сопровождения и поддержки для наставников и запустил пилотный проект. Суть проекта проста: фонд находит наставников для детей в детских домах, и впоследствии, когда дети вырастают и покидают детский дом, друг «на воле» поддерживает их и сопровождает. Стартовала программа наставников на базе одного детского дома Новосибирска, потом к ней присоединились еще четыре детских дома.

«В 2016 году к нам обратились коллеги из Красноярской и Иркутской областей, мы обучили их по своей технологии,— продолжает Землянова,— в 2017 году присоединились еще три региона, а сегодня наш проект наставничества реализуется в 18 регионах, включая Новосибирскую область. Мы заинтересованы в том, чтобы везде, у каждого выпускника детского дома был наставник, поэтому передаем технологию всем желающим и помогаем финансово — оплачиваем работу психолога и кураторов в регионах».

Чтобы запустить программу наставничества «Солнечного города», региональные НКО должны обучить своих сотрудников, а потом рассказать о ней в министерстве соцзащиты региона, получить разрешение на ее реализацию в детских домах и подписать с учреждениями договоры.

«Солнечный город» привлекает деньги спонсоров на обучение партнерских организаций, и, распространяя технологию, не ограничивается передачей ее в другой регион. Обязательная часть сотрудничества — подписание партнерских договоров между «Солнечным городом» и другими НКО, которые будут использовать программу наставничества. В каждом регионе у фонда есть собственный психолог-куратор, который наблюдает за тем, как осуществляется проект наставничества, ежемесячно региональные кураторы обсуждают успехи и неудачи, а раз в год представители всех НКО—участников проекта собираются в Новосибирске на семинар и обсуждение.

Создав профессиональное сообщество, «Солнечный город» собрал всех участников проекта во Всероссийскую ассоциацию наставников. «Наша задача — сделать так, чтобы ни один выпускник детского дома в стране не остался без поддержки»,— говорит Землянова.

Одно из важных правил программы — один наставник для одного выпускника. «Нашим детям важно именно личное внимание, они не готовы делить своего наставника с кем-то еще,— поясняет Анастасия.— В детском доме все общее: воспитатели, мебель, игрушки, еда, и ребенок часто не чувствует себя там личностью, не чувствует себя кому-то нужным. Индивидуальный наставник дает ему это ощущение нужности. Но иногда мы делаем исключения –- если, например, у подростка есть близкий друг, наставник может позвать и его, и они втроем могут сходить в кино или погулять, но наша команда — психолог и куратор — всегда очень строго следит за тем, чтобы пара наставник—подопечный не распадалась, чтобы свой подопечный был у наставника в приоритете и чтобы не возникало какой-то ревности и борьбы за наставника».

Сегодня в Новосибирске по этой программе работает 129 наставников. Значит, 129 молодых людей из детских домов имеют поддержку и знают, куда обратиться за помощью. А всего в регионах, поддержавших программу, сформированы 772 пары наставников и их подопечных.

— Как вы подбираете пары? — спрашиваю я Анастасию.

— По внешности,— шутит она. И добавляет: — Удивительно, что в устоявшихся парах дети становятся очень похожими на своих наставников.

Кандидатов в пару подбирают специалисты. «Сначала наши кураторы приходят в детский дом и выясняют, кто из детей хотел бы познакомиться с наставником,— рассказывает Анастасия.— Спрашивают у детей, какие у них пожелания к наставнику. Ребенок заполняет маленькую анкету. С каждой анкетой мы идем к директору детского дома или к психологу, который знает воспитанников. Спрашиваем, для кого из детей такой запрос актуальнее.

Директор может сказать: "Вот у этого ребенка недавно умер дедушка, единственный родственник, он остался один, ему тяжело, пожалуйста, найдите ему наставника. А этого ребенка навещают родственники, его забирают в гости, для него наставник не в приоритете"».

Мы обязательно выясняем, какие у ребенка особенности — в здоровье, в поведении, в обучении. И создаем у себя базу детей с информацией, пожеланиями.

По словам Земляновой, внимание к запросам ребенка — это 50% успеха программы. А оставшиеся 50% зависят от того, как подобран наставник. Часто наставниками становятся волонтеры фонда. «У нас есть база наставников, которые уже прошли обучение (два однодневных тренинга, всего 17 часов),— продолжает Землянова.— После обучения психолог проводит с ними собеседование — выясняет, как часто наставник может навещать подопечного, какой детский дом ему удобнее посещать, есть ли пожелания по возрасту ребенка и характеру. Бывает, один наставник говорит, что поладил бы с активным и шумным ребенком, а другой — что ему было бы легче со спокойным. Кто-то хорошо готовит, и ему было бы приятно угощать ребенка вкусной едой, кто-то хорошо знает математику и хотел бы помогать подопечному с уроками, а кто-то увлекается спортом и готов общаться с ребенком, который тоже любит спорт. На основании информации о детях и наставниках и их пожеланиях мы подбираем пары».

— Ожидания и реальность совпадают?

— Для нас важно, чтобы хотя бы поначалу у ребенка и наставника было что-то общее. Чтобы у них завязался разговор. Состоялся контакт. Конечно, все пожелания ребенка из списка вряд ли будут учтены. Когда мы в первый год этого проекта ходили по детским домам, все мальчики говорили, что хотят наставниками футболистов, у которых есть машина, собака и которые занимались бы с ними боксом, ездили на картинг.

Но, прождав два-три года, они меняли свои пожелания и говорили: «Мне все равно, кем работает наставник, главное, чтобы у него была возможность видеться со мной раз в неделю, общаться».

Программа запрещает наставникам давать подопечным деньги и дарить дорогие подарки, и дети знают об этом с первого дня.

— Подарки разрешены только на праздники,— объясняет Анастасия.— К нам приходили наставники, у которых манера общения с миром — «подарочная», они к нам на собеседование приходили с тортиками, директору в детский дом носили конфеты. Видя это, мы понимаем, что наставник будет заваливать ребенка подарками, а это опасно, потому что у ребенка создастся впечатление, что наставник — это спонсор. И если однажды наставник ничего не принесет, ребенок будет недоволен. Чтобы таких ситуаций не возникало, мы много говорим об этом на обучении. И если наставники склонны дарить подарки, то наши кураторы следят, чтобы они ничего не носили в детский дом. Иногда говоришь про это, говоришь, а наставник спрашивает: «Что, даже печеньки нельзя?» Да, отвечаем, даже печеньки нельзя.

Главная цель проекта — создать доверительные отношения между ребенком и его наставником, чтобы после выпуска из детского дома ребенок мог обращаться к нему за любой помощью. «Если между ними будут только "подарочные" отношения, то доверия и дружбы не будет»,— поясняет Землянова.

Детям объясняют, что наставник — это не приемный родитель. За шесть лет работы программы только два наставника стали приемными родителями, и Землянова говорит, что это исключение, а семейное устройство — не цель проекта. «Ребята понимают, что наставник — это человек, от которого нельзя получить какую-то прямую выгоду,— объясняет она.— Это старший друг, товарищ, к которому можно обратиться за советом, помощью, похвастаться, пожаловаться, эмоционально сблизиться».

Есть и другие правила, связанные с необходимостью обеспечить детям физическую и психологическую безопасность. Все встречи с подопечным в детском доме наставник должен согласовывать с куратором фонда, который работает с учреждением. Наркотики, алкоголь, сигареты — запрещены. Любые подарки нужно сначала согласовать с куратором. Прогулки с подопечными наставники тоже согласовывают. Можно пойти в кино, в кафе, в музей или театр, можно пригласить ребенка к себе в гости. Но если наставник хочет забрать подопечного домой на выходные или поехать с ним на дачу, в поход, съездить на Алтай — для этого нужно оформить гостевой режим в органах опеки и попечительства. По словам Анастасии, 30% наставников оформляют гостевой режим. Нельзя водить детей на экстремальные мероприятия: прыгать с парашютом, с тарзанок, нельзя давать им лекарства. Наставник не может спрашивать о прошлом ребенка, о его семье или о том, как он попал в детский дом,— пока ребенок сам не начнет об этом рассказывать, тема табуирована.

«В какой-то момент ребенок про это обязательно заговорит,— убеждена Анастасия,— но большинство детей не готовы выкладывать это на первой встрече. У нас есть ребята, которые только спустя год общения с наставником начали говорить о своем прошлом»

Также наставнику запрещено нарушать права ребенка, повышать на него голос, бить его. И нельзя обещать ребенку то, что, возможно, не получится выполнить.

— Например, ребенок говорит: «Давай в следующий раз сходим в зоопарк?» Наставник отвечает: «Конечно, сходим!» Но у него может появиться работа, и он не сможет прийти. В детском доме может быть экскурсия, выезд, мероприятие — поход в зоопарк сорвется, и наставник будет виноват в том, что не выполнил обещание. Это подорвет доверие ребенка к нему. Лучше ответить ребенку так: «Если меня отпустят с работы, и я согласую с директором, тогда мы с тобой сходим в зоопарк».

В начале пандемии программа наставников работала только в онлайн-режиме — детские дома были закрыты на карантин. Только спустя девять месяцев наставники смогли вживую увидеться с детьми. Но даже онлайн-общение сильно поддерживало детей, говорит Землянова: «Они понимали, что наставники их не забыли, и что люди во всем мире стали реже видеться, и что это закончится. И когда они наконец встретились с наставниками, то их доверительные отношения укрепились — они поняли, что даже во время пандемии старшие друзья не бросили их и поддерживали».

«Наставник не защищает от всех бед, но воздействует на решения, которые принимает подросток»

Анастасия Сорокина, куратор программы наставничества благотворительного фонда «Арифметика добра», Москва:

— Программа наставничества в «Арифметике добра» развивается с 2016 года. Сегодня у нас — более 160 наставнических пар. В программу принимаем ребят старше 14 лет, живущих в детских домах, а также выпускников детских домов. По статистике, более 70% воспитанников детдомов — подростки. Эту категорию детей сложнее всего устроить в семьи. По нашим наблюдениям и по данным исследований, выходя из учреждения, подростки получают «травму свободы» — им хочется все попробовать, у них много соблазнов, но они мало что умеют и не понимают, как устроена взрослая жизнь, какую ответственность несет взрослый человек за свои поступки и как справляться со своими желаниями.

Мы считаем, что в период перед выпуском из детского дома и в первое время после выпуска ребят должны поддерживать взрослые. Такой взрослый доступен для контакта, способен поддержать в трудной ситуации, поделиться своим опытом, рассказать и показать, какие правила нужно соблюдать, чтобы не попасть в неприятную ситуацию, и к кому можно обратиться за помощью, если что-то произойдет.

Все наставники должны пройти обучение. У нас — двухэтапная система обучения. Сначала кандидаты четыре недели учатся в онлайн-школе, потом они приходят на индивидуальные консультации с психологом и посещают тренинг, который длится шесть часов. После такого обучения наши специалисты проводят консилиум и рассматривают кандидата — насколько он ресурсный, какие есть риски, на что нужно обратить внимание сопровождающим специалистам. И если принимается решение, что кандидат готов, из базы данных в наставническую пару подбирается ребенок — наставник не сам выбирает ребенка, такой выбор делают наши специалисты. Иногда кандидат не подходит для тех детей, которые есть в базе, и тогда приходится ждать.

Когда пара сформировалась, ее сопровождает куратор нашего фонда, он ежемесячно проводит супервизию с наставником — обсуждают проблемы, разбирают ошибки.

По нашим правилам подросток и наставник должны заключить договор минимум на год. Когда срок договора заканчивается, они собираются вместе с куратором и подводят итоги — что получилось, чего удалось достигнуть, а чего — нет, хорошо ли они взаимодействуют, хотят ли дальше общаться. Больше 95% наставнических пар общаются и дальше. Средний срок активного взаимодействия наставника и его подопечного — два года. После двух лет отношения становятся другими — там уже наставничества как такового нет, а есть дружба: молодой человек уже вошел и в семью наставника, и в круг его друзей, наставники тоже близко знают семьи молодых людей, становятся крестными их детей.

Большинство наших наставников примерно через полгода общения оформляют гостевой режим — по закону иначе нельзя пригласить ребенка в гости. У нас есть несколько случаев, когда наставники забрали детей в свою семью, оформив опеку. Бывает и так, что ребенок уже вырос, ему осталось несколько месяцев до выпуска из детского дома, и наставник забирает его домой — чтобы в семье ребенок легче пережил «травму свободы». Бывает, что выпускник получает квартиру, наставник помогает ему сделать ремонт, обустроить жилье и на это время разрешает пожить у себя дома. Но такая помощь выходит за рамки наставнических обязательств и зависит от отношений наставника и подопечного.

Почему мы считаем, что наставничество очень важно для ребят из детских домов?

Наставник не защищает от всех бед, но воздействует на решения, которые принимает подросток. Его мнение для ребенка становится авторитетным. Он рассказывает, предупреждает, порой ругает, но это не значит, что ребенок не совершит ошибок. Ошибки будут, но можно оступиться и стать изгоем, а можно после собственной ошибки сделать выводы и жить дальше. Выводы после совершения ошибок очень важны для выпускника детского дома.

Бывает так: молодой человек вышел из детского дома, у него на счете накоплены деньги, его встречает другой, старший выпускник и говорит, что точно знает, как можно вложить деньги, чтобы их стало еще больше. Отдав деньги, человек через какое-то время понимает, что его обманули.

Он приходит к наставнику, они разбирают ошибки, пишут заявление в полицию, наставник объясняет: «Мы сделали что могли, но разбирательство, скорее всего, ни к чему не приведет, потому что ты сам, добровольно, отдал деньги. Постарайся понять, что в следующий раз так делать не надо». Получив такой опыт, этот молодой выпускник расскажет другим выпускникам: «Ребята, обратите внимание, вот здесь такие товарищи водятся, пожалуйста, ни в коем случае не давайте им деньги».

С фондом «Солнечный город» у нас крепкие партнерские связи, и, хотя у нашего фонда есть собственная технология наставничества, мы с ними идейно во всем согласны. В России несколько крупных благотворительных фондов тиражируют свои технологии наставничества. Мы считаем, что такие программы должны быть в каждом регионе. Наша технология наставничества реализуется в девяти регионах.

«Для сироты нет простых задач»

Диана Машкова, писатель, руководитель автономной некоммерческой организации «Азбука семьи», Москва:

— Каждому ребенку нужна семья. Но если семью найти не удалось, то жизненная необходимость для ребенка в детском доме — близкий взрослый, наставник. Ребята после выхода из детских домов часто остаются одни — словно на чужой планете. Многие годы они жили по законам сиротских учреждений, на всем готовом, без необходимости нести личную ответственность, без трудового опыта. Это плохая подготовка к самостоятельной взрослой жизни. Поэтому большинству ребят нужен проводник в самостоятельную жизнь — значимый взрослый, которому этот молодой человек будет небезразличен. И нужна кропотливая совместная работа выпускника детского дома и взрослого наставника — над развитием бытовых навыков, навыков управления финансами, трудовых навыков, навыков построения отношений.

В моей книге «Я — Сания» рассказывается история художницы Сании Испергеновой — когда она вышла из детского дома, она боялась всего вокруг, избегала людей. Она бы не справилась сама. Хорошо, что ее наставником стала психолог из детского дома, к которой Сания могла обращаться по любому поводу и в любое время. Благодаря этой женщине замкнутая девочка сумела раскрыться — она поверила в свой талант, поступила в колледж Фаберже, стала художницей. Наставник была с ней рядом, когда девушке нужно было учиться самостоятельной жизни в квартире. Она не умела готовить, не умела включать плиту, не понимала, как устроен быт. Она боялась засыпать одна, ведь в детском доме вокруг всегда были люди. И каждый вечер наставник по несколько часов говорила с ней по телефону, успокаивала ее.

Мой старший приемный сын Гоша от рождения до шестнадцати с половиной лет жил в детском доме. Когда мы с ним встретились, он находился под следствием, у него не было шансов окончить школу (его не допускали к ОГЭ) и он не понимал, что ему делать со своей жизнью. Конечно, с таким взрослым парнем многие задачи нужно было решать в срочном порядке. Доучивались мы с ним в школе вместе. Тренировались решать бытовые вопросы — вместе. Покупки и траты тоже планировали вместе. Был такой случай: уже после того, как Гоше исполнилось 18 лет, он за один день потратил 300 тыс. рублей — половину своих накоплений. Вторую половину удалось спасти только потому, что мы с мужем уже были для него авторитетом и он к нам прислушался. Но навыкам управления финансами ему еще долго пришлось учиться, это оказалось не так просто, как может показаться. Для сироты нет простых задач — ему всегда нужен свой взрослый, чтобы справиться с любой возникшей проблемой.

Если у выпускника детского дома есть наставник, то шансы на успешную адаптацию в обществе у него гораздо выше. Взрослые, подготовленные к работе с сиротами, передают им свои знания и умения, помогают им поверить в себя, показывают пример нормальной, социальной жизни.